У Маккэррона погасла трубка.
Он зажег ее, а мы продолжали сидеть в абсолютной тишине. Снаружи
яростно завывал ветер. Маккэррон посмотрел по сторонам, словно
удивляясь, что мы еще оставались в комнате.
"Вот и все, - сказал он. - Конец истории!"
"Чего вы еще ждете? Огненные колесницы?" - фыркнул он, а потом
задумался.
"Я оплатил все расходы на ее похороны. У нее больше никого не было,
вы знаете. - Он улыбнулся. - Да, моя медсестра, Элла Дэвидсон, настояла
на том, чтобы внести двадцать пять долларов, что для нее было огромной
суммой. Но когда Дэвидсон настаивает на чем-то..." Он пожал плечами и
затем рассмеялся.
"Вы уверены, что это не было простым рефлексом? - услышал я
собственный голос. - Вы действительно уверены..."
"Абсолютно уверен", - невозмутимо сказал Маккэррон. - Завершение
родов длилось не секунды, а минуты. И иногда я думаю, что она могла бы
держаться и дольше, если бы было необходимо. Слава богу, что этого не
понадобилось".
"А что с ребенком?" - спросил Иохансен.
Маккэррон затянулся. "Его усыновили, - сказал он. - И вы понимаете,
что даже в те времена все документы об усыновлении держались в секрете".
"Понятно, но что с ребенком?" - снова спросил Иохансен, и Маккэррон
засмеялся с некоторым раздражением.
"Вы всегда идете до конца, не так ли?" - спросил он Иохансена.
Иохансен покачал головой. "Некоторые люди не могут иначе, на их беду.
Ну, и что с ребенком?"
"Хорошо, раз вы настаиваете, вы конечно понимаете, что мне было
интересно узнать о нем как можно больше. Я действительно следил за его
судьбой и продолжаю это делать. Некий молодой человек и его жена, жившие
в Мэне и не имевшие детей, усыновили ребенка и назвали его... ну,
скажем, Джоном - хорошее имя, не правда ли".
Он затянулся, но его трубка снова погасла. Я чувствовал присутствие
Стивенса за моей спиной. Вскоре мы разойдемся и вернемся к нашим будням.
А истории, как сказал Маккэррон, начнутся лишь в следующем году.
"Ребенок, который родился той ночью, возглавляет в настоящий момент
английское отделение одного из самых престижных частных колледжей в
стране, - сказал Маккэррон. - Ему еще нет и сорока пяти. Он слишком
молод для такой должности. Но в один прекрасный день он может стать
президентом этого заведения. Я не сомневаюсь в этом. Он красив, умен и
обаятелен. Однажды, по какому-то случаю, я обедал с ним в клубе
преподавателей колледжа. Нас было четверо. Я мало говорил и, в основном,
наблюдал за ним. У него решимость его матери, джентльмены... и такие же
карие глаза".
III. Клуб
Стивенс, как всегда, стоял наготове с нашим пальто, желая всем
наисчастливейшего Рождества и выражая благодарность за проявленную
щедрость. Я постарался оказаться последним, и Стивенс ничуть не
удивился, когда я сказал:
"Я хотел бы задать один вопрос, если вы не возражаете".
Он улыбнулся. "Конечно, нет", - ответил он.
"Рождество - подходящее время для вопросов".
Где-то внизу, слева от холла - там мне не доводилось бывать - звонко
тикали старинные часы. Я слышал запах старой кожи, пропитанного маслом
дерева и, чуть более слабый, почти неуловимый запах одеколона Стивенса.
"Но я должен предупредит вас, - добавил Стивенс, - что лучше не задавать
слишком много вопросов. Если вы решили продолжать приходить сюда".
"Кого-нибудь уже выгоняли за то, что они задавали много вопросов?"
Выгоняли было не совсем то слово, которое я хотел произнести, но по
смыслу оно подходило тому, что я имел в виду.
"Нет, - ответил Стивенс своим как всегда низким и вежливым голосом.
-Просто они предпочли держаться подальше".
