ВДОХНОВЕНИЕ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ВДОХНОВЕНИЕ » Сергей Лукьяненко » Чистовик


Чистовик

Сообщений 21 страница 27 из 27

21

21

У всего должен быть финал. Нет ничего ужаснее, чем обнаружить - конец еще вовсе не конец. Бегун, разорвавший грудью финишную ленточку и увидевший, как впереди натягивают новую; боец, подбивший танк и обнаруживший за ним еще парочку; долгая тяжелая беседа, закончившаяся словами «а теперь давай поговорим серьезно»...
Финал должен быть хотя бы для того, чтобы за ним последовало новое начало.
Когда я увидел на горе циклопическую башню функционалов, я поверил в то, что нашел их сердце. Я не знал, сумею ли победить. Но я хотя бы поверил в конец пути.
А он, похоже, только начинался.
Я поковырял носком каменную мостовую. Огляделся.
Здравствуй, маленький польский город Эльблонг...
И не думал, что снова судьба занесет...
— Кирилл?
Из портала я вышел на площади, рядом со столиками кафе. Было, конечно, уже холодно, но рядом с разноцветными зонтиками стояли включенные газовые грелки - эдакие высокие металлические грибки с маленькими шляпками. Европа, что говорить. Я усмехнулся, вглядываясь в привставшую из-за столика девушку. Вечер, темно, из освещения - только свечи на столиках и красный отсвет раскаленной каталитической решетки.
— Привет, Марта.
Мужчина напротив нее вытаращился на меня. Я взял пустой стул от соседнего столика и присел между ними.
— И тебе привет, Кшиштоф Пшебижинский.
— Ты чокнулся, - с убежденностью сказал полицейский. - Марта, он чокнулся!
— Не знаю, - задумчиво сказала Марта, разглядывая меня. - Тебя, похоже, жизнь помяла за эти дни...
— Дни? - удивился я. - Ах да, и впрямь. Помяла.
Подошел официант.
— Prosze pana, chcialbym dostac porcje waszych firmowych flakow, salate jakas, czyzby miesna, Cesarz moze byc, - сказал я. - I Zubrowke, dwiescie gram.
Официант повторил заказ и удалился. Я насмешливо смотрел на Кшиштофа.
— Твоего сообщника мы тоже поймаем, - пригрозил полицейский. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ага. Скажите, пан Кшиштоф, а если бы я был не из России - вы бы меня так же азартно ловили?
— Конечно, - возмутился Кшиштоф. - Это моя функция! Хотя, конечно, русских я не люблю.
— За что?
— А за все, что было!
— Странно, конечно, - сказал я. - У всей Европы друг с другом постоянно все было, только пыль летела. А не любят только нас... Ладно, это не важно.
Официант принес водку и салат. Я опрокинул рюмку и стал есть.
— Что тогда важно? - напряженно спросил Кшиштоф.
— Что мне делать дальше. Что с вами делать, и вообще...
Кшиштоф не выдержал. Встал, зашел сзади, опустил руку мне на плечо, надавил, пригибая к столу.
Я ел салат. Кшиштоф пыхтел за спиной. Потом забросил согнутую в локте руку на мою шею и попытался сжать.
— А вкусно, - сказал я. - Хотя напихали в «Цезарь» синтетической заправки, нет бы свежую сделать.
— Кшиштоф, не позорься, - тихо сказала Марта. - Ты что, не видишь? Он в функции.
Полицейский отпустил. Отступил на шаг. Неуверенно произнес:
— В какой еще функции... Он убийца, он свою функцию сам разрушил...
— Не знаю, в какой, - сказала Марта. - Только я бы посоветовала его не трогать. А то он скатает тебя в футбольный мяч и закатит под стол.
— Хорошая идея, - хмыкнул я. Накативший во время поединка робота и не-ангела адреналин бурлил в крови. Даже функционал не свободен от физиологии.
Кшиштоф вернулся на свое место.
— Я вообще-то не знаю, зачем к вам пришел, - сказал я. - Ну, то есть знаю... спасибо тебе, Марта.
— За что?
— За рассказ про ангела, который с криком падал с небес на камни. Ты меня спасла, спасибо тебе.
— Всегда запросто, - фыркнула Марта. Ее происходящее скорее веселило, чем пугало. - Так ты кто, Кирилл? Может, ты теперь новый куратор?
— Не-а, - ответил я и опрокинул еще одну рюмку. - Все гораздо смешнее. Мне надо что-то выбрать. И я нахожусь в процессе выбора... вот ведь как сложилось. Марта... а если я стану куратором? Как на твой взгляд, хорошо это?
— Мне кажется, это никакой роли не играет.
— Умница, - сказал я с радостью. - В том-то и дело. Не играет никакой роли. Если есть кто-то главный, то его можно убрать. Свергнуть злого тирана, занять его место... и самому стать тираном, злым, но иначе. Но что делать, если главного нет? Если ни от кого ничего не зависит? Если вся система сама себя поддерживает? Тогда ничего сделать нельзя... Допустим, я куратор...
— Ты не куратор! - раздраженно сказал полицейский. - Марта, ну какой из него куратор? Я согласен, с ним что-то странное, и не надо... спешить с действиями. Я сегодня же пошлю отчет.
— Кому? - заинтересовался я.
— Куратору! Настоящему!
— Голубиной почтой в Шамбалу?
Лицо Кшиштофа налилось кровью, усы встопорщились.
— Письмом! Как всегда пишу! Только на этот раз не про человека, у которого наблюдается способность стать функционалом, не про ссоры и свары, а про... про тебя.
— И ты пишешь куратору?
Что-то прозвучало в моем тоне, заставившее его ответить, хотя приступ откровенности уже закончился.
— Откуда я знаю? Акушерам, куратору... еще кому-то. Сами разберутся. Мое дело маленькое - порядок на территории поддерживать.
— Да, распределенная власть, - сказал я разочарованно. - К сожалению, все так и есть. Как у простейших... нервные ганглии рассеяны по всему телу, мозга нет. Очень эффективно...
И тут меня будто обухом по голове ударило. Я привстал и воскликнул:
— Кшиштоф! Дорогой ты мой польский дружище! Дай-ка я тебя расцелую!
Нервы у полицейского сдали окончательно. Он с грохотом вскочил из-за стола, опрокидывая и свою тарелку с недоеденным бифштексом, и бокал с минералкой, которую пил.
— Он псих, Марта! Уйдем!
Перепуганный полицейский-функционал - редкое зрелище.
Марта с подозрением уставилась на меня.
— С чего вдруг такая любовь к пану Кшиштофу?
— Навел дурака на мысль, - сказал я, лучезарно улыбаясь. - Не зря я к вам заглянул. Ох не зря!
— Пожалуй, ты прав, Кшиштоф, - сказала Марта и встала. На секунду помедлила, спросила: - У тебя деньги-то есть расплатиться?
— Откуда? - весело ответил я. - Я известный жиголо, за меня девчонки в ресторане платят.
Марта молча положила на стол несколько крупных купюр, и они с Кшиштофом ушли.
Но даже это не испортило мне настроения. Я извинился перед рассерженным официантом за несдержанность моих друзей и помог поднять стул, опрокинутый полицейским. Увидев на столе деньги, официант сразу подобрел. Мне все-таки принесли фляки, и я поел. А после заказал кофе и мороженое.
Надо же когда-то исполнять детские мечты?
Наесться мороженого до отвала, прокатиться на пожарной машине, спасти мир...
Интересно, есть ли функционалы-пожарные? Эдакие огнеупорные и отважные, спасающие из огня особо ценных людей?
А потом послышался слабый шум мотора. К кафе подъехала и остановилась машина - маленький городской автомобильчик, на заднее сиденье которого если и впихнешь кого, так это двух детей или крупную собаку. Из-за руля неторопливо вылез мужчина средних лет в красивой форме польской почтовой службы. Бикнула сигнализация, он запер машину и пошел в мою сторону.
Я пил кофе и смотрел на него. На первого, кого увидел две недели назад, став функционалом: почтальона, приехавшего на шарабане, как это принято в Кимгиме...
— Вам письмо, - сказал почтальон, кладя передо мной конверт и усаживаясь на место Кшиштофа.
— Это он, это он, наш функциональный почтальон! - весело сказал я.
— Так и думал, что вы нечто подобное произнесете. - Мужчина смущенно улыбнулся. Потер переносицу. - Так вы говорите - ганглии? По всему телу? Хорошее сравнение.
— Мозга может и не быть, - сказал я. - А вот нервы - обязаны иметься. Решение может принимать любой, в чьи обязанности это входит. Но кто-то должен донести сигнал от рецептора до эффектора. Даже если никакой мозг по пути в обработку сигнала не вмешивается... От кого письмо? От пана Пшебижинского?
— Что вы! Он еще пишет. Да и к вам это письмо отношения не имеет, это такой вопль души... обращенный к куратору или к службам Аркана. Не знаю, если честно, как у него получится.
— Тогда от кого? - спросил я тоскливо, глядя на конверт. Старый-престарый, с маркой за пять копеек, надписью «СССР» на марке и смешной гордой надписью «АВИА». На конверте ничего не было написано.
— Вы же прекрасно знаете, Кирилл. Это письмо от вашего непутевого и сентиментального друга Коти. Некая довольно напыщенная форма вызова вас на поединок. К сожалению, все вернулось к событиям прошлой недели. Вам двоим вместе не ужиться, как и предупреждал хранитель музея.
— Он жив?
— Полчаса назад был жив. Я отнес его письмо в Аркан. Знаете, а вы произвели на него хорошее впечатление. Он выступает за то, чтобы вас прекратили преследовать, за то, чтобы куратором Демоса стали вы.
— Какое неожиданное дружелюбие... - пробормотал я. Распечатал конверт. - А вы не боитесь арканцев? Если обычная пуля из их автомата свалила хранителя...
— О, не беспокойтесь, Кирилл. Во-первых, дело не только в пуле, но и в том, кто стрелял. А во-вторых... Аркан совершенно безопасен. Он занимается исключительно своими функциями. Правит миры, сохраняет в них порядок...
— Зачем править миры?
— Для того, чтобы желающим было куда пойти, Кирилл.
— Пойти? Мы же привязаны.
— А с чего ты взял, что речь о функционалах? - Почтальон поправил очки. - Ты все время повторяешь одну и ту же ошибку. Предполагаешь, что мы нечто большее, чем слуги. Кирилл, ау! Первобытные времена, когда самый сильный значило самый главный, давно прошли. Самые умные просиживают штаны в лабораториях. Самые сильные надрывают мышцы на потеху публике. Самые ловкие и смелые работают телохранителями, самые меткие и безжалостные - киллерами. О да, если у тебя чудесный голос - ты станешь всемирной звездой, и концерты твои соберут стадионы. Но ты все равно будешь петь на вечеринках мультимиллионеров и на саммитах политиков, надрывать горло ради горстки пресыщенных стариков и их самодовольных детей. У тебя будет очень длинный поводок из шелка или цепь из золота. Но ты все равно будешь на цепи! Что ты хочешь, найти власть? Так она вокруг, Кирилл! Власть - это деньги, положение, связи. Когда солидный человек проходил сквозь твою башню в другой мир на концерт - ты что, не понимал, что твоя функция - швейцар у дверей! Хочешь уничтожить нас? Уничтожь всю власть в мире! Только на смену ей придет другая власть, и мы все равно окажемся ей нужными... Что ты мне хочешь сказать? Небось про Твердь? Ничего особенного, та же самая власть, только по идейным принципам изолировалась! Так советские вожди ездили отдыхать в Сочи, хоть им и хотелось в Ниццу! Вот и упертые кардиналы вместо слуг-функционалов предпочли создавать своих... биологических функционалов. Ничего, мы не спешим. Пройдут годы, им станет слишком тесно, и они придут к нам. Вначале с предложением мира, потом сотрудничества. А потом обнаружат, что в Библии очень даже положительно отзываются о таком мироустройстве, и сольются со всеми мирами Веера...
Он снял и протер очки. Заговорил уже с явным раздражением:
— Ты, вероятно, думаешь: «Вот сейчас я выхвачу нож или схвачу эту стальную дуру, силенок-то хватает, и приложу гада-почтальона. Почтальон во всем виноват». А я не виноват, Кирилл. Я выполняю свою функцию. И когда я умру, а мы все рано или поздно умираем, кто-то проснется, и его не узнают жена и дети. Он выйдет на улицу и увидит маленькую машину с ключами в замке зажигания. Сядет в нее. И поймет, что это и есть его функция. Из мира в мир с письмами и телеграммами, газетами и записками... А не будет справляться, придет еще один почтальон. Да, в твоем понимании руководства - я куда более важное звено, чем любой куратор или зажившийся до потери человеческого облика хранитель музея. Но и я лишь звено. Абсолютно заменимое. Как все мы. Ничего не значит личность в масштабе истории, важна лишь функция. Знал бы ты, сколько человек приходится ухайдокать, чтобы предотвратить одну-единственную войну! Свято место... оно пусто не бывает.
— Я бы сказал иначе. Грязь свинью найдет.
Почтальон фыркнул. Посмотрел на часы.
— Ну что, убивать меня будешь? Нет? Тогда читай письмо, я должен доставить ответ.
Я достал листок, вырванный из обычной школьной тетрадки. И хмыкнул.
— Да, вы с Константином похожи, - сказал почтальон. - Если дали линованную, пиши поперек...
Я не слушал его. Я читал.

Кирилл!
К моему огромному сожалению, события приняли именно тот оборот, которого я и, смею надеяться, ты боялись. На этом плане бытия нет места для нас двоих. Я понимаю твое нежелание покидать свой мир. Более того, я на твоем месте поступил бы так же.
Настоящим письмом я официально вызываю тебя на поединок. Место, время, допустимое оружие предлагаю выбрать тебе. В сложившейся ситуации я не могу пожелать тебе удачи, однако прими мои уверения в искреннем дружеском расположении и пр.
Твой друг Константин.

P.S. Иллан передает тебе привет. Я думаю, нам не стоит ставить ее в известность о происходящем.
P.P.S. Собственно говоря, я изрядно зажился на этом свете. Извини старого византийского раздолбая за постоянное вранье. Но я так привык жить разными жизнями, что порой сам себе верю.

Я бережно сложил листок и спрятал в карман.
— Каков ответ? - нервно спросил почтальон. - Я бы очень попросил ответить оперативно. Меня ждут уже три человека в двух мирах. Кстати, обрати внимание, твой друг предлагает тебе выбор оружия. Очень благородно! Я бы посоветовал даже не рассматривать варианты с мечами, шпагами и прочими колюще-режущими предметами, они ему гораздо более знакомы.
— Он когда-то был известным человеком? - задумчиво сказал я.
— Весьма. И пользовался услугами существовавшей в ту пору функциональной сети. Но сложилось так, что он предпочел не переселиться в другой мир, а сам стал функционалом. Довольно редкий расклад. Как правило, успешный человек быстро выполняет все то, что хотел изменить в мире, и дальше уже в функционалы не годится... Так что ему ответить?
— Я ему позвоню, - сказал я.
Почтальон вздохнул.
— Хорошо. Я так и предполагал. Тогда, с вашего разрешения, я откланяюсь. Конечно, если вы все-таки не собираетесь меня убивать.
— Нет, - сказал я. Приподнялся и что было сил вмазал почтальону по лицу. Он с грохотом повалился, а несчастный стул, испытав второе падение за день, развалился. Утирая кровь с лица, почтальон болезненно вскрикнул, коснувшись челюсти. Поднялся.
— За что?
— За кардинала Рудольфа, за Элису. За собачек с Тверди. Думаешь, я не узнал голос из-за маскировки?
— Это операция арканцев, я лишь вызвался сопровождать. Я даже не был вооружен!
— Верю. Потому и не убил.
Официанты спешили к нам втроем, а в глубине кафе девушка из персонала звонила по мобильнику - несложно было догадаться куда.
— И все равно, - придерживая челюсть и слегка шепелявя, сказал почтальон. - Лично я желаю вам победы.
Он повернулся и твердым шагом удалился к машине. Я повернулся к официантам. Очень хотелось кому-нибудь навешать оплеух. Ребята были крепкие, но что-то во мне их смутило, и они остановились.
— Пан, это возмутительно! - выкрикнул один.
— Совершенно с вами согласен. - Я взял графинчик и прямо из горла допил остатки зубровки. Идиотская травинка не преминула завязнуть в зубах.
Одной рукой держа у рта графин, я начал другой писать в воздухе. Огненные письмена срывались с пальцев легко и охотно. Один из официантов перекрестился, а два других остолбенели. Из-за дальнего столика, где тихонько миловалась влюбленная парочка, донесся истерический визг.
— Пока, ребята, - сказал я и шагнул в портал.
Ну вот, еще и графинчик стырил...
Так и рождаются нездоровые сенсации.

Голова слегка кружилась. То ли прыжки сквозь пространство тому виной, то ли выпитая водка... Я стоял в подъезде. Обычном, чуть грязноватом подъезде не элитного, но и не совсем уж запущенного многоэтажного дома.
Я поставил графинчик на батарею и выплюнул травинку. Постоял, глядя на двери лифтов. На одной висела приклеенная скотчем бумажка: «Не функционирует, мастер будет завтра». Судя по виду, бумажка висела уже дня три.
Интересно, сколько сейчас времени?
За окнами ночь. Но слышны голоса, собачий лай. Часов одиннадцать, наверное. Время выгула собак в московских дворах...
Я знал, где нахожусь. В конце концов, в этом доме прошло мое детство. На площадке третьего этажа мы с одноклассником Вовкой первый раз закурили и сошлись на том, что сигареты - дрянь, но надо же быть взрослыми. А после восьмого класса мы с ним же и двумя девчонками выпили там бутылку паршивого сладкого шампанского, после чего я первый раз целовался... вначале с Машей, а потом с Ленкой. Было смешно и почему-то совсем не сексуально.
Подойдя к почтовому ящику, я поддел дверцу и открыл ее без ключа. Достал свежий номер «Комсомолки» - отец упрямо выписывал газету домой, а не покупал в киосках, как все нормальные люди, рекламный проспект супермаркета «Грошик» и листок с предложением подключить интернет от «Корбины-телеком» по льготным условиям. Я поискал глазами картонный ящик, который обычно стоял тут для всякого мусора, но его не нашлось. Пришлось рекламу засунуть в карман. Вызвав тот лифт, что работал, я поднялся на восьмой этаж. Постоял у дверей, прислушиваясь. Потом позвонил.
Заливисто залаял Кешью, отрабатывая свою функцию.
Щелкнули замки. У замков простая работа. Всунули ключ, проверили, тот ли, повернулся... Так бы и людям - по-простому.
— Кирилл? - Отец стоял в дверях в одних семейных трусах и майке. - Что ж ты без звонка? Заходи, сына...
Кешью клубком выкатился на лестницу, запрыгал у ног. Я подхватил его и вошел.
— Принарядился, я вижу. - Отец внимательно осмотрел меня. - В Хохляндии, что ли, джинсы купил?
— Ага, там дешевле оказались, - согласился я, стаскивая с ног ботинки. Язык Кешью ходил по моему лицу, время от времени пес недовольно фыркал.
Отец картинно принюхался:
— Ты пил, что ли?
— Чуть-чуть. В поезде.
Вышла мать в халате. Тут же высказала:
— Да на тебе лица нет. Похудел. Есть будешь?
— Я поел. - Я так и стоял, задумчиво глядя на родителей. - Я пойду, наверное. Я за Кешью зашел. Денег немного одолжите на такси. А то я поменять не успел, а обменники закрыты.
— Ты что, Кир, и чая не выпьешь? - возмутилась мать. - Может, у нас ляжешь? От тебя водкой несет.
— Да я нормально, мам, - запротестовал я. - Ну чай выпью, да. Только быстро.
Мать пошла на кухню, недовольно ворча вполголоса. Отец внимательно разглядывал меня.
— Как-то изменился, Кирилл.
— Что-то не так?
— Будто повзрослел.
— Папа, куда уж больше, мне не десять лет! Может, постарел?
— У тебя глаза стали серьезными. - Отец вздохнул, забрал из моих рук газету. - Пошли пить чай. Заходишь раз в три дня...
— В три дня? - тупо спросил я.
— Ну ты когда в свой Харьков-то поехал? Три... нет, четыре дня. Тем более. Мать знаешь как скучает...
— Четыре дня, - задумчиво сказал я. - В поездках... время по-другому идет. Мне казалось, я очень давно вас не видел...
Чай был вкусный, свежий. Мать никогда не заваривает пакетики, только в чайнике. Говорит, что от пакетиков пахнет бумагой... Я послушно пил чай, ел какой-то приторный тортик. Кешью улегся у ног, сунул нос в мои носки, недовольно чихнул, но все-таки свой пост не покинул.
— У тебя подруга, что ли, в Харькове завелась? - мимоходом полюбопытствовал отец. Этот вопрос они явно обсуждали, когда я ни с того ни с сего (в их понимании) сорвался из Москвы, сбросив на них собаку.
— Да нет, не подруга, скорее боевой товарищ. - Я усмехнулся.
Мать, до тех пор бдительно следившая за мной - не слишком ли сильно я подшофе, не уложить ли меня в гостиной на диване, - встрепенулась:
— Что еще за «боевой товарищ»? Ты что, связался с какими-то неформальными организациями?
Я поперхнулся чаем.
В некотором смысле мать попала в самую точку.
— Да нет, мам. Это так, фигура речи...
— Не дергай ты его, - сказал отец. - Сын у нас не дурак, стадным инстинктом не страдает. Захочет - расскажет. Дело молодое.
Я допил чай, встал. Жалобно попросил:
— Ну так как? Дадите на такси?
— Дадим, - сказал отец. - А то оставайся? У меня коньячок есть, выпьем еще по рюмочке...
— Данила! - В голосе мамы прорезался металл. - Это еще что за полуночный алкоголизм?
— Я как врач утверждаю, от рюмки коньяка перед сном...
— Он уже свою рюмку выпил! Кирилл, я сейчас деньги принесу. Может, проводить тебя? Или вызвать такси?
— Мам, ну со мной же Кешью, кто нападет на человека с таким свирепым охранником! - взмолился я. - А вызывать... ну их, я на улице поймаю, в два раза дешевле доеду...
Как ни странно, но ссылка на Кешью их успокоила. Хотя, конечно, главным способом защиты хозяина у Кешью было бы зализывание врага до смерти.

На улицу я вышел в своей старой куртке, которую разыскала мать, сообразив, что я «в одной ветровочке». Еще и пришлось выслушать лекцию о том, как легко потерять здоровье и как важно его беречь. На мой взгляд, куртка Дитриша вполне бы сгодилась добежать до дороги и поймать тачку, но я спорить не стал.
Кешью, сообразив, что мы идем домой, радостно рвался с поводка. Я стоял в круге света от фонаря и держал поднятую руку. Мне что-то не везло, машины проносились мимо, никто не хотел подзаработать.
Наконец, взвизгнув тормозами, остановился потрепанный «жигуль». Я приоткрыл дверцу - и расхохотался.
— О, постоянный клиент! - весело сказал водитель-кавказец. - Садись!
— Я с собакой, ничего?
— Ничего, собака тоже человек. Садись.
Я сел в уютное прокуренное тепло, впустив Кешью на заднее сиденье и строго велев лежать.
— Там тряпка валяется, лапы ему оботри, - сказал водитель. - Хорошая собака. Породистая?
— Ага...
Перегнувшись назад, я вытирал Кешью лапы. Машина уже ехала.
— Тебе в Медведково, да? Как ты, проблемы свои решил? Помню, ты по всему городу мотался, беда какая-то случилась, да?
— Было дело, - согласился я. - Да и не решил ничего, если честно. Так, решаю...
— Всех проблем не решить, - философски сказал водитель.
Я достал сигаретную пачку. На дне болталось две папиросы.
— Будете? - спросил я. - Табак простой, но издалека привезенный. У нас не достать.
— Угости, если не жалко.
Кешью сзади чихнул, высказываясь и о курении вообще, и о курении папирос в машине.
— Хороший табак, - вежливо сказал водитель. - Крепкий.
— Да, пожалуй, это можно сказать, не кривя душой... - согласился я. - Как у вас дела-то идут?
— Резину поменял, - похвастался водитель. - Хотел зимнюю ставить, а потом решил универсальную. Зимы-то сейчас какие, теплые зимы... Кручу баранку, вот и все дела.
— Такова функция, - задумчиво сказал я.
— Э, разве это моя функция? Думаешь, если человек с Кавказа, он или на рынке торгует, или руль крутит? Я инженер-гидромелиоратор. Успел институт окончить. А так все сложилось... - Он помолчал. - Не я решил, поверь. За меня все решили большие толстые дяди. Что ж, буду руль крутить. Тоже работа.
— Тоже работа, - согласился я. - И раздавать приказы - тоже работа...
— Это все не главное. Главное, это жить. Ты парень молодой, думаешь, у тебя впереди вечность. А главное все-таки жить. Живой осел важнее дохлого льва.
Я молчал. Кешью возился на заднем сиденье.
Если я умру, как тяжело ему будет.
Не говорю уж, как плохо будет родителям.
А у Коти - только Иллан, да и то... он подруг всегда менял как перчатки.

0

22

22

Говорят, что от судьбы не уйдешь.
Правда, некоторые считают, что человек - сам творец своей судьбы.
А вот я думаю, что все они правы.
Человек - это и есть судьба. Всегда есть то, что ты можешь изменить. То, через что способен перешагнуть. А есть и то, что никогда не совершишь. На что не способен. Хоть о стену головой бейся.
Я читал несколько книжек, где авторы доказывают, будто человек способен на все. Помести его в соответствующую обстановку - так он будет и говно жрать, и горла грызть. Некоторые очень убедительно это доказывают. Только мне все равно кажется, что такие книжки доказывают лишь одно: именно этот человек готов и жрать, и рвать. Иначе все неправильно. Иначе все зря.
Поэтому я всегда любил плохие книжки. Те, в которых говорится, что человек даже лучше, чем он сам о себе думает.
Я сидел на кухне, курил, пил кофе чашку за чашкой. Вредно для сердца, наверное. Но чего мне бояться, пока я в процессе выбора? И уж тем более когда стану функционалом-куратором.
Ну а если не стану - то мне уже никогда не придется заботиться о здоровье.
Телефон лежал передо мной на столе. Кешью, потеревшись некоторое время на кухне, понял, что полуночная закуска ему не светит, и ушел спать на мою кровать, подальше от света и курева.
Если у тебя под окнами чадит завод, то можно переехать туда, где нет заводов. Или добиться, чтобы завод закрыли.
Но если отрава разлита в воздухе, если ни в горах, ни на острове посреди океана от нее не спрячешься? Если ее выделяет все вокруг? Если она всех устраивает, как галлюциногенный воздух Нирваны несчастных ссыльных?
Тогда что остается?
Прекратить дышать.
Или притерпеться.
Наверное, я сейчас и впрямь силен. Если уж сумел одной пулей уложить не-ангела, древнего и сильного функционала. Если отвесил плюху почтальону, если не обратил внимание на потуги полицейского. Да еще и весь наш мир зависит от моего благополучия, так что уничтожать меня рискованно.
Наверное, я справлюсь с Котей.
И займу его теплое местечко. Буду захаживать на Тибет, как к себе на кухню. Прыгать из мира в мир, путешествовать, отдыхать. Работа-то непыльная. Так, перекинул распоряжение от одних функционалов другим, и можно дальше бездельничать. Займусь каким-нибудь коллекционированием. Начну писать детективы или философские трактаты.
Заскучаю - отправлюсь на родину функционалов, на Землю-шестнадцать. Интересно, почему они все-таки дали ей номер, да еще и такой странный? Для маскировки от слишком любопытных таможенников? Или в порядке миров Веера есть какая-то непонятная мне гармония? Возможно...
Вулканические пустыни меня мало интересуют, а вот музей с его крылатым хранителем - дело интересное.
А уж все на свете наскучит - напрошусь в Аркан. Буду менять другие миры. Вдруг получится сделать лучший? Такой, где никому не нужны будут функционалы. Где все будет хорошо.
В конце концов, другого выхода нет.
Я смотрел на телефон и твердо знал, что Котя тоже сейчас не спит. Ждет моего звонка. Надо достать бережно сохраненную бумажку и набрать длинный номер спутникового телефона...
Телефон звякнул.
Я схватил трубку, нажал «прием». Медленно поднес к уху.
— Алло! Не разбудил тебя?
— Нет, - ответил я. - Сижу, кофеем балуюсь.
— Мне тоже не спится, - утешил меня Котя. - Сижу, дурью страдаю. Сочиняю стихи.
— Лирические или торжественные?
— Сатирические. Про то, как старику-ветерану Василию Теркину прислали повестку в армию. Вот слушай... «Развернул. Читает громко Несгибаемый солдат: «Прибыть вам, Василий Теркин, Завтра в райвоенкомат!» Отложил бумагу Теркин, Посмотрел из-под очков. - Что же с Родиной случилось, Раз зовете старичков? Мнется лейтенант безусый, Покрасневший от стыда: - Видно, злая опечатка Затесалася сюда. Вам по ведомостям нашим Восемнадцать стукнет лет... Рассмеялся Вася Теркин, Мой любимый древний дед: - Эх, мальчишки, эх, дурите, Ваш компьютер оплошал. Сто добавить не хотите? Лейтенантик задрожал».
— Смешно, - сказал я. - Поздравляю с открытием новой развлекухи. Чего звонишь-то?
— Ну а чего бы и не позвонить? Кому мне еще звонить? Иллан будить, так она юмора не оценит, не слыхала она ни про какого Василия Теркина... - Он замолчал. Потом деловито спросил: - Ну, ты выбрал? Чего тянуть-то?
— Это тебе «чего тянуть». А я еще молодой, мне каждый день в радость.
— Да, это я не подумал, - согласился Котя. - Но все равно как на иголках тут сижу...
— Тут - это в твоей Шамбале? Хорошо слышно, только чуть задержка...
— Ага. Хочешь - заходи. Объявим временное перемирие.
Я посмотрел в окно. Светало.
— Нет, ты прав. Нечего тянуть резину. Давай так... сегодня в полдень. Только место какое-нибудь такое, непафосное...
— Давай. Городская свалка устроит?
— Все остришь... Давай за городом, по дороге на Медвежьи озера, где в прошлом году Виталькин день рождения отмечали.
— Ну это совсем уж скучно, в грязном чистом поле, как два богатыря... Там сейчас все раскисло и сплошные колдобины. Давай у тебя во дворе, где закрытый детский садик. Там маленький внутренний дворик, со стороны никто не увидит.
— Там же вечно алкаши квасят.
— Почему алкаши, мы тоже с тобой там квасили. Будет кто мешать - на пинках выгоним. Что нам, кабанам?
Я посмотрел в окно. Закрытый лет пять назад детский сад - трехэтажное здание в форме квадрата. Наверное, чтобы малышам было где гулять, если сильный ветер.
— Неудобно как-то, - сказал я. - Говорят, рождаемость сейчас повысилась, его ремонтировать хотят и снова запускать.
— Ну и что? Кто останется, тот приберет за собой. Опять же, тебе близко.
— Давай, - согласился я. - Это и впрямь не пафосное место.
— Тогда выбирай оружие.
Я подумал, рассеянно оглядывая кухню.
— Давай на ножах.
— Ты на кухне сидишь, что ли?
— Ага.
— Кирилл, - осторожно сказал Котя. - Это не лучший выбор. Ты нож-то в руках давно держал?
— Недавно. Две недели назад на этой кухне акушерку Наталью им тыкал.
— Да, извини. Но я хочу предупредить, мне доводилось...
— Я догадываюсь.
— Тебе принести?
— Нож? Спасибо, у меня есть.
— Тогда... тогда в двенадцать?
— Договорились.
Я прервал связь. Взял еще одну сигарету, покрутил в пальцах. В горле саднило, я вернул сигарету в пачку.
Вот как все просто. Все очень просто.
И близко, ходить далеко не надо.
И оружия полон дом.
Впрочем, надо будет взять подаренный Дитришем нож. Ему было бы приятно, да и нож такой серьезный...
Я поставил будильник в телефоне на одиннадцать, выключил свет и с телефоном в руках пошел в комнату. Кешью сонно гавкнул при моем появлении, я пихнул его, сгоняя с подушки в ноги, лег и тут же заснул.

Проснулся я, конечно, только в четверть двенадцатого, да и то не от терпеливо пищащего телефона, а от вылизывающего меня Кешью. В квартире было холодно, батареи грели едва-едва, а я еще и на кухне оставил окно открытым, вонь выветрить. Закрыв окно, сменил собаке воду и насыпал полезного для здоровья «Хиллса», чему Кешью вовсе не был рад. У родителей небось кормился вредными и вкусными кусочками с человеческого стола...
Пока Кешью неохотно завтракал, я принял душ, с удовольствием смывая остатки сна. Японский мятный шампунь пробудил меня окончательно. Заглянув на кухню, где стало потеплее, я достал из холодильника кусок окаменелой от старости копченой колбасы, отчекрыжил несколько ломтиков и сжевал, запивая чаем. Кофе в глотку уже не лез.
Без двадцати двенадцать я написал короткую записку родителям. На всякий случай. О том, что со мной все в порядке, но я вынужден срочно уехать и вернусь не скоро. Потом по-быстрому выгулял Кешью у самого подъезда, заслужив очень неодобрительный взгляд соседки Галины Романовны, возвращающейся из магазина. Ну что поделать, вот такая я свинья... Раздосадованные подвывания Кешью, который рассчитывал на полноценную прогулку, расстроили меня гораздо больше.
А когда я впихнул его в квартиру, он вдруг замолчал и посмотрел на меня так тоскливо, что я вернулся, присел, потрепал мохнатые уши и сказал, что он самый лучший в мире пес. И что я к нему обязательно вернусь. Постараюсь.
Заодно я взял и спрятал под курткой нож, о котором совсем забыл.
Без трех минут двенадцать я протиснулся в знакомую мне дыру в заборе детского садика и прошел во дворик. Туда вела одна-единственная арка, когда-то закрытая на решетку, но ее давно уже сорвали с петель местные алкаши.
Коти еще не было.
Это хорошо. Было бы неудобно явиться позже. Мне-то через двор пешочком пройти, а ему с Тибета телепортироваться...
Я обошел бетонированный дворик. Посидел на крошечной скамеечке. Поглазел на маленькие сломанные качели, на невысокий баскетбольный щит. Кольцо у щита было отломано, на щите краской была намалевана страхолюдная рожа и написано «Борис - казел». Я потрогал букву «а», посмотрел на палец, хмыкнул. Неуютное тут место для прогулок детишкам. А вот для выпивки удобное, по углам валяются разбитые бутылки, смятые пластиковые стаканчики и целые залежи скуренных до фильтра сигарет. Я тоже закурил. Первая утренняя сигарета казалась даже вкусной.
Слабо хлопнуло.
Я обернулся и посмотрел на стоящего в центре дворика Котю.
Он очень стильно выглядел.
Какой-то старинный мундир. Белые отутюженные брюки с золотым шнурком в швах, что-то вроде френча, тоже украшенного золотой шнуровкой, из-под полы выглядывают ножны. Очки, конечно, он надевать не стал.
— Ты кури, - найдя меня взглядом, сказал Котя. - Я подожду.
Я кивнул, торопливо докуривая. Затушил окурок, встал, отряхнул джинсы и подошел к Коте ближе. Встал метрах в трех. Сказал:
— Эффектно выглядишь.
— Вначале я хотел бы дать тебе пару советов, - сказал Котя. - Первое. Постарайся заранее смириться с тем, что твои друзья и родные будут умирать. Наша жизнь длится много дольше, даже если ты будешь пользовать своих близких у докторов-функционалов. Второе. Раз в десять—двадцать лет устраивай себе небольшие каникулы. На полгода-год. Где-нибудь на чужой войне, романтичной и старомодной. Вероз для этого идеален... кстати, это мундир островного города-государства Фальд, рекомендую. Третье. Ты не сможешь всегда оставаться самим собой. Придумывай себе временами новую биографию, новую судьбу. И старайся в нее поверить. Так, чтоб в печенку въелось. Чтобы сам себе верил. У меня получалось. Иначе отрастишь крылья, и меч к руке прирастет, вообще человеческий облик потеряешь... Четвертое. Постарайся овладеть самыми разными видами оружия. От морского кортика и до... не знаю, что где навыдумывали. До боевого лазера, короче.
— К чему это? - спросил я.
— К тому.
Сам Котя даже не шелохнулся - только одна рука скользнула вниз, в ней будто из ничего возник длинный острый кинжал, взмах - серебристая молния со свистом прошла у меня над головой.
Я обернулся.
Рукоятка кинжала (или кортика?) торчала из глаза намалеванного на щите «Бориса».
— Я не буду с тобой драться, - сказал Котя. - Я не святой, к сожалению. Если здесь сложить всех, кого я когда-то убил, то нам бы не хватило места. Но я не стану с тобой драться. Да еще на ножичках. Это смешно. Я шел тебя убивать, но вот... решил.
— Позер ты, Котя, - сказал я. - Краска на щите свежая. Ты утром это намалевал, после нашего разговора. Да и буква «а» в слове «козел» - это уже перебор.
Котя досадливо махнул рукой.
— Ну и пусть. Тебе-то что? Говорю - не буду я драться. А если утрачу функцию - стану обычным человеком и скоро сдохну. Мне хоть в лоб, хоть по лбу!
Я достал и подкинул в руке свой нож. Развернулся и бросил. Лезвие пронзило второй глаз «Бориса».
— На самом-то деле, - сказал я, - еще неизвестно, как бы все повернулось. Я же в неустойчивом состоянии. Я ходячий локальный хроноклазм, человек, которого выдернули из мира, но мир внезапно стал очень сильно упираться... Так что не надо ля-ля. Но у меня есть к тебе другое предложение.
— Какое? Скажешь, что готов уйти с Земли? Кирилл, я никогда не поверю! И дело не в том, что тебе наша Земля так нравится. Ты просто упертый, ты не терпишь, чтобы тебя принуждали!
— Допустим, с Земли я не уйду. Но и на твое место не претендую. У меня процесс выбора решения... так вот я сделал свой выбор.
Я стянул с пальца кольцо - остаток своей таможенной башни. И бросил его на землю.
— Кирилл, это просто кусочек железа, оно ничего не значит!
— Понимаю. Но это символ. Я от вас отрекаюсь. Вы мне надоели. Все вы: таможенники, кулинары, полицейские, кураторы. Идите вы лесом! Я - человек, и у меня нет функции!
— И ты хочешь сказать, что вернешься в свой «Бит и Байт», станешь пацанам видеокарты подороже впаривать? - недоверчиво спросил Котя.
— Нет, наверное. Меня небось уже уволили за прогул. Восстановлюсь в институте.
— Зачем? - поразился Котя.
— Выучусь на инженера, построю ракету и улечу от вас к чертовой матери!
— Ага. А ночами станешь вагоны разгружать, чтобы у родителей на шее не сидеть.
— Ну, можно без крайностей. Я все-таки в железках разбираюсь. Пойду в какую-нибудь интернет-контору, буду вечерами в техподдержке работать. Вон «Корбина» по всей Москве сети тянет, к ним устроюсь...
Котя примиряюще развел руками.
— Подожди! Подожди, Кирилл! Ты сейчас на взводе, оба мы взволнованы и напуганы. Конечно, ты все можешь. И в институт свой можешь вернуться, и по телефону глупым пользователям советы давать: «А теперь откройте папку «Ваши подключения»...» Но это же несерьезно! Ты никогда на самом-то деле этим не удовлетворишься! Понимаешь? Ты из себя функционала не вытравишь, рано или поздно схватишься за голову - и начнешь меня искать. И найдешь, потому что все к тебе вернется! Так зачем оттягивать неизбежное? Ты в функции, я вижу! Ты снял кольцо, произнес громкие слова, но ты не стал обычным человеком!
— Похоже, мне остается только одно, - сказал я. Отошел к баскетбольному столбику. Примерился. Закопан неглубоко, пятьдесят сантиметров вниз, на конце цементный ком...
Я взялся поудобнее и вырвал столбик из асфальта.
— Вот так, - сказал Котя удовлетворенно. - Вот так. Я же говорил...
С двухметровой металлической трубой наперевес (на одном конце болтается цементная глыба, на другом деревянный щит с воткнувшимися ножами) я пошел к Коте.
Тот терпеливо ждал. Наверное, он действительно собирался не сопротивляться, и это меня тревожило.
Я вскинул трубу - и обрушил ее на Котю.
В последний миг он все-таки не выдержал. Прыжком ушел из-под удара, перекатился по асфальту, перепрыгнул через скамейку. Выкрикнул:
— Вот так! Правильно!
Я снова поднял трубу. От удара цементный ком растрескался и осыпался, обнажив острый ржавый конец.
Котя схватил скамейку - та не была закреплена. Вскинул на вытянутых руках - и швырнул в меня.
Я отбил ее ударом трубы. Легонькая скамейка для детворы...
— Ребята! Ребята, что вы творите!
Краем глаза я увидел двух пропитых доходяг, показавшихся в арке. У одного в руках уже была заветная бутылка, другой держал двухлитровый баллон «Фанты». Почему-то лимонад меня особенно насмешил.
— Ребята, оставьте! Страшное дело творите! - надрывался тот, что с водкой. Второй, похоже, более четко представлял себе, что страшное может сделать человек, а что - нет. Глаза у него округлились, он, не выпуская бутыль, схватил товарища за локоть и потащил назад.
Котя стоял, торжествующе глядя на меня.
— Извини, - сказал я. - Выход только один... надеюсь, я не ошибаюсь...
Он кивнул, не отрывая от меня взгляда.
Я перехватил трубу поудобнее - и резким ударом вонзил ее в живот другу.
Котя схватился за трубу. Раздался жалобный стон железа. Голыми руками он разорвал трубу у самого живота, будто гидравлическими ножницами по ней щелкнул. И опустился на асфальт, привалившись к опрокинутой скамейке. Полуметровый кусок трубы торчал у него из живота.
Я подошел и сел на корточки рядом.
— Видишь? - сказал Котя. Лицо у него бледнело. - Видишь, как все просто? Ну же... давай...
— Все очень сложно, - ответил я. - Но я надеюсь, что не ошибся. Я не хочу быть куратором. Я не хочу быть функционалом. Идите вы все в пень.
Взявшись за трубу, я вырвал ее из Коти, отбросил в сторону.
— Сейчас я умру, - печально сказал Котя. - Потеря крови, болевой шок...
Я посмотрел на запекшуюся на его мундире кровь.
— Да нет, - сказал я. - Ты не умрешь. Ты же куратор. Ты могучий функционал, умело управляющий прислугой в техногенном мире Демос.
— А ты?
— А я - просто человек. Я сделал выбор, понимаешь? Когда не стал тебя добивать - сделал выбор. И перестал быть функционалом.
— Нет, не понимаю... - Голос Коти чуть окреп. Он попытался потрогать свою рану, поморщился. - Ой, больно как... Ты бы знал, как больно!
— Я догадываюсь. Ничего, терпи. К обеду заживет.
— Все равно никто не поверит. Все равно все будут подозревать, что ты функционал. Что ты... что твои способности просто затаились...
— Ну и прекрасно. Значит, меня побоятся пришить на всякий случай. Из риска, что мир провалится в тартарары. Это просто замечательно, что мне не поверят до конца.
Котя поерзал, садясь поудобнее. Деловито сказал:
— Заживает... Ты в себе ничего не чувствуешь?
— Ничего. Совершенно.
Я протянул руку, попытался приподнять кончиками пальцев трубу. Ничего не получилось.
— Как это у тебя вышло?
— У каждого человека своя судьба, - сказал я. - Вы превращаете в функционалов тех, кто мог бы изменить судьбу человечества. Но миров - бесчисленное множество. Где-то там, в этих мирах, люди все-таки следуют своей судьбе, изменяют жизнь... Надеюсь, не только путем войн. Надеюсь, к лучшему. И эта искаженность, эта противоестественность существования функционала - она одновременно источник его силы. Мы... Нет, уже вы. Вы сильны, потому что живете не своей жизнью. Потому что делаете не то, что могли и должны были совершить.
— И что ты должен совершить?
— Не знаю, честное слово. Вначале вернусь в институт. Может, и впрямь ракету должен построить?
— Мы тебя из института не выгоняли, - сказал Котя. - Ты сам ушел. Я тогда и не думал, что ты функционалом станешь, ты сам все решил. Помнишь, говорил, что надоело учиться ради того, чтобы всю жизнь как лох гайки крутить и схемы рисовать?
— Котя, - засмеялся я. - А кто тебе сказал, что только вы - функционалы? Что только вы правите чужие судьбы? Тем, кто ходит через ваши порталы, лопает в ресторанах немыслимые деликатесы и справляет вечеринки на берегах первобытных океанов, - для них что ты, что я, все едино! Им не нужен никакой космос, им не нужны научные открытия, им не нужна вера в Бога, им не нужна третья поэма Гомера. Им куда полезнее, чтобы человек стоял в лавке и продавал игрушечные железки.
— У меня в кармане сигареты, достань, - попросил Котя.
Я достал золотистую пачку, вынул одну сигарету, раскурил и вставил Коте в зубы. Руки у него были все в крови.
— Себе бери, - сказал Котя. И не удержался, добавил: - Бери всю пачку, на стипендию таких не покуришь!
— Да нет, спасибо. Мне теперь здоровье надо беречь, я же не функционал.
Я встал, отряхнул колени. Спросил:
— Может, тебе плед притащить? А то застудишься, Иллан будет огорчена.
— Не застужусь.
— Ну смотри. Я пойду, пожалуй. Мне надо собаку выгуливать.
Я вышел из дворика, обернувшись лишь в арке. Котя курил, глядя в сумрачное московское небо. Что ему там виделось? Жаркое солнце Византии? Что еще он должен был совершить, но так и не сделал, предпочел стать функционалом?
Я пошел к дому.
Алкаши стояли у ограды снаружи, возбужденно что-то обсуждали. К бутылке они уже успели изрядно приложиться. Я помахал им рукой, и они торопливо двинулись прочь.
А что должны были совершить они? Какие неудобные кому-то поступки, что выкинуло их из жизни простым и надежным способом даже без сладкой пилюли функциональности?
Не знаю и уже не узнаю.
Я больше не творю чудеса.
Я никогда не смогу изменить мир.
Но я могу отстоять свое последнее право, единственное, которое есть у человека, - право быть собой. Право возделывать свой сад.
— И мне дороже боль и тлен, - сказал я, вспоминая Землю-шестнадцать, где мне уже никогда не побывать. Теперь у меня только одна Земля. - И редкий, горький миг блаженства, чем бесконечный рабский плен дарованного совершенства!
Когда я вернулся домой, то у порога меня ждала огромная лужа и смущенный, но уверенный в своей правоте Кешью. Что ж, каждый протестует как может.
Я не стал его ругать.