Я выдержал его взгляд, чувствуя, как мурашки пробежали по моей спине,
словно невидимая холодная рука легла мне на позвоночник. Я вспомнил
странный звук, который шел сверху, и еще раз попытался представить,
сколько же комнат было там на самом деле.
"Если вы все еще хотите задать вопрос, то я к вашим услугам. Вечер
уже закончился и..."
"И вам предстоит долгий путь поездом?" - спросил я, но Стивенс лишь
нетерпеливо посмотрел на меня.
"Хорошо, - решился я. - Здесь в библиотеке есть книги, которые я
нигде больше не смог найти, ни в нью-йоркской библиотеке, ни в каталогах
букинистов, ни в публикуемых справочниках. Бильярдный стол в Маленькой
комнате имеет марку "Норд". Я никогда не слышал о такой и позвонил в
Международную комиссию по торговым маркам. У них зарегистрировано два
"Норда" - один производит лыжи, а другой изготовляет кухонные
принадлежности. В длинной комнате находится музыкальный автомат
"Seafront". Но в списках комиссии имеется лишь "Seeburg", а не
"Seafront". "В чем суть вашего вопроса, мистер Эдли?"
Его голос был мягок, как обычно, но что-то жуткое появилось
неожиданно в его глазах... нет, честно говоря, даже не в глазах. Ужас,
который я почувствовал, пронизывал всю атмосферу вокруг. Размеренный ход
часов перестал быть звуком, задаваемым маятником - это было топанье ног
палача. Запахи масла и кожи стали резче и несли в себе какую-то угрозу.
И когда снаружи вновь послышался резкий порыв ветра, я был уверен, что
распахнувшаяся дверь представит моему взору не Тридцать пятую улицу, а
безумный пейзаж в стиле Кларка Эштона Смита, где острые силуэты деревьев
вычерчены на стерильном горизонте, над которым сияют два красных солнца.
Он прекрасно знал, что я собираюсь спросить. Я понял это по его серым
глазам.
Откуда взялись здесь эти вещи? Я хотел спросить именно это. О, я
прекрасно знаю откуда вы родом, Стивенс; этот акцент не из измерения
икс, а из Бруклина. Но куда вы идете? Откуда у вас эта печать
безвременья во взгляде и на лице? И, Стивенс, где мы находимся сейчас, в
эту секунду?
Но он ждал моего вопроса.
Я открыл рот, и вопрос, вышедший из моих уст, был таков: "Много ли
комнат наверху?"
"О, да, сэр, - сказал он, не упуская моего взгляда. - Очень много.
Человек даже может потеряться. На самом деле, люди теряются. Иногда мне
кажется, что они уходят далеко. Двери и коридоры".
"И входи и выходы?"
Его брови слегка поднялись: "Да. Входы и выходы".
Он продолжал ждать, но я уже спросил достаточно - я подошел к краю
чего-то, что, возможно, сведет меня с ума.
"Спасибо, Стивенс".
"Не за что, сэр". Он подал мне пальто.
"Еще будут истории?"
"Здесь, сэр, всегда много историй".
Этот вечер произошел много лет назад, а за эти годы моя память явно
не улучшилась. Но я прекрасно помню ощущение страха, охватившее меня,
когда Стивенс широко раскрыл дубовую дверь - страха, что я увижу тот
чуждый ландшафт в кровавом свете двух солнц, которые могут зайти и
принести тьму на много часов или на века. Я не могу объяснить это, но
уверяю вас, что тот мир существует. Я убежден в этом также, как
Маккэррон был убежден, что оторванная голова Санды Стенсфилд продолжала
дышать. Я подумал в те нескончаемые секунды, что дверь откроется, и
Стивенс вышвырнет меня в этот мир, и я услышу, как дверь навсегда
захлопнется за мной.
Но вместо всего этого я увидел Тридцать пятую улицу и такси,
ожидающее перед домом. Я почувствовал страшное облегчение.
"Да, всегда много историй, - повторил Стивенс. - Спокойной ночи,
сэр".
Всегда много историй.
Действительно, их было много. И когда-нибудь, может быть, я расскажу
вам еще одну.