2007 © С. Лукьяненко

0

23

6

Проще всего понять человека, увидев его дом. Был у меня знакомый, которого все считали удивительным раздолбаем, - мог он неделю шарашиться по гостям, тусоваться в незнакомых компаниях, спать на полу, укрывшись грязным полотенцем, питаться килькой в томате и прошлогодними заплесневелыми сухариками. Впрочем, при этом он сохранял и некую благопристойность в облике и не увлекался пьянством - так что его поведение все списывали на удивительную житейскую неприхотливость.
Каково же было мое удивление, когда я впервые побывал у него дома. Маленькая двухкомнатная «распашонка», доставшаяся парню от усопшей в преклонных годах бабушки, была любовно отремонтирована - ну, может, и не «евроремонт», который стоит дороже самой квартиры, но уж всяко и не визит бригады пьяных молдавских шабашников. Дорогие деревянные окна со стеклопакетами, пол пусть из простого, но наборного паркета, а не какого-нибудь там ламината, - причем не залакированный, а натертый мастикой! Все современно, аккуратно, со вкусом - можно подумать, что тут живет молодой талантливый дизайнер, а не журналист, пишущий о компьютерных железяках для профильных изданий. Кухня потрясала огромной плитой с какими-то хитрыми режимами работы и вместительной духовкой - причем видно было, что она не стоит без дела. А окончательно меня добил огромный портрет бабушки, не без таланта написанный темперой и висящий на стене в красивой раме. Портрет был работы «раздолбая».
После этого я решил, что никогда не буду судить о людях, пока не побываю у них в гостях.
У Коти я бывал неоднократно и был убежден, что знаю его как облупленного. Впрочем, стоило ли так говорить после того, как мой давнишний приятель оказался функционалом, более того - куратором, главным над функционалами на Земле?
Почему-то я был убежден, что мы окажемся не в московской квартире Коти, а где-то совсем в другом месте. И на этот раз предчувствие меня не обмануло.
В самом перемещении не оказалось ровно ничего удивительного. Будто вышел в открытую дверь, ну или из таможенного портала в другой мир. Никаких жутких мук или, напротив, райских наслаждений, которыми, по мнению фантастов, сопровождаются нуль-транспортировки, гиперпереходы и прочие выдуманные способы перемещения.
Мы просто исчезли с дороги вблизи польского городка Эльблонга и появились в другом месте.
Я не очень-то люблю ругаться.
Но сейчас выругался - и от неожиданности, и от резкой боли в ушах. Пришлось несколько раз глубоко зевнуть, чтобы уши отпустило. А вот опытный Котя, как я заметил, путешествовал через пространство с широко раскрытым ртом.
Мы стояли в центре круглой мраморной беседки. Над головой - купол, вроде как из белого мрамора, настолько тонкого, что он просвечивал будто матовое стекло. Купол опирался на темно-зеленые колонны, покрытые спиральной резьбой. Пол тоже был мраморный, зеленовато-белый.
Но самым потрясающим был пейзаж вокруг.
Высоченные горы со снежными шапками на вершинах. Заходящее солнце подсвечивает легкие пряди облаков - розовым, сиреневым, фиолетовым. Воздух холодный и разреженный.
— Мы что, на Марсе? - спросил я.
— Тебе виднее, я там не бывал, - пробормотал Котя. - Блин... холодрыга какая... Это Тибет.
— Шамбала? - снова попытался пошутить я.
— Да, - кивнул Котя. - Пошли... холодно тут.
Холод и впрямь пробирал до костей. Продолжая опираться на Котю, я вышел из беседки. Вниз по крутому склону уходила каменная лестница - к маленькой долине между складками гор. Там, огороженные высокой каменной стеной, высились какие-то строения. Рыжий, изъеденный временем камень стен, крошечные окна - будто бойницы. Буддистский монастырь?
— Монастырь? - спросил я.
— Не совсем. Официальная резиденция куратора в нашем мире.
Я посмотрел на Котю и покачал головой:
— Все-таки ты зараза...
— И почему?
— Будто не знаешь, как я мечтал побывать в Тибете!
Котя покрутил пальцем у виска.
— Нет, ты точно спятил... Пошли вниз, а то твой визит в Тибет будет первым и последним.
Опираясь на его плечо, я заковылял вниз. Котя сопел и пыхтел, будто не обладал силами функционала. Ох и мастер же он притворяться...
Я вдруг подумал, что у меня совершенно нет на него обиды или злости. Будто и не пытался он меня убить. Будто не был ответственным за все безобразие, творившееся со мной и вокруг меня...
А ответственный ли он - на самом-то деле?
Откуда я знаю, кто или что такое «куратор»? Что он может, а что нет? Какие «поводки» для него существуют?
— Нам надо будет серьезно поговорить, Котя, - сказал я.
— Надо, - виноватым голосом произнес Котя. - Разве я спорю...
— Дать бы тебе, чтобы сразу с Тибета и до Пекина долетел, - мечтательно сказал я. И почувствовал, как Котя вздрогнул. - Что, боишься?
— Побаиваюсь, - признался Котя. - Что ж ты ляхам не надавал оплеух? Как мне в машине?
— Да так... в целях разрядки международной напряженности. Чтоб конфликта какого не вышло. Чтобы не обижались.
Котя фыркнул:
— Ну извини. Я был не в курсе, а то оставил бы тебя на дороге... да держись же ты!
Поскользнувшись на обледенелой ступеньке, я едва не полетел вниз. Котя с трудом удержал меня. Остановился и печально сказал:
— Нет, ну где эти кретины? Опять свои колеса крутят? Я же велел - один всегда должен следить за беседкой!
— Какие кретины, какие колеса? - спросил я.
Словно отвечая на мой вопрос, двери самого большого строения распахнулись. Из них оранжевыми апельсинками посыпались толстенькие люди в просторных балахонах.
— А говорил - не монастырь! - укоризненно сказал я.
— Я говорил «не совсем», - поправил Котя. - Надо же им чем-то заниматься? Понимаешь, я ведь для них...
— Будда? - с любопытством спросил я.
— Нет. Но максимально приблизившийся к нему праведник, - с гордостью сказал Котя.
— Ага. Праведник. «Девочка и ее пес», - негромко сказал я.
— Чего?
— Нет, нет. Ничего. Праведник так праведник... «Восьмиклассница и физкультурник».
На этот раз Котя расслышал. И, к моему удовлетворению, смутился.
Монахи тем временем уже приближались к нам, поблескивая бритыми головами. Оранжевые тоги будто светились в вечернем сумраке.
— Так, так... - Котя призывно помахал им рукой. Что-то гортанно выкрикнул, ему ответили - и несколько монахов кинулись обратно. Котя сообщил: - Послал самых смышленых готовить нам горячие ванны. Ты как хочешь, а я продрог.

Примерно через полчаса я, сидя по горло в горячей воде, наполняющей высокую деревянную лохань, пил из глиняной пиалы обжигающий напиток, который Котя назвал тибетским чаем. На вид эта буро-зеленая маслянистая жижа напоминала скорее кисель. На вкус... ну да, крепкий чай, в который от души набухали жира и соли, а потом все сбили в густую суспензию. Уверен, что дома я и глотка бы не выпил. Даже ради любопытства. Даже в каком-нибудь модном ресторане.
Но здесь напиток почему-то пился. И даже доставлял удовольствие.
По соседству располагалась еще одна лохань, в которой отмокал Котя - с такой же пиалой в руках. Чай он пил с причмокиванием и восторженными оханьями, показавшимися мне несколько преувеличенными.
Помещение, где нам устроили «ванны», было небольшим, с низким закопченным потолком. Все здесь было темное - от времени, от дыма, от въевшейся грязи. Пол, как мне показалось, был из утоптанной до состояния камня земли, сверху слегка присыпанной какими-то сухими травами. Единственными анахронизмами были веселенькие резиновые коврики для ванной - розовые, с утятами и рыбками, брошенные на пол возле наших лоханей. Ну и чудовищный агрегат китайского производства, совмещающий в себе лампу дневного света, маленький черно-белый телевизор, радиоприемник и еще какие-то прибамбасы. Лампа светила, телевизор тоже работал, хоть и показывал одни только атмосферные помехи. Приемник похрюкивал, временами выплевывая отдельные нечленораздельные слоги:
— Син... бай... сем... иц... ка... ец...
Китай, понятное дело...
Появились Дава и Мимар - те самые «смышленые монахи». Каждый нес по ведру горячей воды, которую они и принялись понемногу подливать в лохани. Потом Мимар (впрочем, может быть, это был Дава?) достал серый мешочек, развязал и подсыпал в воду какой-то сушеной травы.
— Это что? - подозрительно спросил я Котю.
— Древняя тибетская медицина. Ну что смотришь так подозрительно, не знаю я! Какие-то травы. Для аромата. Или для здоровья.
— А как я еще могу на тебя смотреть? - Я пожал плечами. Монахи тем временем вышли, все такие же отрешенные и безмолвные. - Ты мне врал все время, сколько я тебя знаю! Притворялся обычным человеком! Потом пытался убить! Можешь это как-то объяснить?
— Могу, - непривычно серьезным тоном ответил Котя. И, помолчав, добавил: - Спрашивай - я буду отвечать.
Легко сказать - «спрашивай»! У меня накопилось уже такое количество вопросов, что я вначале растерялся. Котя терпеливо ждал, отмокая в лохани.
— Сколько тебе лет? - спросил я.
— Ну что ты привязался? - поразился Котя. - Я ведь уже говорил - больше, чем кажется.
— Я помню. А конкретно? Сколько?
Котя со свистом втянул воздух. Откинул голову так, что стукнулся затылком о край лохани. И мрачно сказал:
— Сорок девять.
Почему-то я сразу ему поверил.
— Две мировые войны и революции, - ехидно сказал я. - Куратор... Так ты всего на четверть века старше меня! А зачем врал?
— Куратору полагается быть старым, - сказал Котя. - Старым, мудрым, опытным. А я стал куратором всего двадцать три года назад... ну какое было бы ко мне уважение?
— Как ты стал куратором? - уже начиная догадываться, что к чему, спросил я.
Котя вздохнул. Снял очки, зачем-то прополоскал их в горячей воде и повесил на край лохани.
— Ну? - подбодрил я.
— Я... меня стерли. Был один акушер с Аркана, сейчас он работает в другом мире, не у нас... - Котя помолчал. - Я стал функционалом... только не смейся... функционалом-музыкантом.
— Чего?
— Музыкантом.
— Скрипачом? - спросил я с иронией.
— Саксофонистом.
Я молчал, не зная, что и сказать. А Котя мечтательно продолжал:
— Ты бы слышал, как я играл! У меня был очень редкий инструмент - бас-саксофон...
— Работы Страдивари?
— Будешь издеваться - ничего рассказывать не стану.
Я примиряюще поднял руки.
— Извини. Само вырвалось. Я и не знал, что саксофоны бывают разные.
— Бывают семи видов. Самые распространенные - тенор, альт... А бас - большая редкость. Вот я на нем и играл.
— А что на нем играют? - продолжал я недоумевать.
— Ну... есть разная музыка для саксофона, - уклончиво сказал Котя. - Но я в основном импровизировал. Играл... - Он замолчал, но все же закончил: - В ресторане.
— Джаз - музыка для толстых, - пробормотал я.
— Ага. - Котя фыркнул. - Неужели еще не понял, что все мы - прислуга? Что содержатель гостиницы, что владелец ресторана, что таможенник на перекрестке миров? Вот и я... учился на журфаке, мечтал в «Комсомолке» работать и вдруг - стал никем. Два дня шатался по улице, хорошо хоть, что лето было на дворе. А потом мне позвонили... знаешь, тогда ведь мобильных не было. Тогда вообще был Советский Союз. Брежнев недавно помер, у власти Андропов... Ты знаешь, кто такой Андропов? Да откуда тебе знать... Он был руководителем КГБ, сразу начал в стране чистку проводить. Сажали всяких взяточников, увольняли тех, кто в рабочее время занимался личными делами... оцепят магазин и кинотеатр, к примеру, и проверяют - человек в отпуске или должен в это время быть на работе...
— Знаю я и про Советский Союз, и про Андропова. Сажали - ну и правильно делали, - сказал я. - Разве коррупция - это хорошо? Ну а если бы у нас кто-то в рабочее время в кино пошел... да какое там в кино, остановился бы задницу почесать, его бы Андрей Исаакович тут же пинком на улицу уволил!
Котя поперхнулся и некоторое время задумчиво смотрел на меня. Потом сказал:
— В какой-то мере, конечно... Но это к делу не относится. В общем - я был уверен, что стал жертвой КГБ. Что меня сводят с ума или просто издеваются...
Мне хотелось спросить, с чего бы это вдруг КГБ стало издеваться над студентом. Но я испугался, что Котя снова пустится в нудные и совершенно не нужные мне воспоминания, и поэтому промолчал.
— Я шел мимо телефонной будки, - продолжал Котя. - И вдруг в ней зазвонил телефон. Старый такой железный таксофон... в него надо было кидать монетку в две копейки... Считалось, что позвонить на него нельзя, что у него нет номера. Все знали, что на Западе в таксофон можно перезвонить, в фильмах это часто показывали, а у нас почему-то нет. Но таксофон зазвонил... я подошел и снял трубку.
Он замолчал.
— Тебе сказали адрес, куда явиться?
— Да. Я нашел странный домик - маленький двухэтажный домик из красного кирпича с крышей, крытой железом. Он был зажат между двумя панельными двенадцатиэтажками, представляешь? В то время у нас так не строили. Старые дома не щадили, снесли бы на фиг...
— И сейчас снесли бы, - заметил я. - Земля дорогая.
— На первом этаже там была лавка музыкальных инструментов, - продолжал Котя. - Я походил, посмотрел... и выбрал себе саксофон. Сам не понимаю, что на меня нашло. Но я вдруг понял, что это - мое... - Котя хихикнул. - Поднялся на второй этаж, там был страшный бардак, окна побиты, штукатурка на полу, какой-то разваливающийся трухлявый диван... Я на него уселся - и стал играть. У меня никогда не было музыкального слуха. Мама в детстве водила к знакомым музыкантам, те ей сразу сказали - не надо зря мучить и ребенка, и пианино... А тут я сел и стал играть. Голодный, не понимающий, что со мной происходит, - сидел и играл. Часа через три ко мне пришел мой акушер...
Я больше не перебивал. Слушал про то, как Котя стал выступать - иногда и в самых обычных, человеческих заведениях, но чаще - в ресторанах и клубах, которые содержали функционалы. Он играл для функционалов и для тех людей, что пользуются нашими услугами. Так прошло полгода.
А потом Котя познакомился с куратором.
— Его звали Фридрих. Кажется, он был австрийцем. Очень приятный мужик на самом деле... - Котя помолчал. - Не то чтобы мы подружились, но всегда приятно, когда тебя ценят... пусть даже за незаслуженный талант... Он обычно приходил с девушкой по имени Лора. Обычная девушка, не функционал... очень красивая. Очень.
Он снова замолчал.
— Ты его убил, - сказал я.
— Да.
— Из-за девушки?
— Да.
— Почему?
— Потому что вначале убил он. Лору. Когда узнал, что она ему изменила... со мной. - Котя усмехнулся. - Потом уже я узнал, что это был не первый ее адюльтер. И ко мне она всерьез не относилась. Фридриху, похоже, надоели непрерывные измены вперемежку с истериками. Он убил девушку... знаешь, это выглядело как сцена из старого фильма - сбросил ее со скалы. У меня на глазах. А потом очень спокойно сказал, чтобы я больше не поддавался на такие соблазны... он же серьезный человек, ему не нравится быть рогоносцем... Он очень легко к этой ситуации отнесся. А я - нет. Я завелся. Как ты, когда убили Настю. Я кинулся на Фридриха, хоть и понимал, что ничего не сумею сделать... и вдруг что-то произошло. Я его просто-напросто задушил. Прижал к земле и задушил. Он очень долго не умирал. Пытался вырваться... - Котя замолчал. Потом продолжил: - Так куратором стал я. Ко мне... пришли. С Аркана. И объяснили, что раз уж уничтожил прежнего куратора, то теперь стану выполнять его обязанности. Я согласился. Я был в ужасе, если честно.
— И часто куратору приходится?.. - Я не стал заканчивать фразу.
— Я больше никогда и никого не убивал. - Котя помотал головой. - Нет. Никогда. Это... это делают акушеры или полицейские. Куратору... ну, самому не нужно. Пост слишком высокий. А когда с тобой случилось... когда эта дура Иванова убила Настю, а ты ее казнил... я запаниковал. Я решил, что все повторяется. Что ты становишься куратором вместо меня. И попытался... извини. Я больше не буду.
Некоторое время мы сидели молча - два голых дурака в бочках с остывшей уже водой. Потом я сказал:
— Ясно. А скажи мне такую вещь, Котя... Я что, действительно становлюсь куратором?
— Не знаю. - Котя помолчал. - Но ты определенно приобрел какие-то способности - раз сумел расправиться с акушером. А я... я свои способности теряю.
И в голосе его мне послышалась легкая паника.
— Я тебе подарю саксофон, - сказал я. - Будешь лабать в ресторане. А по ночам писать скандальный роман «Учительница пения». У тебя как раз самый возраст - предаваться эротическим фантазиям.
— Я ему предамся, - негромко сказали от двери. - Я ему так предамся... Привет, Кирилл.
Повернувшись к двери, я потрясенно уставился на Иллан.
Да, конечно, я помнил, что они были вместе. И логично было предположить, что вместе и остались.
— Простите, что помешала. - Иллан ухмыльнулась и бросила на лавку у дверей стопку сероватых полотенец. - Но присоединиться мне как-то неудобно, а послушать вас любопытно.
— Мы сейчас придем, - сказал Котя с легким заискиванием. Кажется, его статус куратора, уже явно знакомый Иллан, в их отношениях мало что изменил.
— Давайте, ребята. У меня тоже есть вопросы. - Иллан посмотрела на меня - и в ее глазах мелькнула боль. - Кирилл... мои соболезнования.
Я неловко кивнул и ответил:
— И мои... тоже.

0

24

7

Есть одежда, будто нарочно придуманная с целью стать всеобщим мировым мерилом. К примеру - джинсы. Конечно, есть разница между пошитыми во Вьетнаме в четвертую, неофициальную смену «Wrangler» и украшенными стразами от Сваровски «Dolche&Gabbana» (пошитыми, впрочем, все в том же Вьетнаме или в соседнем Таиланде). Но если отбросить крайности, то джинсы носят мужчины и женщины, миллионеры и нищие, манекенщицы и обладатели пивных животов. Отец когда-то мрачно сказал мне, что Советский Союз развалили джинсы, точнее, их отсутствие. Не знаю, может, он и прав, не представляю, как без джинсов можно вообще жить! Я даже думаю, что джинсы - это та вещь, которой Америка на Страшном Суде будет оправдываться за «кока-колу» и гамбургеры.
Есть одежда национальная, сувенирная. Это и любимая украинцами фофудья, и шотландский килт. Шотландцы упорно носят на торжественных приемах юбки, молодые украинские краеведы возрождают в стране интерес к фофудье, но все это остается не более чем данью традиции.
А есть одежда, которая вроде бы и не слишком экзотична, но не приживается на чужой почве. Вот, к примеру, мужской халат. Непременный атрибут ленивой восточной неги. Лучший друг вернувшегося домой английского джентльмена. А вот в России, которая вечно болтается между Европой и Азией, он так и не прижился. Мы слишком суетливы, чтобы ходить в халате летом - да и коротко оно, русское лето, коротко и дождливо. Зимой в наших домах либо так натоплено, что никакой халат не нужен, либо слишком выстужено - и халат не спасает. Вот и стали заменой халату линялые спортивные костюмы... а если дома «все свои» - то и просто вислые семейные трусы.
В общем, носить халат я не умел и чувствовал себя в нем неловко. Ну, как человек, первый раз в жизни влезший в костюм, повязавший галстук и отправившийся на серьезный официальный прием. Все непонятно - как сесть, как встать, как реагировать на болтающуюся на шее удавку... Так и я в плотном мягком халате чувствовал себя остолопом - заложил ногу за ногу и понял, что представляю не самое лучшее зрелище, потянулся - и продемонстрировал безволосую и не слишком-то мускулистую грудь.
Хотя обстановка вполне соответствовала халату. Мы сидели в комнате, где стены до половины были покрыты панелями темного дерева, высокий потолок тоже был деревянный, кресла и диваны - кожаные, огромный камин с пылающими в нем дровами выложен потемневшей от времени и огня керамической плиткой с рисунком. Несколько шкафов с солидными толстыми книгами, сто лет назад изданными и тогда же читанными в последний раз, и массивная люстра над головой, где тускло светили извитые будто свечи лампочки, окончательно переносили нас из буддийского монастыря в старый английский клуб.
— Какие у тебя вкусы, оказывается, - пробормотал я, пытаясь устроиться в кресле поудобнее. - Классические... Ты в Оксфорде не обучался?
— Это от кого-то из прежних кураторов, - сказал Котя. - Я проверял книги, они все изданы не ранее одна тысяча восемьсот пятого года...
Он взял с журнального столика сигареты, жадно закурил. Сказал:
— Я полагаю, что именно тогда они и пришли к нам.
— Арканцы?
— Ну да. Я как-то слышал, что первый куратор был англичанин. Думаю, он здесь устроил что-то похожее на свое английское жилище... конечно, потом все немножко переделывалось. Электричество, если честно, я здесь проводил. - Он немного помолчал, потом с гордостью добавил: - Сам. Можно было притащить электрика-функционала. Но я решил, что сам справлюсь.
— Как бы ты его притащил? А поводок? - Я не стал уточнять, что служит генератором, хотя почему-то мелькнула в голове ехидная картинка: неустанно крутящиеся молитвенные барабаны, насаженные на шкив динамо-машины.
— Куратор - может, - сказала Иллан. Тоже взяла сигареты и закурила. - У него есть к тому способности. Акушеры и кураторы не связаны поводком.
— А некоторые почтальоны и таксисты привязаны к подвижной функции, - добавил Котя. - К машине или повозке...
Наверное, он думал, что я удивлюсь. Но я только покачал головой:
— Котя, поводок - он же вовсе не обязателен. Это ведь только знак. Как ошейник у рабов в Антике. Ошейник может быть золотой и с драгоценными камнями... но это ошейник... Иллан! - Я посмотрел на девушку. - Когда он тебе признался?
— В том, что он куратор? После того, как пытался тебя убить.
Котя нервно затянулся и сказал:
— Давай я тебе все расскажу. Подробно, по пунктам. Первое - чем занимается куратор.
— Очень интересно! - подзадорил я.
— Да ничем практически! - Котя развел руками. - Я высказывал свое мнение о том, как надо развиваться нашему миру. Не знаю уж, как меня слушали... но я очень старался. Пытался придумать для нас будущее получше... честное слово.
— Ты очень преуспел, - кисло сказал я. - Достаточно глянуть новости, чтобы убедиться.
Котя поморщился и продолжил:
— Еще - акушеры мне сообщали, кого и когда собираются сделать функционалом...
— И каким?
— Нет, этого они сами не знали. Как получится, так и получится. Так вот, мне поступали отчеты - как, кого, когда. Пять-шесть человек в день. Это по всей Земле, между прочим. Хотя, конечно, большинство функционалов в США, Европе, Китае, России, Японии. В развитых странах, в общем. А всякая Африка и Латинская Америка - там их раз в десять меньше... Еще мне сообщали, если кто-то погибал или разрывал связь с функцией. Это где-то один-два человека в неделю. Я посчитал для интереса - функционалов на Земле не меньше трети миллиона. Ну конечно, если всегда процесс шел с одинаковой скоростью, а начался и впрямь двести лет назад... Еще мне иногда приходили письма или телеграммы с Аркана. Раз-два в месяц... Обычно мне сообщали имя человека, которого надо сделать функционалом. Я передавал это имя кому-то из акушеров...
— Сколько всего акушеров?
— Шестеро. Если не появилось нового вместо Натальи, то сейчас пятеро. Но могли кого-то прислать из Аркана или из другого мира. А могло так случиться, что новый функционал стал акушером.
Я кивнул.
— Вот, собственно говоря, и все... - сказал Котя. Помялся и добавил: - Ну, иногда с Аркана просили «обратить внимание» на кого-то из функционалов. Я сбрасывал эту информацию полицейскому, контролировавшему данный район. Если же полицейских в районе не было - тем же акушерам, они-то без поводков... А раз в квартал я писал отчеты в Аркан. Фактически - просто суммировал полученные отчеты от акушеров. Кто, когда и каким функционалом стал. Если были проблемы с адаптацией, жалобы - тоже это указывал. Ну и размышления свои о том, как бы стоило человечеству дальше развиваться...
— И все?
— Да. Все. - Котя развел руками. - Думаешь, я сидел в Москве, с девками гулял и всякие рассказики пописывал, чтобы тебя в заблуждение ввести? Да мне и впрямь делать было нечего! Я три года болтался по всей Земле - знаешь, как интересно было? Ну и по остальным мирам Веера. А потом это так надоело! Оказалась, что придумывать всякие глупости, пить и ходить по бабам куда...
Иллан потянулась и легонько шлепнула Котю по затылку. Сказала:
— Про баб - хватит, пожалуйста. Рассматривай это как окончательно пройденный этап твоей биографии.
Котя покосился на нее и, к моему удивлению, кивнул. Довольно-таки искренне кивнул. И продолжил:
— Работа куратора - все равно что работа управляющего в большом и справном имении. Крестьяне сами знают, когда сеять, а когда молотить. Кузнец чинит утварь, ба... женщины бьют из молока творог и возят продавать на базар, поп служит молебны. Все само течет, а управляющий сидит на крыльце, пьет наливку и... - Котя крякнул и неуклюже закончил: - Ну... ест там чего-нибудь...
Иллан неожиданно засмеялась и сказала:
— Котя, беру свои слова обратно. Ну если ты не можешь ничего рассказать без этого - говори, как тебе привычнее. Только при случае поинтересуйся, как делают творог, а как - масло.
— Я уже закончил, - мрачно сказал Котя. - Все, что перечислил, - это и есть вся моя работа. Теперь второе - что я могу как куратор. У меня есть вот это обиталище в Тибете. Уж не знаю, как выдрессировали этих монахов, чего наплели, но служат они фанатично. Я здесь бываю нечасто, но если надо - это надежное укрытие для куратора. Я могу передвигаться... ну... - Котя заколебался, подыскивая слова, - вроде как сквозь пространство. В любое место, где бывал раньше и которое запомнил. Мне надо придумать для него какое-то обозначение, кодовое слово - и потом я могу открыть к нему портал.
— Только к любому месту? - спросил я.
— Или к человеку. - Котя выглядел смущенным. - Которого знаю лично. Ну... на тебя у меня была наводка. Я периодически поглядывал... после того, как поссорились. Ну... на Иллан...
— Все ясно. А что ты еще умеешь?
— Да ничего, - раздраженно сказал Котя. - Каких-то совсем уж хитрых способностей у меня нет. Ни знаний всего на свете, как у таможенника. Ни силы, как у полицейского. Ни способностей к врачеванию. То есть все это как бы тоже есть - но слабее, чем у них.
— Фигня какая-то, - не выдержал я. - Ты же главный! Смотритель над всей Землей!
— Ага! - Котя тоже вспылил. - Как ты думаешь, у старосты барака в концлагере много было прав? Ну, пайка посытнее, койка помягче, да еще право с надсмотрщиками разговаривать. Вот и все! Ты уж не преувеличивай мои способности. Я всего лишь посредник. Специалист широкого профиля, но - все широкие специалисты неглубоки. Увы.
— Чем лужа больше, тем она мельче, - назидательно произнесла Иллан.
Мы с Котей удивленно посмотрели на нее.
— Афоризм, - неуверенно сказала Иллан. - А?
— Не получился, - ответил я. - Ладно, проехали. Котя, а чего ты лишился в последнее время?
— Я не могу открыть портал в обитаемые миры. - Котя развел руками. - Вначале закрылся Аркан, потом стали недоступны другие миры с цивилизованной жизнью. Тебе чертовски повезло, что Янус мне пока доступен... Я пытаюсь выйти на почтальона - но не могу. То ли он не появляется на нашей Земле... то ли как-то от меня закрылся. Должно было прийти письмо с Аркана, но не пришло. И отчеты от акушеров перестали поступать. Ну... будто я вышел из доверия. - Он косо улыбнулся. - Или... словно они ждут, кто из нас с тобой победит.
— Как так вышло, что я стал функционалом? - задал я вопрос в лоб. - Вот только без историй «пришла разнарядка, очень не хотелось, но я человек подневольный...».
Котя вздохнул. Кажется, мы дошли до какого-то момента истины.
— Я сам дал твое имя Ивановой, - мрачно сказал он. - Ну, будто мне такое указание пришло... Воспользовался, можно сказать, служебным положением в личных целях.
— Зачем?
— Ну скучно мне было! - с тоской сказал Котя. - Хотелось, чтобы кто-то из друзей стал функционалом. Чтобы можно было дурака повалять, прикинуться случайным участником событий... Меня же в лицо никто не знал. Даже эта дура Наталья! Куратор - он самый скромный правитель в мире...
Я фыркнул:
— Да уж... куда скромнее.
В камине потрескивал огонь. Иллан, свернувшись калачиком в кресле, внимательно смотрела на Котю. Удивительно идиллическая картина...
— Котя, что ты собираешься делать?
— Я? Я ничего делать не собираюсь. Мне страшно, Кирилл. Мне как дали способности - так и отберут. Чудо, что я ухитрился тебя спасти. И наверняка за мной как-то следят, ведь я остаюсь функционалом.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы все осмыслить.
— Котя, ты мне предлагаешь действовать одному?
— Ну да! - Он даже удивился. - Конечно, я буду помогать. Чем могу. Пока могу.
— Спасибо. - Я покосился на Иллан, но она молчала. - Спасибо, конечно. Только пока все мои действия - это спасение собственной задницы. А за мной носятся супермены с Аркана, норовит схватить каждый полицай, способностей никаких...
— Способности-то у тебя есть, - досадливо поморщился Котя. - Только странные они какие-то и проявляются непонятно... Нет, Кирилл, ты не думай. Мы с Иллан вчера весь вечер просидели, составляли план.
— Для тебя, - уточнила Иллан.
Я развел руками.
— Польщен. Тронут. Премного обязан.
Но ни Котя, ни Иллан на мой сарказм не реагировали.
— В каждом мире рано или поздно возникает подполье, борющееся против функционалов, - сказала Иллан. - На вашей Земле оно наверняка тоже есть - но я здесь никого не знаю. Была лишь Настя, и мы только приглядывались к другим людям... Но есть мой мир - Вероз, есть Антик... И есть... - она запнулась на секунду, - есть Твердь. Мир, в котором люди знают о функционалах.
— Это где попы всем голову задурили? - сказал я с той развязностью, что присуща только людям, одновременно «во что-то такое» верящим и стесняющимся этой веры.
— Можно сказать и так. - Иллан кивнула. - С их точки зрения наши миры - искажение божественного промысла. А функционалы - пособники дьявола, которых необходимо сжечь на костре.
— Замечательные союзники, - согласился я.
— Очень сильные. - Иллан упорно отказывалась замечать иронию. - Если тебе удастся их убедить, что, разгромив Аркан, они положат конец господству функционалов и освободят все миры от дьявольского наваждения, - мы получим реальную поддержку.
— Толпу попов с кадилами?
— Кирилл, Твердь - мир победивших биотехнологий. В свое время церковь там ухитрилась подчинить себе весь мир...
— Подожди, - встрял я. - Какая церковь?
— В том-то и дело, что наша. Ну, христианская. Различия в деталях значительные, но в целом - это что-то вроде католической церкви эпохи Ренессанса.
— То есть - влияние уже ослабло?
— Ничуть. Просто церковь так сильна, что позволяет различные вольности. Изучает их, скажем так.
— Это как в первые послереволюционные годы в России, когда дозволялось очень много вольнодумства, - встрял Котя. - Если на основные постулаты большевиков не посягать, то можно было придерживаться любых философских течений, придумывать совершенно сумасшедшие социальные идеи. Не признак слабости, а признак силы...
— Самое странное с нашей точки зрения - они совершенно не развивают технику, - сказала Иллан. - Как я понимаю, это было навязано экспериментом арканцев, но на сей раз те доигрались: правители Тверди узнали о них, восприняли все в целом неправильно - но зато начали охоту за чужаками. И преуспели. Вместо техники у них животные... очень странные, с нашей точки зрения...
— Короче, есть у них такие собачки - чужаков чуют, - сказал Котя. - Любой пришелец из другого мира пахнет чуть иначе - и его немедленно хватают.
— И жгут?
— Да.
— Спасибо, друзья!
— Да ты подожди! - Котя всплеснул руками. - У нас же все продумано!
— Неужели ты думаешь, мы пошлем тебя на верную смерть? - спросила Иллан. - Мы как раз безопасный путь и придумывали!
— В Верозе есть такой таможенник - Андрюша, - сказал Котя. - Он все устроит.
— Андрюша?
— Ну, Вероз - это не только Кимгим. Это еще и Орызалтан, к примеру.
— Орысултан, - поправила Иллан.
— Нет, ты неправильно произносишь!
С минуту они пререкались, но к общему мнению так и не пришли.
— Ничего, язык там почти русский, ты поймешь. - Котя сдался первым и вновь обратился ко мне. - Так вот, Андрюша осуществляет контакты между мирами функционалов и властями Тверди.
— Какие контакты? Если они жгут на кострах...
— Ну и что? А ты думаешь, между СССР и Германией во Вторую мировую не было тайных контактов и посредников? Война - войной, а власти всегда общались.
— Хорошо. И что этот... Андрюша?
— Он договорится о твоих переговорах с властями Тверди. По моей просьбе - я ведь все-таки куратор. Пусть даже и другого мира. Он меня знает, просьба пустяковая. А о чем ты будешь говорить - это не его дело. Воспользуемся отработанными каналами врага!
— Врага? - Я не выдержал. - Котя, вот только не надо мне мозги пудрить. Чего ты хочешь? Тебя так загрызла совесть, что ты полез на рожон против бывших хозяев? Да ну! Ты, конечно, человек хороший. Душил меня с выражением искренней печали на лице... Котя, но ты же не можешь всерьез рассчитывать на победу! Ты - куратор с урезанными полномочиями. Я - непонятно кто с непонятно какими умениями. Против нас целый мир - и еще триста тысяч функционалов на нашей Земле! Может, ты надеешься, что я сгину у этих попов, а ты и рук не запачкаешь?
— Кирилл! - Иллан вскочила, встала между нами, будто опасаясь, что мы сцепимся в драке. - Ты дослушай! У нас хороший план!
— Власти Тверди мечтают оторвать от Аркана подчиненные миры, - сказал Котя. - Пока им это не удается. Для успеха им нужен свой человек в чужом мире. В идеале - свой куратор. И если я соглашусь вступить с ними в альянс, то мои возможности и их биотехнологии решат дело. Земля выйдет из-под контроля Аркана! Мы станем править ею сами.
— Мы? Люди?
Котя ухмыльнулся.
— Ну да. Разве мы с тобой не люди, а?
— А потом, подчинив себе ресурсы Земли и, возможно, в союзе с Твердью, мы отобьем у Аркана и мой мир, - сказала Иллан. - Главное - держать Твердь на расстоянии, не позволить им занять место Аркана...
— Так ты не собираешься... - я запнулся, пытаясь сформулировать все более четко, - все разрушить? Превратить функционалов в обычных людей, к примеру? Или всех людей в функционалов? Или... ну, все разрушить?
— Зачем? - хором воскликнули Котя и Иллан. Переглянулись. Котя продолжил:
— Ты будто старых фильмов насмотрелся. Революционных. Зачем же разрушать хорошо работающую систему?
— Функционалов спасти... от рабства. - Я посмотрел на Иллан.
Девушка пожала плечами:
— Рабство заключается в том, что нами командуют с Аркана. В системе «поводков», привязывающих нас к нашей функции. А так... это же замечательно. Разве тебе не нравилось быть функционалом?
Нравилось ли мне?
Я вспомнил, как вокруг меня медленно обустраивалась моя башня. Твердыня, крепость таможенника. Как открывались ворота в другие миры. Патриархальный, викторианский и святочный Кимгим... а ведь есть еще тысячи интересных мест в Верозе, мире независимых городов-государств. Как таинственная Белая Роза обернулась гостиницей, гостиница - схваткой... такой яркой, киношной, где я выступил непобедимо и красиво, словно Джеймс Бонд. Как на берег выползал исполинский кальмар, как мчалась ему навстречу бронированная машина на спиртовой тяге... Как шумно, весело и вкусно было в ресторане Феликса...
А это ведь только один мир из множества!
Заповедник - с теплым морем и бескрайними лесами, чистым воздухом и сияющими в ночи звездами...
Антик - ожившая Утопия...
Миры, миры, миры...
Веер миров, раскрытый передо мной.
— Конечно, нравилось, - сказал я. - Если бы... если бы они не убили Настю...
— Я недооценил Иванову, - горько сказал Котя. - Это моя вина. Конечно, вы тоже ухитрились всех разозлить, но... - Он встряхнулся. - Не будем сейчас об этом, Кирилл. Девушку не воскресить. Давай лучше покажем им кузькину мать!
Я посмотрел ему в глаза - Котя не отвел взгляд.
— Давай, - согласился я. - Давай сделаем этот мир лучше. Хотя бы этот... если не получается со всеми и сразу.

0

25

8

Как сделать мир лучше - это каждый понимает по-своему. Но все вместе люди знают и понимают, что в этом лучшем мире им не придется работать, их будут любить и хранить всей огромной счастливой землей.
К сожалению, каждому видится свой путь к построению такого замечательного общества. И если разобраться, то ни старания философов, ни усилия социологов так и не способствовали изобретению ничего более жизнеспособного, чем классическая Утопия - где даже у самого скромного землепашца было не менее трех рабов.
Человечеству просто не хватает изобилия двуногого скота. Обращать в рабство своих ближних уже как-то немодно, а делать роботов из шестеренок или белка мы пока не научились. Но как только научимся - она у нас будет.
Утопия.
Та, которой человечество достойно.
Я так и не понял, какие все-таки отношения были у Коти с монахами буддистского монастыря, кем они его считали и почему прислуживали. Но утром вся моя одежда была в идеальном состоянии, чистая и выглаженная, а когда я вышел из маленькой комнатки, где ночевал, - в «английской» зале уже был подан завтрак.
Причем совершенно не отвечающий миролюбивой религии: омлет, колбаса, сосиски...
— До чего ты довел монахов... - пробормотал я, глядя на Котю. Он уже уминал сосиски, сбрызгивая их кетчупом перед каждым укусом. И одет он был так, будто спустился к завтраку в пафосном отеле, - брюки, пиджак, свежая рубашка. Только галстук не повязан...
— О, ты бы знал, чего это стоило! - горделиво ответил Котя. - Они на обед мне курицу сварят!
— Живьем? - предположил я, накладывая себе омлет - остывший, но на вид вкусный.
Котя хихикнул.
— Иллан еще спит, - сообщил он, хоть я и не спрашивал. - Будешь дожидаться, пока она встанет, или сам двинешься?
— Поем и двинусь, - сказал я, косясь в маленькое окошко. За окном был серый холодный рассвет и подсвеченные розовым горные пики. Хотелось читать Рериха и Блаватскую.
— Я тебя перемещу в Москву, - сказал Котя. - Хорошо? Оттуда есть три удобных прохода в Орызалтан. Там найдешь Андрюшку... - Он выложил передо мной конверт. - Тут письмо. Можешь прочитать, я не заклеил.
Я взял конверт - ой, древность-то какая, на нем была марка с надписью «Почта СССР» - и спрятал в карман. Котя продолжал:
— В письме я прошу Андрюшу обеспечить тебе безопасный проход в Твердь, контакт с кем-то из их руководства. Неофициально, конечно. Но путь проверенный, уже много раз так вели дела.
— А я думал, что с религиозными фанатиками дела вести нельзя...
— Я тебя умоляю, Кирилл! - Котя фыркнул. - Фанатики бегают и выполняют приказы. А руководство всегда вменяемо. Уверен, если мы сможем потягаться с Арканом - они тоже быстро пойдут на переговоры.
— Так что мне узнавать? Просить помощи? - ковыряясь в омлете - нет, все-таки он был невкусным, спросил я.
— Ну да. Так, мол, и так... ты функционал, который порвал со своей функцией. А поскольку ты друг куратора - ты его, то есть меня, тоже убедил пойти против Аркана. Ну, рассказал о своем визите туда, про злую повитуху Иванову... я проникся. И вот мы готовы выступить против Аркана. Нам бы только узнать, как делать людей функционалами...
— Или обратно людьми.
Котя улыбнулся:
— Именно! А еще - обнаруживать чужаков, закрывать проходы между мирами... Дел много. Но мы готовы и делегацию Тверди принять, и транспортом ее здесь обеспечить, и деньгами.
— Они в нашем мире рехнутся, - сказал я.
— Не исключено! - весело ответил Котя. - Но могут набычиться, помолиться - и адаптироваться.
— И мне дадут ответ? Сразу?
— Это вряд ли. - Котя покачал головой. - Бюрократы - они всюду. У церковников тоже. Так что, изложив всю нашу позицию, возвращайся в Орызалтан. Либо поживи у Андрюши - он человек гостеприимный, либо езжай в Москву. Честно говоря, не знаю, как тебе будет спокойнее.
— А как держать с тобой связь?
— Я почувствую, когда ты появишься в нашем мире, - ответил Котя. - Но на всякий случай... если вдруг я потеряю эти способности...
Он вынул из кармана черную кожаную визитницу - предмет для прежнего Коти совершенно непредставимый. Вручил мне серебристый прямоугольник.
Там был только номер. Длинный номер.
— Спутниковый, - сказал он. - А что делать? Зачем отказываться от техники?
— Угу. - Я спрятал визитку. - Круто.
Котя и спутниковый телефон - это тоже было удивительно. Куда удивительнее того, что он был куратором функционалов на планете Земля...
— Я тоже не бездельничать собираюсь, - пояснил Котя. - У меня сейчас будет разговор с одним политиком...
— С Димой? - блеснул я эрудицией.
Котя захихикал:
— Ты как человек, который подружился с одним китайцем, а потом встретил другого и говорит: «А я знаком с господином Сунь Вынь - вы его не знаете?» Нет, Котя. У меня будет встреча посерьезнее. С Петром Петровичем... если тебе это имя что-то говорит.
— Передавай привет Саше, его референту, - ответил я.
Котя запнулся и посмотрел на меня с явным удивлением.
— Ого... И когда ты... впрочем, ладно. Может, ты и галстук завязывать умеешь?
Он достал из кармана пиджака свернутый рулончиком шелковый галстук - золотистый, с едва заметными фиолетовыми рыбками. Явно недешевый.
— Умею, - сказал я. - Отцу завязывал. Он вечно то мать просит ему галстук завязать, то меня.
— А я так и не научился, - сказал Котя.
Я молча примерил галстук на себя и соорудил простенький виндзорский узел.
— Спасибо, - набрасывая галстук на шею, сказал Котя. - А ты возьми-ка курточку. В одной рубашке ты по Москве много не нагуляешь. Во внутреннем кармане есть денежка...
Куртка лежала на лавке у стены. Не очень теплая, демисезонная, из плотной серой ткани и на пуговицах, но вряд ли мне придется долго бегать по Москве.
— Так... к кому бы тебя переправить? - размышлял вслух Котя. - Так, чтобы человек ничего толком про тебя не знал.
— Функционал? И чтобы не знал? - с сомнением спросил я. - А такое возможно, Котя? Мне кажется, все читают «Еженедельную функцию».
— Нет. - Котя покачал головой. - Есть те, кто сознательно отстраняется от жизни функционалов, «играет в человека». Есть просто равнодушные, живущие уже сотни лет и ушедшие с головой в свои увлечения: собирание марок с изображением орхидей, выращивание каких-нибудь редких аквариумных сомиков, вышивание крестиком портретов великих писателей... Есть неграмотные функционалы.
— Неграмотные? - восхитился я.
— Ага. Но это, как правило, Африка и Азия. А тебя я закину в Орызалтан через Москву... - Котя подумал, морща лоб. - Данила перебросит, но узнает тебя. Анна может и не узнать, но... А вот Николенька - точно не узнает!
— Почему? - кисло спросил я.
— У него альтернативный подход к информации. - Котя улыбнулся хитрой улыбкой человека, не желающего раньше времени раскрывать секрет известного ему фокуса. - Да все нормально, хороший таможенник. Были бы коллегами, и живет он по соседству, в Марьиной Роще, дружили бы домами... башнями. Вот адрес...
Он извлек из кармана еще одну визитку, что-то быстро, не задумываясь написал на обороте и протянул мне. Я глянул: «От здания родильного дома номер 9 повернуть...» - и еще три строчки указаний. Невольно подумал, что такая хорошая память неспроста. Похоже, Котя все заранее четко решил - куда и к кому меня направлять. А выбирал уже так, для пущей важности.
Хотя, возможно, куратор знает всех своих таможенников?
Или Котя попросту любил ходить в другие миры и помнил самые интересные проходы?
Нет, невозможно затевать на пару с человеком войну миров - и при этом ему не доверять! И у меня выхода нет, кроме как доверять Коте...
— Только спутникового снимка не хватает, - сказал я.
— Он бы ничего не дал, - отмахнулся Котя. - Там была бы засветка или какой-нибудь еще дефект изображения.
Ого! Про такие вещи я и не знал.
Впрочем, многое ли я успел узнать о жизни функционалов?
— Надеюсь, этот Николай меня не узнает... - пробормотал я.
— Зуб даю. Ему на дела функционалов - наплевать.
— А башню я увижу? Или тоже... засветка?
— Как я понимаю - да. У тебя осталась часть способностей. Ты же нашел дом Василисы!
Я кивнул. Мне одновременно и не хотелось уходить, и безумно хотелось увидеть нормальный, привычный мир.
— Значит, я нахожу Николая...
— Ага. Показываешь ему визитку, в конце концов. Если что - пусть звонит, я ему дам указания. - Котя усмехнулся. - Николай и объяснит тебе, как найти Андрюшу в Орызалтане. А там вручаешь письмо и просишь обеспечить переговоры с властями Тверди.
Я снова кивнул, будто игрушечный китайский болванчик из сказок Андерсена. Ох, не зря он называется болванчиком! Тот, кто все время кивает, - иного имени недостоин.
— Не посадить бы себе на голову вместо арканцев упертых попов... - сказал я, уже скорее по инерции, чем споря с Котей.
В голове у меня теперь крутилось одно - Москва!
Как мне ухитрились надоесть Харьков, Нирвана, Янус, Польша и, как ни удивительно, даже Тибет! Я промчался по этому странному маршруту меж трех стран и трех миров, бросая налево-направо беглые взгляды, - и почувствовал только раздражение. Интересно почему? Слишком быстро? Да нет же, мне доводилось получать удовольствие и от очень коротких поездок. Слишком много? Вряд ли. Ездили мы с Аней по Европе на автобусе, ничего, остались довольны.
Неужели путешествие должно иметь правильные начало и конец? Не должно быть непрошеным и негаданным?
Наверное, так.
Вот и от Тибета никакой радости, и в Польше как-то не заладилось (шестым чувством я понимал, что если бы не помешали полицаи - то у нас с Мартой еще как вечер бы сложился!).
Может, теперь, отправляясь в Твердь по определенному и согласованному маршруту, я смогу получить от путешествия хоть какое-то удовольствие?
— Отправляй меня, Котя, - сказал я. - И, это... как обратно из твоего Арасултана вернусь - сразу выдергивай к себе. Договорились?
Котя кивнул. Встал, вытер губы салфеткой.
— Договорились. Я тебя высажу совсем рядом, у роддома...
Его рука стала скользить по воздуху - будто руны выписывать. За пальцами потянулись синеватые огоньки, и я невольно подумал, что из Коти вышла бы ходячая реклама «Газпрома».
Ну а если бы он жил в Америке - какой-нибудь герой комиксов.
«Человек-горелка».
Я хихикнул, заставив Котю подозрительно глянуть на меня.
Забавно.
Все-таки я ему чуть-чуть не доверяю...
И он мне - тоже...
— Готово, - сказал Котя, отступая. Надпись бледным огнем полыхала в воздухе.
Я шагнул вперед и подумал, что, если Котя желает меня уничтожить, у него есть прекрасная возможность. Выйду я сейчас внутри доменной печи, на дне озера Байкал или в глубине Уральских гор - и все, привет котенку...
В последний момент я догадался открыть рот и вдохнуть - будто в стремительно взлетающем самолете. Если вокруг будет вода или кипящий металл, это все равно ничего не изменит...
Котю я зря подозревал в коварстве.
Я глубоко вдохнул свежий московский воздух, закашлялся и подумал, что вода была бы немногим хуже. Как мы этим дышим? Всю жизнь?
Еще начали слезиться глаза, но не от воздуха - прямо в лицо бил яркий свет от фонаря у ворот. Вокруг было еще темно - ну конечно, в Москве-то время отстает часа на три-четыре, наверное. Раннее утро, поздняя осень...
Падал снежок, крошечный, будто манка. Было даже не холодно - зябко. Я стоял у решетчатых ворот с табличкой «Родильный дом номер 9». В маленькой будочке охранника теплился свет, в паре шагов приплясывал перед решеткой молодой мужчина, одетый так же не по погоде, как и я.
Обернувшись и посмотрев на меня, мужчина не проявил ни малейшего удивления. Дружелюбно спросил:
— Жена?
Я посмотрел на вывеску и невпопад промямлил:
— Муж. Ну, в смысле, я - муж. А там... ага, жена.
Пожалуй, мужчина сейчас готов был слушать любой бред.
— Первый?
— Угу, - наугад сказал я.
— А у меня второй. Или вторая. - Он хихикнул. - Врачам веры нет, мы уже дочку ждали... Замерз?
Неопределенно пожав плечами, я получил в руки металлическую фляжку со свинченной крышкой.
— Глотни.
Все в той же ошалелой послушности я глотнул.
Коньяк тяжело и жарко прокатился по горлу. Блин, ну не с утра же!
— Куришь?
— Угу...
— Держи.
Сигарету из пачки крепкого лицензионного «Мальборо» я взял уже сознательно. Надо было чем-то отбить гадкий вкус во рту. Никогда не пил коньяк по утрам - и правильно делал!
— Дочка - хорошо, два сына - тоже здорово, - рассуждал мужчина. - Эх, я бы пошел на роды, вот честное слово, не боюсь! Жена не захотела. Вдруг, говорит, ты после этого меня разлюбишь, бывали такие случаи... она у меня умная, о родах заранее все прочитала...
Он глотнул коньяка и непоследовательно добавил:
— Все бабы - дуры! Ну и чего бы я ее разлюбил...
Несколько раз затянувшись, я украдкой огляделся. Так... мне идти вдоль ограды роддома...
— Удачи вам, - сказал я. - Пойду, наверное. Мне это... сказали, что пока рано. После обеда сказали приходить.
— Да и мне тоже, - признался мужчина. - Но я уж постою покурю. Загляну потом, узнаю, что и как. Вдруг ошиблись? А? Врачам - им никакой веры нет...
Пожав на прощание протянутую мне руку, я пошел вдоль забора, оставив словоохотливого папашу дожидаться вестей от ненадежных врачей.
Как ни странно, но эта встреча меня развеселила. Я шел и улыбался.
Люди и знать не знали ни о каких функционалах. Жили и радовались. Работали и рожали детей, ездили в отпуск и копили на новый автомобиль, жарили на даче шашлыки и играли с друзьями в преферанс. Функционалы для них были такой же ерундой, как Человек-Паук или трансформеры. И вовсе не факт, что они променяли бы свою жизнь на наши чудеса...
Хотя нет. Променяли бы. Есть такой замечательный приз - очень, очень долгая жизнь. И вот этот приз все перевешивает.
Вот если бы и одно, и другое. И способности, и свободу...
Но собственно говоря, этим мы с Котей и заняты. Ведь верно?
Задумавшись, я докурил сигарету и выбросил ее в лужу за неимением в поле зрения урны. Интересно, ну почему человек уж если решил намусорить, то все-таки отправит свой окурок или смятый пакетик из-под чипсов куда-нибудь в кучу к уже имеющейся грязи? В крайнем случае - в ямку или в лужу, на обочину или в канаву. А тот, кто все же мусорит посреди дороги или тротуара, вызывает общее возмущение.
Наверное, в глубине души все, даже самые неряхи, понимают, что мусорить - нехорошо!
— И где же тут башня? - пробормотал я, озираясь в свете редких фонарей.
Жилой дом, трансформаторная подстанция, еще дом...
Ой!
Это был не дом.
Узенькое трехэтажное здание - один подъезд, по три окна на каждом этаже - было вовсе не жилым домом.
Это был еще один вариант башни таможенника!
Конечно, после домика Василисы в Харькове можно было и не удивляться. Это скорее мое обиталище выглядело необычно стильно даже со стороны Москвы, настоящей башней - пусть и водонапорной.
Но у Василисы в домике чувствовался запах иного мира. Ощущалась функция. Да и ее кузнечное увлечение было налицо.
А здесь - дом как дом.
Только довольно запущенный, как говорится, «пролетарский» дом.
На окнах грязноватые занавески и горшки с чахлыми цветочками. На крыше какая-то кривая антенна.
Дверь подъезда - деревянная, старая, обитая железом, крашеная недавно, но дрянной коричневой краской, уже пошедшей лохмотьями, из-под которой проступает старая синяя краска. Кодовый замок - дешевый, механический. Дверь, впрочем, все равно приоткрыта.
И изнутри доносится чей-то скрипучий и скандальный голос:
— Между прочим, это уже второй случай за год. Я сидел без интернета три часа! А вы еще отказывались ехать!
— Ну зачем вам интернет посреди но... - начал и тут же заткнулся чей-то усталый голос.
Я осторожно вошел в подъезд.
Воняло кошками. Вряд ли они тут реально жили, это была всего лишь имитация, мимикрия. По выщербленным ступенькам я поднялся на площадку первого этажа. Здесь была всего одна дверь - тоже полуоткрытая. Сквозь прохудившийся дерматин торчали клоки синтепона. Номер «1» болтался на одном шурупе. Изнутри шел свет.
Я заглянул внутрь - и тихонько вошел.
Комната начиналась сразу, без всякой прихожей. Очень большая, захламленная, но при этом удивительно чистая. Выглядела комната как воплощенный рай свихнувшегося на компьютерах тинейджера.
В одном углу большая и не застеленная кровать. Подушки не мешало бы взбить, а одеяло - расправить... похоже, на кровать падали и тут же засыпали мертвым сном.
В другом углу - какая-то навороченная плита. Неиспользуемая. На сверкающей стеклокерамике стояла простенькая микроволновка с открытой дверкой. Прямо на стеклянном поддоне микроволновки лежала четвертинка пиццы.
Третий угол - здоровенный шкаф с книжками. Пестрые растрепанные томики фантастики соседствовали с какими-то техническими пособиями в мягких обложках и серьезными, академического вида, темно-зелеными томами.
И четвертый угол - там и был краеугольный камень этого помещения.
Огромный компьютерный стол. Системный блок такого размера, что в него можно было бы запихнуть неплохой сервер. Два здоровенных монитора. Принтер и сканер. Кофеварка - мне показалось, что она подсоединена по ю-эс-би-кабелю к компьютеру, и я предпочел решить, что это и впрямь почудилось. А вот подставка под кофейную чашку была подключена к компьютеру без всякого сомнения. Знаем такие штуки, продавали их сотнями перед Новым годом и двадцать третьим февраля, лучший подарок для молодого сисадмина от его молодой сисадминихи...
И все это на столе помещалось легко и незаметно. Я же говорю - это был подлинный центр комнаты, даром что в углу.
А еще перед столом было Кресло.
Именно Кресло, с большой буквы. Что-то мне подсказывало, что эту исполинскую конструкцию из темной кожи, водруженную на легкомысленные ролики, просто так не купишь. Небось делают на заказ где-нибудь в Италии за очень большие деньги. Это было не просто место для сидения, на которое опускают зад, а что-то вроде кокона с высоченной спинкой, выдающимися вперед в районе изголовья «ушками», широченными подлокотниками. В общем, найдите фотографию Рокфеллера или Черчилля за работой - и вы поймете, что я имею в виду.
Но в образчике мебельного мастерства восседал вовсе не подросток, который смотрелся бы уместно в этой комнате, и не толстопузый начальник, который гармонировал бы с креслом. Кожаный монстр вмещал, будто скорлупа - подсохший орех, сухощавого седовласого старичка в обвислых на коленях брюках и замызганной рубашке с короткими рукавами.
Перед ним стояли два парня, моих ровесника, в униформе с надписями «Корбина-телеком» на спине. Между старичком и парнями лежала на уголке стола какая-то бумажка.
— Не подпишу акт приемки, - с явным удовольствием говорил старикан. - У меня с вами договор на круглосуточное обслуживание. А я три часа был без интернета!
— Два часа двадцать минут...
— Не важно! Ехали долго, чинили долго!
— Господин Цебриков, у вас дом старый, коммуникации все гнилые...
— Этот дом вас перестоит, молодые люди! - весело воскликнул старичок, и я подумал, что в этом трухлявый склочный пень на самом деле прав: дом будет стоять долго, очень долго...
Тут взгляд старика скользнул по мне. Похоже, мой возраст послужил причиной того, что и меня зачислили в интернет-провайдеры.
— А вы что можете сказать? - задорно воскликнул хрыч.
— А я по другому поводу, Николенька, - сказал я, не без содрогания обращаясь к старому скандалисту столь панибратски. - Мне всего-то в одну дверь войти, а в другую выйти.
Старик мигнул.
Потом молча расписался на бумажке.
Один из парней схватил ее, не сдержав вздоха облегчения, и оба корбиновца рванули к двери. Я подмигнул страдальцам. В ответ парень, урвавший подписанный акт приема работ, страдальчески закатил глаза.
Да уж. Сидеть на техподдержке - самое ужасное дело. А уж если найдется вот такой упертый склочник, так совсем пиши пропало...
За интернетчиками хлопнула дверь, по лестнице простучали шаги. Они явно спешили убраться.
— Что-то не припомню. - Старик сощурился, глядя на меня. - Раньше... не видались?
— Нет.
— Эх... - Он смотрел на меня и все никак не мог прийти к определенному выводу. - Ты... функционал?
— Бывший. - Я решил не врать.
— А... надоело на поводке сидеть? - Господин Цебриков подмигнул. - Эх... молодость. А мне, полагаешь, весело было? В году одна тысяча восемьсот шестьдесят шестом? Человеку немолодому, жизнью битому, но любознательному, получившему до обидного короткий поводок - три тысячи семь метров!
— Ой... - вздохнул я.
— До стен Кремля дойти мог, а внутрь уж ни-ни, - сказал старичок с такой обидой, будто привык ходить в Кремль на работу. А может, и впрямь привык? Кто знает, кем он был... - Человек я хоть и пожилой, но по натуре бойкий и свободолюбивый, легко ли мне было? А выдержал! Дождался телефона, радио, телевидения. Теперь - и вовсе просто. Весь мир рядом, и что мне поводок?
Я терпеливо подождал, пока он кончит хихикать, невольно глядя через плечо старичка в мониторы.
Да, забавно.
Насколько я мог понять, в обоих экранах был открыт один и тот же блог: электронный дневник, популярное развлечение молодых оболтусов и старых лентяев.
В одном мониторе старичок выступал от имени девушки, в другом - от имени парня. Оба персонажа азартно ругались. Целая толпа, вероятно - настоящих людей, комментировала происходящее.
— Забавы, забавы... - Старик проследил мой взгляд. - Осуждаете? Даром трачу время?
— Не мое дело, - сказал я.
— Разумный подход! Понимаете ли, молодой человек, с высоты прожитых лет я ясно вижу, что любое человеческое действие - суета сует. Любовь, ненависть, дружба, вера, презрение, ревность, ярость, патриотизм, вдохновение - все наши чувства сгорают и превращаются в ничто. И важно ли, любишь ли ты на самом деле... - Он запнулся и уточнил: - В силу возраста я вынужден исключить плотский компонент любви... или лишь имитируешь любовь, заставляя поверить и себя, и окружающих, что испытываешь неземные страсти?
— Не знаю. Наверное, все-таки важно.
— Вы молоды, - с теплой отеческой интонацией сказал старичок. - Ах, как вы молоды... А вы знаете, во время войны с Буонапарте я был еще моложе вас, я был совсем еще дитя, но столь же горяч и азартен. Убежал из папенькиной усадьбы на войну и целый год служил барабанщиком. И застрелил бы на месте любого, кто иронизировал бы по поводу моей любви, моей веры или моего патриотизма! Но, к счастью, времена меняются. Нынче дуэли не в ходу. И вообще все стало «лайт». Любовь-лайт, вера-лайт, патриотизм-лайт. А я вовсе не ропщу! На дворе лето, солнце светит, дети бегают, птички поют, войн и эпидемий нет. Все идет своим чередом! Все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорил мудрец Вольтер...
— На дворе зима, - заметил я. - И ночь. Дети спят, птицы улетели в теплые края. Но войн и эпидемий вроде как нет. Зато есть террористы и СПИД.
— Куда вам? - резко спросил старик.
— В Орызалтан.
— В Орысултан, юноша. С вас... - Он наморщил лоб. - Право, не знаю! Функционалы проходят бесплатно, а вы бывший функционал... Я возьму с вас половинную цену.
— Хорошо.
— Четыреста восемьдесят рублей.
Я достал из куртки и отдал ему пятисотку.
— Сдачи не надо. Спасибо.
— А вот оскорблять меня чаевыми не надо, я вам не лакей! - строго сказал старичок. Достал из ящика стола банку из под «Редбула», заполненную мелочью, и торжественно вручил мне четыре пятака.
Пришлось взять.
После этого господин Николенька Цебриков неохотно встал из-за стола. Было в имени «Николенька» что-то ужасно фальшивое, как в современном нуворише, вздумавшем играть в старорусскую аристократию. Но при этом он-то как раз имел право и на слащаво, по нынешним временам, звучащее имя, и даже на свои выкаблучивания перед технарями. Если и впрямь - убежал из дома воевать с Наполеоном...
Надо же, уже и не удивляюсь таким вещам! Ко всему привыкаешь.
— Следуйте за мной, - торжественно сказал старик. - Нам нужен второй этаж, четвертая квартира...
Мы вышли за дверь. По грязненькой лестнице я стал подниматься вслед за Цебриковым. На втором этаже горела слабенькая лампочка без плафона. Имелись и две двери - с цифрами «3» и «4».
— А тройка куда ведет? - спросил я.
— Антик.
— У, - сказал я с понимающим видом. - Смешное место.
— Отсталый, нелепый, примитивный мир! Как можно - добровольно остановить научно-технический прогресс?
— А социальный?
— Социального прогресса вообще не существует, юноша. - Цебриков фыркнул. - Вот я вам такой пример приведу: в году одна тысяча восемьсот двадцать пятом приехал я в Санкт-Петербург посетить одну прелестную девицу, обсудить с ней «Северные цветы», первый выпуск, и нажраться с друзьями насколько денег хватит... А тут у Манежа - толпа. Знакомые офицеры. Сабли наголо, все несутся куда-то... Я им кричу: «Куда вас черт несет, карбонарии!» Бегу следом, увещеваю... Что там дальше случилось - знаешь, наверное? Ну так вот, а какой-то дурак квартальный на расследовании показал, будто я кричал «В каре против кавалерии!». У него, видать, уши давно шерстью заросли... И как я ни оправдывался, как ни возмущался - загремел вместе с декабристами. Был разжалован в солдаты, на Кавказе с дикими горцами воевал... Так вот, милый юноша! Скажите мне - чем отличаются те события почти двухсотлетней давности от нынешних? Глупая власть, восстанавливающая против себя народ; честолюбивые заговорщики, которым плевать на этот народ; трусливые караульные, готовые возвести понапраслину, лишь бы с себя вину снять; суд скорый и неправедный; волнения и жестокости на Кавказе... Скажите мне, существует ли такая вещь, как прогресс социальный, как развитие общества - от дурного к лучшему, от жестокого к гуманному?
Я молчал.
— Нет, нет и нет! - сказал Цебриков с чувством. - Вот потому я доволен своей нынешней участью. Мне не жмет цепь, на которой я сижу. Чудеса техники, возможность всемирового общения, чудная вольность нравов - во всем этом нахожу я настоящие успехи рода человеческого. А вовсе не в социальных институтах, которые служат лишь успокоению нравов черни и самообольщению правящих верхов.
— Значит, интернет? - спросил я.
— Да, - с вызовом ответил Цебриков. - Интернет. Телевизор. Телефон. Компьютер. Вот в чем величие человеческого духа! А за этой дверью - ваш Вероз. Добро пожаловать!
— Как мне найти таможенника Андрюшу? - спросил я.
— А, так вы проездом к нашим татарам? - Цебриков кивнул. - Сейчас все объясню.
Запустив руку в карман, он некоторое время рылся там, потом достал ключ - старинный, массивный. Похоже, его обиталище постепенно осовременивалось, мимикрировало под окружающую обстановку, а вот такие мелочи, как ключ, - не менялись.
А может, ключи и не могли меняться?
Он отпер дверь и торжественно протянул руку:
— Глядите!
Я поморгал от света - здесь утро уже наступило. Башня (или как оно с этой стороны выглядит?) стояла, как водится, уединенно - посреди какой-то мелкой малоэтажной застройки явно нежилого типа. Не то гаражи (хотя какие в Верозе гаражи?), не то сараюшки. По большей части с невысокими, в человеческий рост, куполами и крошечным ограждением. Интересно...
Что радовало - опять-таки, как водится, башня стояла на невысоком пригорке, и обзор был неплохой. Город начинался метрах в двухстах. Совершенно незнакомый, не похожий на Москву, с частыми башенками смутно знакомых очертаний...
— Минареты, что ли? - воскликнул я.
— Конечно. Тут нашей России вообще нет, юноша. Тут татары, там финны, здесь вятичи, там кривичи... Московия, если угодно ее так называть, занимает немного места и населена большой частью мусульманами. Хорошо хоть, здесь мусульмане не такие горячие, как у нас. - Старик фыркнул. - Вон, впереди, видите голубенький купол?
— Угу...
— Это храм Исы-пророка.
— Христа Спасителя? - догадался я.
— Именно. Место в городе почитаемое, красивое. Вы подходите к храму, заблудиться тут невозможно. Становитесь у ворот. Смотрите на десять-одиннадцать часов. И обнаруживаете чудную башенку с часами, птичкой и маленькой лавчонкой внизу.
Я смотрел на Цебрикова. Кажется, невольный герой восстания декабристов темнил. Точнее - разыгрывал меня. Что-то явно было нечисто.
— Мне... безопасно там? - Я кивнул на город.
— Если будете себя вести нормально, то да. Город как город. Ничем не лучше и не хуже нашей Москвы... Ах да! Вам нужна их валюта?
Я кивнул:
— Немножко. Перекусить. Сувенир какой-нибудь купить...
— А. Сувениры... - Старик серьезно кивнул. - Думаю, если вы поменяете тысячу рублей - этого вам хватит. Не слишком обременительная сумма?
Сумма, которую оставил мне в куртке Котя, вряд ли превышала пятнадцать—двадцать тысяч. И немало, и немного одновременно...
Я дал Николеньке тысячу. Старик вдруг крякнул, почесал затылок - и начал медленно спускаться вниз, явно пожалев о своем предложении. Я терпеливо дождался его возвращения и получил несколько голубовато-зеленых ассигнаций и пригоршню мелкой серебристой монеты.
— Девятьсот с небольшим тенге, - сказал Цебриков. - Как ни странно, нынешние курсы рубля и тенге очень близки.
— А язык?
— Да, вы же утратили свой дар глоссолалии. - Старик хихикнул. - Ничего, вас поймут, и вы всех поймете! Вы же через таможню идете. - Он поежился от порыва ветра, внезапно ворвавшегося с той стороны двери. - Ну так вы идете или нет?
— Иду, - быстро сказал я.

0

26

9

Хорошо известна фраза: «Поскобли русского - найдешь татарина». Фраза эта неоднократно ставила в тупик иностранцев. Что, собственно говоря, имеется в виду? Русские - это очень грязные татары? Или тут есть некий иносказательный смысл? Но какой?
Сами русские, да и татары, всегда считали, что эта фраза подчеркивает, как сильно перемешались в России «языки и народы». То есть ничего дурного во фразу не вкладывали, напротив, гордились эдаким примером закрепленного в пословицах интернационализма.
А ведь на самом-то деле про скобление русских высказывались первоначально как раз зарубежные гости России, и со смыслом предельно оскорбительным как для русских, так и татар: под тонким налетом цивилизации скрываются дикари.
К счастью, недостаточно цивилизованные для просвещенного европейского сарказма русские и татары подвоха не поняли. Стали с улыбкой повторять фразу - чем окончательно убедили мир в своем коварстве.
Но вот сейчас я оказался в такой странной версии России, где эта фраза имела полное право на существование. В мусульманской России!
Впрочем, одернул я себя, само слово «Россия» здесь не имело никакого смысла. Здесь нет России. А также Англии, Германии, США, Китая... Это мир городов-государств, лоскутных территорий, которые никогда не объединяются в империи. Каким-то образом функционалы задержали его в феодализме, в тех временах, когда «мы псковские» или «я казанский» значили куда больше, чем «я русский» или «я татарин». Все те же самые народы носились по Европе и Азии; энергично совокуплялись; завоевывали, уничтожали и ассимилировали друг друга; меняли веру, имена... Мало кто знает, что предки чеченцев, к примеру, были христианами, что татары - никакие не татары, а булгары, взявшие название племени татар, истребленных монголами еще во времена Чингисхана. История - дама ветреная и веселая, пусть даже ее юморок - большей частью черный.
Так что самую первую и самую бульварную ассоциацию «я попал в Россию, где у власти исламисты» можно смело отбросить. Я попал в город Орысалтан, существующий на месте Москвы в мире под названием Вероз. На месте Стокгольма там город Кимгим, на месте Киева - какая-нибудь Абабагаламага, вместо Парижа - тоже какой-нибудь Дыр-Бул-Щыл. (Наверное, только польский город Щецин, страшный своим названием для любого народа, пишущего латиницей, своего названия не сменил.)
А русских здесь нет и не было. И немцев. И тунгусов, и коряков, и татар, и башкир. Это - другой мир, только отчасти похожий...
С этой твердой мыслью я и вышел из таможни Николая Цебрикова. Оглянулся - и хмыкнул.
Из Орысултана таможня выглядела как... как склеп?
Как мавзолей?
Да, скорее - как мавзолей. Не тот, коммунистический, с мумией Ленина, что стоит на Красной площади, а как обычный восточный мавзолей: высокий сводчатый проем, в котором прячется небольшая дверь из резного дерева, купол над маленьким, три на три метра, строением из белого камня...
— Мама родная, - пробормотал я. - Так... я же на кладбище!
Таинственные сооружения вокруг сразу обрели смысл. Мавзолеи, усыпальницы. Восточное кладбище. А каким еще оно может быть в этом городе?
Но интересный же человек Цебриков, если его таможня «проросла» на кладбище...
Я шел вдоль мавзолеев, вглядываясь в надписи над дверями. Опять же странно - надписи были на русском. Да и русские имена встречались часто:
«Петра сына, Василия, место погребения. Да будет милость Аллаха над ним милостью щедрою! Именем Бога милостивого, милосердного. Каждая душа вкусит смерть, после вы вернетесь к нам!»
Или такая:
«Эй, приверженцы истинной веры! Будьте едины! Тогда вас ждет благоденствие! Сын Равиля, Искандер, покоится здесь».
Некоторые надписи ставили меня в тупик, еще раз напоминая, что я не на Земле:
«Нет Тенгри, кроме Аллаха. Мухаммед - посланник его!»
Большинство надписей украшала богатая резьба - цветы, геометрические узоры. Фотографий не было, но это вроде и в нашем мире у мусульман не принято.
Очень часто могильные надписи походили на философские или богословские изречения:
«Только с божьей помощью можно порвать со злом и стать достойным человеком! На примере меня, презренного, судите об этом!»
А потом я наткнулся на маленький мавзолей (дверка, похоже, там была так, для проформы), надпись над которым заставила меня вздрогнуть:
«В раю я, ласкает гурия меня. Но безутешен, вот и плачу, не мама мне она, не мама мне. Подходит ангел, дает игрушку. Но безутешен я и плачу: не папа мне он, знаю я».
Вся экзотика, все странности и чуждости этого мира вдруг стали совершенно не важными. Я стоял у детской могилы, и во что бы ни верили родители ребенка - в Христа, Аллаха, Тенгри или теорию эволюции Дарвина, - их горе было самым обычным и настоящим.
Я поежился, и вовсе не от ветра. Обхватил плечи руками и постоял, глядя на чужую могилу в чужом мире.
Вот только мир как-то сразу перестал быть чужим. Превратился из лаковой открытки, из эксперимента арканских естествоиспытателей в живую вселенную - ибо только в живой вселенной люди умирают.
— Не надо плакать, - сказал я вполголоса чужой могилке. И тихо пошел дальше по каменным дорожкам между мавзолеями, уже не заглядывая на надписи.
Интересно, а есть ли дети у функционалов?
Я вдруг всерьез задумался об этом. Только ли свобода передвижения - плата за способности функционала? Только ли поводок - оковы? Человек, в сущности, легко смиряется со своей несвободой и даже находит в ней выгоды, декабрист Николенька тому пример. А вот ради любимой, ради детей - способен сорваться с любой цепи и пойти на верную смерть.
Секс для большинства функционалов был любимым развлечением.
А вот семьи они, как правило, не имели...
Уже на выходе с кладбища, у высокой, с человеческий рост, каменной ограды, я встретил первых жителей Орысултана. Действительно, похожие на татар два немолодых уже человека. Одежда, впрочем, ничего этнического в себе не несла: ботинки, брюки, пальто...
Мы коротко раскланялись друг другу и разошлись, не проронив ни слова.
Что ж, первое испытание я прошел, удивления своим видом я у местных не вызываю...

Храм Исы-пророка, вызвавший бы гневный вопль протеста у любого московского священника, карикатурно походил на храм Христа Спасителя. Хотя прямой связи тут, наверное, не было - история наших миров слишком уж различалась, развилка была скрыта где-то во тьме веков. И стоял храм совсем в другом месте, где-то в районе нашей Маяковки - конечно, если хотя бы Кремль стоял там же, где и у нас. И похож он был лишь на первый взгляд. Купол похож, да. Зато имелись два минарета, вырастающие прямо из купола, облицованные голубой плиткой пилоны, отсутствие крестов и наличие богатой узорчатой вязи (кстати, только здесь я и встретил витиеватую арабскую письменность).
Сам город Орысултан, он же Орызалтан, вызывал легкую оторопь. Кимгим выглядел чем-то игрушечно-святочным, но, несомненно, европейским. Не то немецким городком времен Гофмана, не то английским времен Диккенса. Что-то в нем было знакомое и приятное, то ли из книг, то ли из кино. А вот Орысултан не походил ни на что. Ни на Турцию - шумную и безалаберную, как я подсознательно боялся, ни на более экзотические Египет или Эмираты.
Здесь и впрямь был Кремль. На башнях вместо звезд или орлов были водружены золотистые треугольники. Честное слово, я бы обрадовался хоть арабским полумесяцам, хоть иудейским шестиконечным звездам - это было бы понятно. А треугольники? Масонская пирамида? Ага, только перевернута основанием вверх. Символ троицы? Да уж, с тем же резоном можно решить, что это призыв сообразить на троих...
Брусчатая мостовая имелась только в двух переулках, которыми я прошел, да и то - это был явный новодел. Сами переулки производили впечатление туристических - куча лавочек, где продавали сувенирные сабли и шлемы, ароматические палочки и кальяны, лапти и разноцветные свечи, берестяных птиц и пряники вроде тульских, часы с кукушкой (только внутри сидела не кукушка, а деревянная иссиня-черная ворона) и большие, грубовато раскрашенные литографии. Кстати, запрета на изображение людей здесь не было либо его соблюдали лишь верующие: я прошел мимо двух картинных галерей и одного магазина ковров, где рекламировали: «Лучший подарок любимой - ее лицо на ковре!»
Уверенность ковродела я не вполне разделял, все-таки в нашем мире на коврах ткали портреты разве что президентов и диктаторов. Но выставленный в витрине маленький коврик с вытканным на нем лицом рыжеволосой конопатой девчонки и впрямь выглядел симпатично. Совсем не парадно и при этом не пошло.
Была тут и целая череда ресторанчиков и кафе. В совсем крошечной забегаловке - два столика внутри, два снаружи - я купил пиалу чая и два здоровенных шипящих беляша. Сел снаружи - у входа стоял грибок газового нагревателя, подключенного к баллону, дышала теплом шипящая решетка каталитической горелки, заставляя таять случайные снежинки и высушивая камни под ногами.
Беляши были вкусные и сочные, набитые больше мясом, чем луком. И чай хороший, крепкий, только зря в него сразу, не спросив меня, бухнули две ложки сахара.
Головой все-таки во многом управляет желудок. Я подумал об Орысултане с неожиданной симпатией. Какой все-таки хороший мир - Вероз! Может, и впрямь стоило остановить развитие цивилизации в девятнадцатом веке? Ну, не остановить совсем, а затормозить, чтобы технический прогресс не обгонял моральный?
Я прошелся вдоль храма Исы-пророка, пока не обнаружил парадный вход. Встал спиной к храму у широкой улицы, по которой довольно активно курсировали экипажи - от маленьких двуколок до огромных фаэтонов. Саней, кстати, не было совсем. Видимо, обилие дворников на улицах не оставляло санному транспорту никакого шанса.
Так... и где здесь искать десять-одиннадцать часов, чудную башенку с часами, птичкой и лавчонкой?
Искать долго не пришлось. Я понял, что имел в виду под «десятью-одиннадцатью часами» Цебриков, одновременно с тем, как увидел башню над часовым магазином. Не башню, а именно башенку.
Старик скаламбурил.
Во-первых, он явно имел в виду направление - «смотри на десять часов» означало «смотри вперед и чуть левее». Во-вторых - там и правда был десяток крупных часов, не то работающих вразнобой, не то показывающих время в разных городах. Маленький двухэтажный домик вообще не имел окон на втором этаже - только циферблаты.
Ну а главные часы были на небольшой башенке на крыше. Циферблат метра полтора, не меньше. И прямо на моих глазах из лючка выскочила деревянная ворона и проорала:
— Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар!
Я пожал плечами.
Каждый сходит с ума по-своему. Цебриков чатится в сетях с энтузиазмом неофита. Кто-то заводит рыбок, а кто-то - часовой магазин.
Одно дело функция, а другое - хобби.
Вот только с чего у них вороны заняли место кукушек?
Подождав, пока поток экипажей рассосется, я перешел улицу. Ни светофоров, ни «зебр» здесь не наблюдалось, впрочем, движение позволяло такую расхлябанность.
Двери в магазинчик были не заперты. Я толкнул их - звякнул колокольчик. Впрочем, хозяин магазина был на месте, за прилавком - дружелюбно улыбающийся толстяк в очках, вполне европейского вида. Одет он был в цветастый халат - белые узоры по зеленой ткани, что придавало его облику изрядный комизм.
— Андрюша? - спросил я.
— Ассалям Алейкум, дорогой. - Толстяк вышел из-за прилавка, обеими руками взял и потряс мою ладонь. На ногах у него оказались пышные шаровары темно-зеленого цвета и мягкие кожаные туфли. - Будь гостем в моей маленькой лавке, незнакомец. Не все... не все ее замечают, ослепленные величием храма Исы... да простится муслимам неправильная оценка его роли в истории!
На шее у таможенника (а я четко ощущал, что передо мной - функционал) висела цепочка. Проследив мой взгляд, Андрюша распахнул ворот халата и продемонстрировал крестик.
— Храню истинную веру, - гордо сказал он. - Нет, я не экстремист, разумеется! Христианство на самом деле миролюбивая религия, призывающая к любви и духовному совершенствованию. «Не мир пришел я дать, а меч» - образная цитата, никоим образом...
— Я тоже... как бы вроде христианин, - пробормотал я. - Православный.
— А! Здравствуй, брат! Извини, родной! Привык с муслимами спорить, а они вечно христиан в агрессивности упрекают, даже самые интеллигентные... Так что вам нужно, радость моих очей?
— Почему у вас нет часов с кукушкой? - спросил я.
Андрюша прищурился.
— Так... - задумчиво сказал он. - «Андрюша», «кукушка», «православный». Все ясно. Ты из Москвы? Верно? От Кости?
Я кивнул.
— Как прозвище у Кости?
— Котя...
— А что он мне передал, о друг моего друга?
— Письмо, - чувствуя себя уж совсем дураком, сказал я. Надо же, сам его так и не прочитал, застеснялся.
Андрюша быстро читал письмо. Я осматривался. Лавочка небольшая, да еще и разделенная прилавком посередине. Со стороны входа - дверь, окно и парочка потертых кресел. Через прилавок - дверь во внутренние помещения, а вся стена увешана часами.
— Кукушки, значит... - пробормотал Андрюша, читая. - Так нет у нас кукушек, дорогой. Не создал Господь. Может, и есть такая злая птица, что свои яйца в чужие гнезда подсовывает, только не кричит она «ку-ку», и в часах ее не селят. А ворон... ворон птица умная, хитрая, с чувством юмора, с чувством меры, с пониманием своей ответственности перед стаей. Достойная птица! И крик у нее пронзительный, хорошо слышимый.
Сложив письмо, он спрятал его куда-то под прилавок. Посмотрел на меня совсем другим, серьезным взглядом.
— Как тебя зовут, гость нежданный?
— Кирилл.
— Очень приятно. А меня - Андрей. Близкие друзья из Москвы зовут Андрюшей, но, если говорить откровенно, в нашем мире это не принято. Так... один болтун почему-то всех таможенников кличет ласковыми именами.
Я покраснел. «Николенька», «Андрюша» - все понятно. Котя и сам предпочитал называться уменьшительно-ласкательным прозвищем, и окружающих так звал без разбора.
— Очень приятно, Андрей.
Мы снова пожали друг другу руки.
— У нас нет кукушек, - снова повторил Андрей. - Нет страусов. Нет некоторых видов рыб, насекомых и млекопитающих. Зато есть гигантские спруты в морях, динозавры в Африке...
— Динозавры? - в полном восторге воскликнул я.
— Ну да. Два десятка видов, кажется. В основном мелкие, из больших только тираннозавр. Но он в Красной Книге, их осталось-то около полусотни... - Андрей помолчал и удивленно добавил: - Нет, ну почему демосов это всегда удивляет?
— Кого?
— Людей из твоего мира, сын наивности! Того, где Москва. Наш мир вы называете Вероз, а мы ваш - Демос.
— Почему?
— У вас везде демократия - ну, такой древний общественный строй.
— Он не древний! - возмутился я. - Вот у вас феодализм, так?
— Угу, - подтвердил Андрей. - Более прогрессивный строй. Демократия у нас существовала в древности.
— И у нас тоже, в Афинах, - блеснул я эрудицией. - В Древней Греции.
— Я знаю вашу историю, - кивнул часовщик. - Ну так вот! Демократия - это древняя форма политического правления, неразрывно связанная с рабовладением и уравнивающая в правах мудреца и идиота, бездельника и мастера, опытного старца и сопливого юнца. Ну и что хорошего в такой уравниловке?
— А у вас?
— А у нас прогрессивная референдумная система. Каждый гражданин, в зависимости от суммы денег на его счете в городском банке, обладает тем или иным коэффициентом значимости, который и определяет вес его голоса на референдумах по важнейшим вопросам.
— И что честного в такой системе? - возмутился я. - Кто богаче, тот и...
— Э нет! - Андрей погрозил мне пальцем. - Вот смотри. Деньги должны лежать в городском банке. Таким образом они работают на благо города, общества. Если ты крутишь их в своем личном деле или держишь в кубышке, то ты не заботишься об окружающих, и твой коэффициент значимости низкий. Это раз. Референдумы проходят ранним утром каждую субботу. Если ты пришел, пожертвовал сном - то, опять же, это показатель твоей ответственности, твоего личного интереса к решаемому вопросу. Это два. Если ты не умеешь зарабатывать, то ты либо еще молод и не имеешь жизненного опыта, либо выбрал неправильную специальность, и тогда ты глуп либо транжира и мот - опять же, с чего доверять тебе решение важных вопросов?
Я махнул рукой.
— Хорошо, верю. Это очень прогрессивно и круто. Один банкир все свои деньги кладет на счет - и решает за всех.
— Как это? Коэффициент, понимаешь? Один человек - один голос. И вот эта единица умножается либо на нуль - если денег в банке нет вообще, либо на цифру, по экспоненте стремящуюся от нуля к единице. Но выше единицы не прыгнешь. Голоса двух обычных средних торговцев перевесят голос самого богатого банкира.
— Все равно это мне не нравится, - возразил я. - Покупать право голоса за деньги...
— Ой, брат простодушия! А у вас голоса не покупают? - Андрей засмеялся. - Хорошо еще, когда деньгами платят. Обычно-то в ходу обещания...
Я замотал головой.
— Стоп. Я не спорю. Если честно, то мне все равно - демократия, феодализм...
— Вот потому, что вам все равно, у вас жизнь никак и не наладится, - наставительно сказал Андрей.
Хотелось возразить. Но как-то у меня язык не поворачивался отстаивать преимущества нашего мира. Демос... выдумали же.
— А что за строй в Тверди?
— О, отец любознательности! - Часовщик улыбнулся. Похоже, политические разглагольствования были у него любимым занятием. Жил бы у нас, стал бы политиком или журналистом. - Там теократия. Но не просто теократия, а схоластическая теократия дарвинистского толка.
— Это как? - То ли остатки таможенных знаний, то ли прочитанные когда-то книжки позволили мне понять... в целом. - Как-то оно все не очень совместимо.
— Еще бы! - Андрей хихикнул. - Власть там религиозная, все на свете выводит из Библии. Но - в свое время появился в Тверди такой человек, Чарльз Дарвин. У вас он тоже знаменит, верно?
— Верно. А у вас?
— Погиб при путешествии на корабле. Вероятно - атака гигантского спрута. Ничем прославиться не успел.
Я мрачно кивнул.
— Так вот, - как ни в чем не бывало продолжил Андрей. - Дарвин создал теорию, которая рассматривала эволюцию растений и животных как проявление Божьей воли. Позже, вместе с монахом Менделем, с которым Дарвина связывала нежная и преданная дружба, они заложили основы практической генетики, научились видоизменять божьих тварей к вящей славе и радости Творца.
Говорил он серьезно, но вот в уголке губ пряталась улыбка.
— К вящей славе и радости? - уточнил я.
— Так было решено Святым Конклавом после тридцатилетнего обсуждения вопроса. Созданный по образу и подобию Божьему человек хоть и тварь дрожащая, но, однако, может служить инструментом в руках Господа. Биология и генетика в Тверди развивались семимильными шагами. Труды святого Дарвина и святого Менделя продолжил великий русский подвижник, тоже после смерти причисленный к святым...
— Мичурин, - мрачно сказал я.
— Правильно! - Андрей захохотал. - Иван Мичурин.
— Как погиб? - спросил я. - Полез на яблоню за арбузом, тут-то его вишней и придавило?
— Какой ужас! - Андрей не понял юмора. - Нет, сын красноречия! Мичурин погиб во время эксперимента вместе с персоналом своей лаборатории, виварием и опытной делянкой. Эксперименты с геномом - они, знаешь ли, опасны...
Я не знал. Но верил на слово.
Подождав несколько мгновений, Андрей вздохнул. Видимо, он был бы не прочь еще поговорить - о демократии, религии, геноме и святом Дарвине.
— У меня очень удачный выход на Твердь. Большая часть выходов закрыта их властями, некоторые расположены в глухих местах. А мой, так уж сложилось, используется для контактов. Дело в том, что он выходит прямо во двор Конклава в Ватикане.
— Конклава?
Андрей вздохнул.
— Ты в курсе, что там христианство, внук просвещенности? Так вот христианство это не такое, как у вас или у нас. Никакого Папы Римского, да к тому же непогрешимого, у них нет. Есть Конклав Кардиналов - шесть кардиналов... Пойдем, друг мой!
Вслед за ним я прошел за прилавок, Андрей открыл узенькую дверку в стене и бочком туда протиснулся.
Вот это уже больше походило на жилище функционала, причем старого, обжившегося и обустроившегося. Большая зала с витражными, как в соборе, окнами на все четыре стороны. Сразу в два противоположных друг другу окна било солнце. Точнее - солнца двух миров Веера...
— Ага, - сказал Андрей, заметив мой взгляд. - Там - Твердь. А там - Янус.
— Бывал, - кивнул я. - Знаешь таких таможенниц - Василису и Марту?
— Из вашего мира?
— Да. Их двери выходят на Янус... я прошел от Василисы к Марте.
— В какое время года?
— Недавно. Там ранняя весна была.
— Значит, их выходы далеко от моего. Там, куда выходит моя дверь, сейчас лето... глянь.
Я с любопытством последовал за ним. Янус оставил у меня не только самые отвратительные впечатления, но и гордость: я все-таки выжил в этом негостеприимном мире.
Под витражным окном, бросавшим на пол блики оранжевого и зеленого света, была простая деревянная дверь с мощным засовом. Похоже, открывался засов нечасто - Андрей крякнул, отодвигая его. Потом распахнул дверь и отошел в сторону, предлагая мне полюбоваться результатом.
Я молча остановился на пороге.
За дверью расстилалось желтое песчаное море. Дул горячий сухой ветер, выглаживая равнину, не было ни барханов, ни камешка на песке. Единственное, что радовало взгляд, - небо. Ослепительно синее, чистое, ясное, с сияющим солнечным диском.
— Можно? - спросил я.
— Конечно. Загляни.
Я осторожно вышел за порог, огляделся. Жара мгновенно навалилась на меня. Я обернулся - здесь таможня выглядела старым зданием из обветрившегося песчаника с совершенно неуместным витражным окном наверху. Чуть в сторонке стояли два вкопанных в песок столба, между которыми болталась на ветру веревка.
— Поначалу пытался тут белье сушить, - сказал из дверей Андрей. - Но пересыхает, да и песком пахнет. А вот мясо вялить тут удобно. Мух нет, погода летом всегда ясная. Такой хамон получается - пальчики оближешь!
Кивнув, я вернулся в таможню.
— Ну что, пошли в Твердь, - запирая дверь, сказал Андрей. - С Божьей помощью... - Он перекрестился.
Я, на всякий случай, тоже. Спрашивать про другие миры я не стал.
Дверь в Твердь явно использовалась чаще. Андрей приоткрыл ее. Постоял. Потом начал открывать - медленно, с опаской. Сказал:
— Сам понимаешь... это, по сути, единственный открытый проход в их мир. Все остальные они замуровывают наглухо. А мой - под наблюдением...
За дверью оказался маленький дворик, обнесенный высокой белой стеной. Земля была выложена брусчаткой. В стене - еще одна дверь. И - множество крошечных отверстий, не то амбразур, не то бойниц. Сразу возникло неприятное ощущение, что в отверстия смотрит множество недоброжелательных глаз. И не просто смотрит, но и нацеливает какое-то оружие.
— Добрый день! - громко выкрикнул Андрей. - С миром, во славу Господа!
Дверь в стене открылась. Хорошая охрана, постоянно настороже...
А дальше во дворик вышла самая необычная процессия, которую я мог себе представить.
Я знал, что на нашей Земле Папу Римского охраняют швейцарские гвардейцы в ярких, как клоунские одежды, мундирах - в синие, оранжевые, красные, желтые полосы, идущие с головы до ног. Многие думают, что эти мундиры придумал Микеланджело, другие уверяют, что мундирам всего сто лет, а их автор - капитан швейцарских гвардейцев. На самом деле правы и те, и другие - вояка с задатками модельера опирался на старые эскизы Микеланджело, в свое время отвергнутые консервативными католиками. И когда в дверях замелькали яркие разноцветные костюмы - я не удивился.
Вот только надеты мундиры были не на крепких швейцарских парней, пренебрегших изготовлением часов, шоколада и перочинных ножиков ради чести охранять Папу Римского... ну ладно, в данном случае - Конклав.
Во двор стремительной легкой походкой вбежали молодые девушки - в той самой полосатой форме, в цветных беретиках на голове, с легкими пиками в руках. А у ноги каждой девушки бежала маленькая собачка с длинной шелковистой шерсткой и бантиком на голове!
— Йоркширские терьеры? - воскликнул я.
Гламурная стража остановилась, окружив нас четким полукругом.
— Да, - напряженным голосом ответил Андрей. - Йоркширские терьеры, верные псы кардиналов, собаки-убийцы...
Я захохотал. Представить йорка в виде собаки-охранника было просто невозможно. Любимцы богемной публики, карманные собачки светских дам с Рублевки и подчеркнуто маскулинных актеров вроде Бельмондо - и это собаки-убийцы?
Девушки продолжали смотреть на нас с каменным выражением на лицах. Собаки виляли коротенькими хвостиками.
— Мне нужно поговорить с парламентером! - сказал Андрей, выходя из дверей.
Девушки молчали. Впрочем, обращался Андрей явно не к ним, а к кому-то, оставшемуся за стеной. Прошло с полминуты. Я переминался с ноги на ногу, не переступая на всякий случай порога. Часовщик-таможенник всем своим видом выражал готовность ждать хоть до морковкина заговенья.
Из дверей вышел еще один человек. На сей раз мужчина, и одетый вовсе не в клоунский костюм. Средних лет, немногим старше меня, аккуратный, в цивильной одежде - темные брюки, светлая рубашка, серый шерстяной джемпер. В общем-то его можно было представить хоть на улицах Москвы, хоть в Кимгиме, хоть в Орысултане - он бы нигде и ничем не выделялся.
— Андрей... - Мужчина с дружелюбной улыбкой двинулся к таможеннику.
Похоже, Андрей тоже расслабился. Шагнул навстречу, они пожали друг другу руки и обнялись.
— Рад тебя видеть, мой бедный заблудший друг. - Мужчина засмеялся, как бы призывая не принимать его слова совсем уж всерьез. - Что-то случилось?
— И я рад тебя видеть, Марко. Меня попросили организовать встречу с тобой.
— Кто попросил?
— Знакомый с Демоса. Видимо, уважаемый там человек.
Марко посмотрел на меня, дружелюбно улыбнулся:
— Вы и есть тот уважаемый человек с Демоса?
— Нет, я посланник, - торопливо ответил я. - Меня попросили провести переговоры.
— Переговоры - это хорошее дело, - сказал Марко серьезно. - Слово способно остановить вражду, укрепить дружбу, породить любовь. Слова даны нам, чтобы мы понимали друг друга - даже если это очень трудно... Как вас зовут, юноша?
Я поморщился. Вообще-то меня давно уже не называли юношей.
— Кирилл.
— Очень хорошо. Вы христианин?
— Да.
— Еще лучше. И... вы бывший функционал? - Марко улыбнулся.
Как он это понял?
— Да.
— Очень, очень занятно... Андрей, от имени Конклава я гарантирую посланнику Кириллу безопасность и радушный прием в нашем мире. Как только он выскажет пожелание вернуться, его проводят к вашим дверям.
— Спасибо, Марко, - с явным облегчением сказал Андрей. - Проходи, Кирилл. Успеха тебе в твоих делах, конечно, если они законны и богоугодны!
Он быстренько юркнул за мою спину, что, если честно, не прибавило уверенности в моей безопасности на Тверди.
— А как я их буду понимать? - спросил я, не оборачиваясь.
— Ну, ты же сейчас их понимаешь?
— Сейчас - да, а когда выйду из таможни? Они по-итальянски говорят?
— Никогда не задумывался. - Андрей нахмурился. - Странные вещи говоришь, пасынок предусмотрительности! Проходя через таможню в новый мир, ты получаешь знание языка, это всем известно.
— Ага. - Теперь я понял, что имел в виду Цебриков, говоря, что я «иду через таможню». Так может быть, и в Орысултане в ходу вовсе не русский язык? - Спасибо. Что-то я растерялся...
— Давай, давай, отец отваги! - Андрей подтолкнул меня к дверям. - Не мешкай, неудобно заставлять людей ждать.
Я вышел из таможни, и дверь за моей спиной тут же захлопнулась. Тяжело лязгнул засов.
Девушки в полосатой форме строго смотрели на меня. Песики игриво крутили хвостиками. Марко улыбался.
— Здравствуйте, - сказал я. - Скажите, а эти собаки - йоркширские терьеры?
— Отчасти, - кивнул Марко. - Считаете их несерьезными охранниками?
— Ну... если только от мышей...
Марко посмотрел на одну из девушек:
— Капрал, покажите гостю, как работают наши милые пушистые крошки.
Девушка кивнула. Отдала свою смешную (конечно, если не обращать внимания на острый листовидный наконечник) пику подруге. Шагнула ко мне, протянула руку:
— Дайте вашу куртку, пожалуйста.
Голос у нее был нежный, тоненький. Таким голосом надо признаваться в любви.
Я пожал плечами и снял куртку. Здесь было тепло.
— Она вам очень дорога? - поинтересовалась девушка.
— Нет. Не очень.
— Это хорошо.
Девушка покачала куртку на руке - собачка у ее ног пристально следила за каждым движением. Потом скомандовала:
— Убей.
И подбросила куртку в воздух.
Собачка словно распласталась на брусчатке - а потом взмыла в воздух. Может быть, на такой прыжок был бы способен кот - очень сильный, матерый дворовый кот. Но и то вряд ли - собачка вцепилась в куртку на высоте метра в полтора, а то и в два. Вместе с курткой песик рухнул вниз - и клацающий, щелкающий зубами, рычащий комок покатился по мостовой. Во все стороны летели обрывки ткани, я как-то раз видел такое, когда дворник во дворе старой, разболтанной газонокосилкой наехал на какую-то ветошь. Прошло секунд десять - и песик отскочил от куртки.
Впрочем, называть это располосованное на ленточки тряпье одеждой не рискнул бы самый непривередливый бомж.
— Мама родная, - сказал я.
Песик задорно гавкнул и побежал к хозяйке. Та погладила его (не сводя с меня взгляда), потом достала из клоунских штанов кусок сахара-рафинада и дала собаке.
— Если его не оттащить от врага, то он перегрызает позвоночник за десять—пятнадцать секунд, - сказал Марко. - Впрочем, если шея защищена, то он сосредоточится на лице.
— Что вы... как вы сделали это... - прошептал я.
Я люблю собак. У меня у самого скай-терьер Кешью, сейчас он гостит у родителей. Собаки, конечно, не игрушки. В них, даже самых маленьких, кровь волков, и они умеют драться - и за себя, и за хозяев. Но есть собаки-бойцы, есть собаки-охотники, а есть собаки-друзья. Боевой йоркширский терьер - это такой же абсурд, как... как монахиня-спецназовец?
— Их вывели в монастыре в Йорке, где наши отважные гвардейцы учатся защищать Конклав, - сказал Марко, с любопытством глядя на меня. - Истинное добро не должно быть беззащитным, верно?
— Верно, - сказал я. - Ну, то есть я всегда так думал. Но... они же такие милые...
— Девушки?
— Собачки... хотя и девушки тоже... - Я смешался.
— Они остались милыми. Можете погладить, пес вас не укусит... без разрешения.
— А девушки? - спросил я.
Капрал улыбнулась и ответила сама:
— Вот уж не знаю. Но я советую не проверять.
Марко засмеялся.
— Идемте, идемте, Кирилл. Надеюсь, вас не смутило это маленькое представление? Нашим друзьям совершенно не о чем беспокоиться. А вы ведь друг?
— О да, - сказал я, глядя на собачку. - Без всякого сомнения!

0

27

10

Есть люди, которые умеют просить. Во-первых, это профессиональные нищие - не согбенные старушки, протягивающие за подаянием руку где-нибудь у магазина, а те, для кого побираться - профессия, занимающие места у церквей и кладбищ, в парках среди гуляющей публики и рядом с ресторанами, где подвыпившие кавалеры не преминут произвести впечатление на даму. Во-вторых, это прирожденные любители ездить на чужой шее - все мы знаем таких, а порой и дружим с ними: списывающими уроки в школе («ты алгебру сделал?»), пропускающими пары в институте («прикрой меня, ладно?»), опаздывающими на работу («скажи шефу, что я с утра тут кручусь»), зовущими нас на дачу («вскопаем огород - и шашлычок с пивком, ага?»). И мы брезгливо морщимся, но все же подаем первым, мы ругаемся вполголоса, но все же помогаем вторым. В конце концов, у нас всегда есть возможность отвернуться от нищего или отказать слишком уж надоедливому приятелю.
Но есть и третья категория профессионалов. Самая ужасная, ибо от нее не скрыться.
Это политики.
«Народ должен поддержать нашу партию!»
«Пенсионеры должны потуже затянуть пояса!»
«Шахтеры должны войти в нашу ситуацию!»
«Партнеры должны учитывать наши интересы!»
«Предприниматели должны подумать об интересах государства!»
И от этих просьб никому уклониться не удается. Народ поддерживает, пенсионеры затягивают, шахтеры входят, партнеры учитывают, предприниматели думают.
Потому что эти просьбы на самом-то деле имеют силу приказа. Это просьба ленивого нищего с пистолетом в руке.
Я никогда не был нищим, не умел списывать и плевать хотел на политику. Но сейчас мне предстояло выступить в роли просителя, причем во всех ипостасях - и нищим, умоляющим о милостыне, и приятелем, жаждущим помощи, и политиком, пытающимся заключить выгодное соглашение.
Не мое это! Совершенно не мое.
Но куда деваться-то?
Единственный мой шанс избавиться от пристального внимания арканцев, отстоять свое право быть собой - это уговорить правителей Тверди помочь нам. И не просто помочь, а помочь бескорыстно, не превратив нашу Землю, наш отсталый Демос, в еще один мир «схоластической теократии». Потому что девушки-гвардейцы с пушистыми убийцами на поводках никак не вписывались в мое понятие счастливого общества.
В Риме я не был, о Ватикане имел представление лишь из какого-то глупого фильма, где злодеи пытались взорвать сердце католической церкви бомбой из антивещества. Так что сравнить, была ли обитель Конклава похожа на обитель Папы Римского, я никак не мог. Но, наверное, сходство было - я уже убедился, что многие вещи в мирах Веера остаются неизменными, даже если расхождение миров случилось довольно давно.
Огромный собор походил на собор Святого Петра. Наверное, походил. Но увидел я его лишь мельком, когда меня посадили в большую закрытую карету. В ней я теперь и ехал в обществе двух девиц в мундирах из галлюциногенного сна Микеланджело, двух милых терьеров из кошмарного сна Босха и представителя Конклава Марко.
— Очень рад, что вы появились именно на моем дежурстве, - добродушно сообщил Марко. - Мы нечасто контактируем с функционалами, знаете ли. Я пять лет служу в охране таможни и общался с Андреем раз десять... никак не больше.
— Вы не любите функционалов?
— А вы?
— Не очень, - признался я. - Меня сделали функционалом без спроса. А потом убили мою девушку, преследовали меня... Но это мои личные проблемы. У вас, наверное, какие-то иные основания для нелюбви?
— Конечно. Сугубо практические, то есть религиозные. - Марко задумался на миг. - Вы, наверное, представляете нас какими-то религиозными фанатиками, которые приняли функционалов за бесов?
— Ну... - Я смутился.
— Наверняка именно так и думали. Но вы ошибаетесь. Мы вполне разумные и веротерпимые люди. Да, святая христианская вера - основа нашего общества, она объединяет все государства, служит своего рода... - он прищелкнул пальцами, - сверхгосударством. Идеологическим сверхгосударством.
— А я думал, что у вас одно государство на всю планету.
— Нет, что вы. Это не очень разумно и неудобно для управления. Как силой увязать между собой противоречия экономических интересов, разницу культур, обычаев, нравов? Единая империя, Царство Божье на Земле, может сложиться только постепенно, эволюционным путем, по мере умягчения нравов, смягчения жизненных тягот, растворения между собой народов и языков. Да, это наш идеал, но он еще далек от достижения. Я вас удивлю, но у нас - свобода совести.
— Да? - Я и впрямь удивился.
— Конечно же. Многие арабы и азиаты исповедуют магометанство, иудеи упорствуют в своей ветхой вере, славяне... кстати, вы же славянин?.. спорят с Конклавом по целому ряду обрядов и даже имеют своих, не признанных другими народами святых. Есть, и я не побоюсь этого слова, атеисты, безбожники! О, проблем и сложностей хватает! Случаются и войны, даже между братьями во Христе.
— Тогда нам будет проще понять друг друга, - сказал я. - Мне казалось, что у вас все гораздо жестче... Так почему же вы так не любите функционалов? За то, что они навязывают вам свою волю?
— И это не проблема. - Марко усмехнулся. - Пусть бы попробовали навязать... спор есть непременное условие развития. Нет, Кирилл. Нас возмущает и оскорбляет то, что функционалы извратили свою божественную природу. Отказались от того, что дано Богом, и обратились к тому, что идет от дьявола. Не в буквальном смысле слова, конечно, хотя от появления функционалов явственно попахивает серой...
Он опять улыбнулся. Ну просто очень прогрессивный священник. Все время дает понять, что его не надо понимать слишком уж буквально.
— Но вы же сами экспериментируете с биотехнологиями. Меняете животных...
— Животных, Кирилл. Исключительно животных. Они не несут в себе образа Божьего, и потому человек вправе их улучшать, выполняя волю Творца.
— Ага, - глубокомысленно сказал я. - Так вся суть в том, что функционалы стали... сверхлюдьми?
— Нелюдями! - Марко поднял палец. - И это уже не божественная воля. Между дарами Бога и искушениями дьявола всегда есть одно явное различие. Чудеса Господни ничем не ограничены, ибо и силы его безграничны. Если святой человек может исцелять, то он сможет исцелять в любой момент. Ну или не сможет - будь на то воля Господа. Искушения дьявола механистичны. Есть четкая грань, есть механические запреты и правила: если исцелять, то только пятерых в день, или только в полнолуние, или только совершив жестко оговоренный обряд...
— Поводок, - сказал я. - Поводок функционалов, который привязывает их к функции...
— Правильно! - радостно воскликнул Марко. - Это и есть признак дьявола. Нечистый не способен давать без ограничений, его «подарки», - последнее слово было произнесено с нескрываемым презрением, - всегда имеют свои рамки, его щедрость исчислена, его возможности отмерены. Дьявол силен, но его сила конечна. Конечно же, функционалы - не нечистая сила, а лишь люди. Бывшие люди, искаженные нечистой силой.
Я помолчал. Спросил:
— Так вы серьезно верите в дьявола?
— Как я могу верить в Бога и не верить в дьявола? - вопросом ответил Марко.
Боевой йоркширский терьер справа от меня звонко тявкнул. Наверное, на свой лад обругал козни дьявола.
А я замолчал.
В чем-то Твердь оказалась не столь пугающа, как я боялся. Но с другой стороны, я окончательно понял, что договориться с ними будет ох как непросто. Когда помимо двух сторон в переговорах незримо участвуют Бог и дьявол - это очень, очень трудные переговоры...

Для мира, в котором все пришельцы из других планов бытия считались вольными или невольными пособниками дьявола (да, да, огромное спасибо, что не бесами!), со мной обращались просто великолепно. В карете мы ехали не больше получаса, выгрузились в закрытом дворике с увитыми виноградом стенами и фонтаном, журчащим в маленьком бассейне. Во дворик выходили окна и балкончики двухэтажного здания - уютного, солнечного, с пробивающейся из щелей между камнями травой. Было тихо, словно город остался вдали, только стрекотали цикады. Мне сообщили, что это здание - моя резиденция на время пребывания в Тверди, осведомились, не соблюдаю ли я сейчас пост, а если нет, то чем желаю отобедать. Девушки-охранницы остались на первом этаже, Марко с видимым сожалением откланялся - ему было необходимо продолжить дежурство у таможни. А я поднялся на второй этаж и с любопытством обошел выделенные мне комнаты.
Все окна, как я и подозревал, выходили только во внутренний дворик. Резиденция все-таки несколько смахивала на комфортабельную тюрьму. Но внутри было очень хорошо - просторные светлые комнаты, старый прохладный паркет на полу, пастельных тонов шпалеры на стенах, несколько картин - натюрморты и буколические пейзажи. Второй этаж занимали три спальни (можно было разместить небольшую делегацию), три ванные комнаты - две маленькие, а одна гигантская, с большой мраморной ванной и душем непривычной конструкции: вместо лейки вода низвергалась на голову каскадом из широкого бронзового раструба. Еще была просторная гостиная с креслами и столиками, курительная комната (я не ожидал, что в Тверди курят, и был приятно удивлен коробкой сигар и несколькими пачками папирос без фильтра) и небольшая библиотека.
Вот как раз библиотека меня наиболее потрясла. У меня сложилось ощущение, что книги тщательно отобраны, чтобы не давать посетителям лишней информации, но кое-что все-таки прорывалось - и вызывало оторопь.
К примеру, очень уважаемым автором, судя по роскоши изданий, здесь был Вольтер. Многотомное издание в коричневом кожаном переплете, было украшено тисненной золотом цитатой «Надо возделывать наш сад» и изображением обвитого лозой креста на обложках.
На нашей Земле этого остроумного вольнодумца никто бы не причислил к друзьям церкви. Мой отец почему-то очень ценил этого писателя, я же читал только «Орлеанскую девственницу», да и то в подростковом возрасте, соблазненный словом «девственница» и обилием веселых скабрезностей. Помнится, что кто только в этой книге не мечтал поиметь отважную Жанну д’Арк - от злобного Гермафродита и до ее собственного осла. Пролистав местный вариант «Орлеанской девственницы», я понял, что держу в руках совершенно другую книгу. Такую, наверное, мог бы написать Толкин. Героический эпос в стихах, ну никак уж не сатира.
Штук пять других книг были знакомы мне только по названию. Но я, к примеру, был твердо уверен, что хоть у нашего Вольтера и есть книга «Мемнон, или Человеческая мудрость», но она никогда не объединялась в дилогию с книгой «Ахилл, или Человеческая глупость».
Нашел я и Диккенса, и Свифта, и Гюго, и Достоевского. Опять же, я не такой уж любитель классической литературы, но мне кажется, что Гулливер совершил четыре путешествия, а не семь. Во всяком случае, про «Путешествие в Дагому», «Путешествие в страну Кьенк» и «Путешествие в Гаргенлог» я ничего не слышал.
Да и у Достоевского есть «Бесы», но разве это он написал роман «Ангелы и демоны»?
Кстати, вывод, который напрашивался сам собой, был довольно-таки позитивным: в Тверди писатели сочиняли другие книги, но их было больше.
Целая полка была занята детскими книгами, словно здесь рассчитывали принимать семьи с детьми. «Пиноккио» мне показался очень похожим на оригинал, а вот «Волшебник страны Оз», похоже, вовсе не воспевал приключения в волшебной стране. Скорее уж предостерегал от любых контактов с чужаками из иных измерений... Впрочем, чему тут удивляться?
Я поискал «Гарри Поттера», мне было ужасно интересно, какой стала бы история мальчика-волшебника в этом мире. Но, видимо, расхождение истории зашло слишком далеко. Может быть, здесь Роулинг вообще не родилась, может быть, стала счастливой многодетной домохозяйкой, а может быть, в их кафе просто не в ходу были бумажные салфетки.
С некоторым сожалением я вышел из библиотеки, прихватив с собой лишь томик афоризмов Монтеня. Когда не знаешь, в какой момент придется бросить читать книгу, лучше всего взять что-то очень короткое. Закурив папиросу (табак оказался неожиданно легким), я принялся читать. Интересно, следят за мной или нет? Техника у них не развита, но для настоящих мастеров всегда было достаточно дырочек в стене, зеркал и грамотно рассчитанных слуховых труб.
В курительную вошли, когда я наслаждался фразой: «Невозможно вести честный и искренний спор с дураком».
— Храни вас Бог, друг мой.
Я вскочил, откладывая книгу и одновременно гася папиросу. В курительную вошел (позади мелькнули и тут же скрылись цветастые мундиры) пожилой человек в ярко-красной мантии и красной же шапочке. Морщинистый, чисто выбритый, волосы седые, но глаза блестят живо, как у молодого.
Кардинал?
На руках человек держал мирно дремлющего терьера. Лицо очень интеллигентное, умное... впрочем, дураки на таких постах нигде и никогда не встречаются.
— Ваше преосвященство... - неожиданно для самого себя выпалил я, вспомнив не то книжку, не то фильм про трех мушкетеров и их честолюбивого гасконского друга. И неумело поклонился.
Кардинал испытующе смотрел на меня. Потом кивнул.
— Да, ты прав. Мое имя - Рудольф, я один из кардиналов Конклава. Мир тебе, Кирилл из Демоса. Ты пришел к нам кружным путем, ты напуган, ты не привык к своей миссии. Но ты полон желания довести ее до конца... значит, считаешь ее важной. Садись.
Мы уселись друг напротив друга. Я, обжигая пальцы, придавил упрямо дымящийся окурок.
— Можешь курить, - усмехнулся кардинал. - Пусть лучше ты чувствуешь себя спокойнее, чем нервничаешь, борясь с пороком. Если Господь создал табак, то для чего-то он это сделал.
— Я пришел с посланием от Земли-два, - сказал я. - Демоса, как его еще называют.
— Кого ты представляешь? - спокойно спросил Рудольф.
— По большому счету - только себя и своего друга, - сказал я.
— И кто твой друг?
— Куратор нашей Земли.
Пальцы кардинала, поглаживающие шерстку йоркшира, вздрогнули и остановились.
— Интересно, - сказал кардинал. - Крайне интересно. Ты сильно ограничен во времени?
— Все мы ограничены, - сказал я. - Но на рассказ время есть.
— Тогда рассказывай с самого начала, - сказал Рудольф. - Начни с себя.
— Я - Кирилл, - сказал я. - Кирилл Максимов. Жил в Москве, в России. Это столица нашей страны... да в общем-то не важно. - Учился в школе, потом в МАИ... это авиационный институт. У нас есть такие машины, самолеты, они летают в воздухе...
— Мы представляем себе твой мир, - улыбнулся кардинал. - Рассказывай, я сам попрошу пояснений, если что-то будет непонятно.
— Ага. Вот, учился, потом бросил... ну, как-то не очень интересно стало, то есть интересно, но не очень перспективно. Пошел работать в компьютерную фирму... ну... продавцом, если честно.
— Достойный труд, как и любой труд, если он честен, - серьезно сказал кардинал.
— Я жил один, у меня была девушка, но мы поссорились... Однажды я пришел домой и вдруг увидел, что дверь моей квартиры открыта...
Постепенно я успокаивался. Может быть, потому, что мой странный собеседник (если вам часто приходится болтать с кардиналами из другого мира, то слово «странный» я беру назад) умел слушать. Это для священников и политиков важное умение, а он все-таки был и тем, и другим.
И я рассказал, как меня «стерли» из нашей реальности. Как я стал таможенником. Посетил чужие миры. Потом решил докопаться до правды - кто же все-таки управляет функционалами. Как попал в Аркан, как на меня стали давить, как убили девушку, в которую я влюбился, как меня попытался убить друг, как я узнал, что он куратор, как я снова скитался по мирам, как мы с Котей помирились и решили действовать вместе...
Нам дважды приносили чай и кофе - я пил кофе, а кардинал предпочел чай. Поставили на столик вазочки с фруктами и орешками. Недовольно поморщившаяся девушка в форме от Микеланджело сменила мне пепельницу.
Изредка кардинал задавал вопросы. Я не удивился тому, что его очень заинтересовал Аркан, но почему-то его любопытство вызвал еще и Янус. А вот моим миром и Верозом он не интересовался. Неужели на Земле есть агенты Тверди?
Наконец я выдохся. Судя по сумеркам за окном, проговорили мы часов пять-шесть, не меньше.
— Интересная история, - сказал Рудольф. - Очень интересная... Итак, ты - бывший функционал с какими-то непонятными остатками способностей, и твой друг - куратор, главный функционал Демоса, с частично утраченными способностями, хотите... - Он сделал паузу. - Весь вопрос в том, чего именно вы хотите. Защититься от Аркана и стать обычными людьми?
— А возможно ли защищаться от Аркана, будучи людьми? - вопросом ответил я. Весь предварительно продуманный план разговора вдруг показался мне наивным и неправильным.
— Но ведь мы - смогли.
— Но как? Как вы находите порталы в ваш мир, как определяете эмиссаров Аркана? Нет, я не допытываюсь, - торопливо уточнил я. - Не считайте, что я хочу чего-то разведать... хотя хочу, конечно, но не это главное. Но объясните, как и почему вы победили Аркан? Вы не обязаны мне верить, но ведь вы можете сказать что-то, для арканцев не тайное, что поможет нам в борьбе?
— Опять же вопрос - к чему приведет ваша борьба, - вздохнул кардинал. - Кирилл, наш мир, волей ли Бога, кознями ли дьявола - да, я допускаю и последнее, ведь дьявол ограничен и не всеведущ, он мог желать нам зла, но милость Господа обратила это зло в добро... так вот, наш мир - религиозен.
— Уже заметил, - не удержался я от иронии.
— А вера в Бога всегда имеет в себе еще одну составляющую - веру в дьявола. Да, именно, Марко рассказал мне про ваш разговор... Мы всегда были готовы к чему-то подобному. К искушению. К тому, что к нам придут - и посулят златые горы, а взамен попросят лишь расписаться кровью на бумажке... Поэтому мы и узнали о функционалах. Те, к кому приходили, иногда рассказывали. А те, кому рассказывали, - верили. И мы стали искать выход. Ваш мир любит бездушные машины. У нас все случилось по-другому, мы меняли живое вокруг нас - растения, животных... мы не трогали только себя. И наша биологическая наука сделала то, чего пока не может ваша технология, ваши компьютеры, лазеры и космолеты... - Он выговорил эти слова четко, но они все равно звучали как-то чужеродно. - Мы создали то, что позволяет видеть чужаков...
Кардинал поднял руку к лицу. Коснулся кончиками пальцев глаза, поморгал, будто снимая контактную линзу.
И протянул ко мне ладонь с блестящим комочком трепещущего прозрачного желе.
— Что это? - прошептал я.
— Неофициально это называется «глаз ангела», - ответил кардинал. - А официально - «спектрально-анализирующая линзовая медуза». Это действительно медуза... точнее, ее предки были медузами. Крошечный комочек прозрачной плоти из волн мирового океана. Вначале ее пытались приспособить в качестве обычных очков. У вас есть такие штуки из пластиковой массы.
— Контактные линзы, - кивнул я, не отрывая взгляда от медузы. Трогать ее не хотелось, да кардинал и не настаивал. Он снова вернул комочек протоплазмы в свой глаз, поморгал.
— В качестве замены очков медузы не прижились. Очень уж нежны и дороги. Они могут прожить несколько месяцев, если их регулярно выпасать в аквариуме с питательным планктоном, но все равно очень и очень нежные существа... Зато выяснилось, что, изменив их должным образом, можно увидеть скрытое ранее. Например - тепло.
— Обалдеть, - только и сказал я, глядя в глаза кардинала. Теперь понятно, откуда задорный молодой блеск. - Живые инфракрасные очки...
— А можно увидеть и более тонкие световые волны. Ультрафиолет, так?
Я кивнул. Я уже ничему не удивлялся.
— Так вот одна из разновидностей «глаза ангела» позволяет отличать функционалов от обычных людей. Функционалы излучают сложные гармонические колебания. Это излучение идет от головы, точнее - от гипофиза. Экранировать колебания обычным образом невозможно... мы надеемся, что невозможно. Бывшие функционалы вроде тебя меняют свой спектр излучения, но тоже остаются не-людьми.
— Возвращаются обратно, но не до конца?
— Нет. Переходят в какое-то третье состояние.
— А что за излучение? Радиоактивное, электромагнитные волны...
— Нет. - Кардинал улыбнулся. - Нет. Но это уже те вопросы, на которые я не стану отвечать. Даже если поверю тебе до конца. Ты можешь быть другом, но и друг способен предать или выдать информацию под пытками.
— Я и не настаиваю, - с обидой сказал я. - Так... интересно стало. А порталы? Ну, не только порталы, вообще - функции?
— Они тоже излучают, - небрежно сказал кардинал. Слишком небрежно, чтобы это было сказано случайно.
— Они... живые? - воскликнул я.
— А как вы думаете, молодой человек? Если за ночь какая-то старая каменная башня вырастила вам мебель и покрасила стены, то как это получилось? Маленькие сказочные гномики постарались?
Меня передернуло. Потом я сказал:
— Тогда «поводок» функционала...
— Это его пуповина, - кивнул Рудольф. - Невидимая энергетическая пуповина. Если отойти слишком далеко, то она рвется.
— Но для младенца это означает рождение...
— А для функционала тоже. Полная свобода.
— Зато все способности исчезают!
— А у младенцев много способностей? - ответил кардинал вопросом.
— Бывшие функционалы способны вырасти во что-то другое?
Рудольф погрозил мне пальцем:
— Не увлекайтесь ассоциациями. До определенного предела они полезны, помогают нам понять происходящее, но потом начинают запутывать. Знаете, как я обычно объясняю простому невежественному человеку феномен Троицы?
Я пожал плечами.
— Я говорю так: глядя на небо, мы видим солнечный диск. Так же мы способны узреть и даже понять Христа, его человеческую составляющую. При этом нам кажется, что Солнце не очень-то и большое и крутится вокруг нас. Но на самом-то деле Солнце - огромно, и это Земля вращается вокруг него. Так и мы, люди, на самом-то деле соотносимся с Христом... Идем дальше. Солнце видится нам диском, но это исполинский шар. Так и Бог для человеческого взора доступен лишь малой частью, которая ослепляет нас. Не в наших силах объять его во всей полноте... И еще - даже если мы закроем глаза, перестанем видеть Солнце - все равно мы почувствуем его лучи, его тепло - всей кожей. Так и Дух Святой пронизывает все мироздание.
— Э... толково, - осторожно сказал я. - Кажется, даже мне стало чуть понятнее!
Кардинал засмеялся:
— Спасибо. А вот один простой человек, выслушав мое объяснение - я тогда был рядовым священником, - подошел и спросил: правильно ли он меня понял, что Господь - большой и круглый?
— Ясно. Функционалы, сорвавшись с поводка, ни в кого не вырастают...
— Во всяком случае, нам такое неизвестно, - кивнул кардинал. - Но я не скрою, вы - любопытный случай. Ваша аура, если употреблять это слово, типична для бывшего функционала. Но ведь вы как-то смогли победить куратора - уже лишившись своей функции, своей энергии. Может быть, остаток сил... - Он развел руками. - Не знаю. Мы не могли постигнуть функционалов до конца. Шла война... мы готовились долго, сколько могли, но информация просачивалась... Была война. Очень жестокая и страшная. Пылали костры инквизиции, на которых жгли функционалов, отказавшихся прервать связь со своей функцией. Гибли священники, знающие, с кем мы воюем. Гибли простые люди, уверенные, что наступил Апокалипсис и идет последняя битва с дьяволом. А еще простые люди убивали друг друга, напуганные и не способные отличить бесовскую мощь функционала от обычного человеческого ума, силы, таланта. Гениальные композиторы, умелые мастеровые, ловкие циркачи и искусные целители гибли лишь потому, что не было времени и сил отделять зерна от плевел. Надо было выжечь заразу дотла.
Он замолчал. Песик на его руках заворочался.
— Я не знал, - сказал я. - Мы думали, что...
— А теперь вы приходите к нам и говорите: «Нам с приятелем надоело быть функционалами второго сорта. Мы хотим и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Дайте нам армию, но ничего не требуйте взамен». Ведь так?
— Не знаю, - сказал я. - То есть да. Изначально. А теперь - не знаю. Вы... - я неловко развел руками, - оказались лучше, чем мы думали. Видимо, так.
— Чего вы хотите? С чем ты пришел, бывший таможенник?
— Я пришел просить, - сказал я. - Ведь сказано, что просите, и дано будет вам... Я пришел просить о помощи. Мы и впрямь не хотим оказаться просто людьми, вы правы. Но ведь... вы не оставите нас одних против Аркана?
— А ты уверен, что твой раскаявшийся друг и впрямь «против Аркана»?
Я покачал головой.
— А ты уверен, что корень всех бед - Аркан?
Я вскинул голову:
— Кто же тогда?
Кардинал покачал головой.
— Ну ладно, корень бед - дьявол. Я готов вам поверить, - сказал я. - Но... даже вы, наверное, не считаете, что где-то там сидит дьявол во плоти и рассылает чертенят с поручениями: этого сделать функционалом-скрипачом, а этого - функционалом-таможенником. Не считаете, верно? Дьявол - это злая воля, эти... наущения и подстрекания. Но есть же именно организация функционалов! Те, кто рассылает приказы. Есть какой-то куратор кураторов, один или во множестве, не важно. Где-то они обитают и экспериментируют над мирами со своей неведомой целью...
Кардинал вздохнул. Тяжело встал, опустив дремлющую собачку на кресло. Пробормотал, глядя на пса:
— Старенький уже совсем... ему восемнадцать лет... Гвардейцы давно требуют, чтобы другого завел, а я не могу. Умрет он сразу, если я его брошу... Куратор кураторов, говоришь?
Он прошелся по комнате, встал у окна спиной ко мне. Горько произнес:
— Как хорошо быть молодым и горячим! Верить, что у тьмы есть сердце, у врага - имя, а у экспериментов - цель... Мы плохо знаем Аркан. Мы выявляем их лазутчиков, но не в силах сами туда пробиться. Но то, что нам удалось узнать, на Аркан никак не указывает. Это мир технический, примерно как и твой. Уровень их развития никак не позволяет создавать функционалов и завоевывать чужие миры. Ну никак не позволяет! Исполнителями, послушными солдатами, наместниками в захваченных мирах они могут быть... не только могут, но и являются, тут ты прав. Но создано, придумано все это было где-то еще! Ни на Демосе, ни на Верозе, ни в Тверди, ни в Аркане... Бессмысленно и глупо воевать с исполнителями, они ни в чем не виноваты, а на смену погибшим все равно придут новые. Мы сумели оградить свой мир, но если начнется масштабная война - и нам не поздоровится. Гвардейцы и монахи рыцарских орденов с живым оружием - против натренированных функционалов с автоматами, против танков и самолетов... Нет, я вовсе не хочу сказать, что мы проиграем. Скорее всего мы просто убьем друг друга. Если хотя бы знать, что погибнет и зло... Но нет же. Мы не знаем, где сердце тьмы, юноша. И поэтому солдаты Тверди не пойдут воевать в чужие миры.
Некоторое время мы молчали. Я мял в руках очередную папиросу. Потом спросил:
— Скажите, а почему у вас гвардейцы - женщины? В нашем мире есть Ватикан, так вот там...
— Я знаю про Ватикан и швейцарских гвардейцев. Но в нашем мире не сто сорок семь гвардейцев полегли, спасая Папу Климента Седьмого, а монахини из монастыря кармелиток спасли шестерых кардиналов Конклава.
Кардинал вернулся за своей собачкой, поднял ее на руки. Сказал:
— Отдыхай. Я нехорошо поступил, не дав тебе отдохнуть с дороги. Но в Риме из членов Конклава сейчас я один, и мне было очень интересно поговорить с гостем из другого мира. Тем более - с бывшим функционалом. Я как раз занимаюсь вопросами внешней безопасности Тверди.
— Я рад, что мы поговорили, - сказал я. - Ждать - это хуже всего. И... мне все равно стало легче. Хоть вы и отказали в помощи.
— Я не отказал в помощи. Я лишь объяснил, почему наши солдаты не отправятся в Аркан или Демос. Но помощь... помощь бывает разной. У тебя не вызовет возражений, если Марко побудет с тобой в качестве моего представителя?
— Нет, конечно. Он хороший собеседник.
Кардинал чуть заметно улыбнулся.
— Да, я знаю...

0


Вы здесь » ВДОХНОВЕНИЕ » Сергей Лукьяненко » Чистовик