13

Вопреки всему я убежден, что человек по природе своей - существо мирное. Глупое, жестокое, похотливое, наивное, склочное - но мирное. Никто в здравом уме и от хорошей жизни не стремится убивать. Это удел маньяков и фанатиков. Даже закоснелый вояка, скалозуб, не мыслящий одежды, кроме мундира, марширующий даже от койки до сортира и разговаривающий со своей кошкой языком уставных команд, - все равно предпочтет получать звания за выслугу лет, а ордена - за успехи на параде. Недаром у русских военных традиционный тост - «за павших», а не «за победу». За победу пьют, только когда война уже идет...
И в то же время человек - одно из самых воинственных существ, которые только можно себе представить. Грань, которую надо перейти, так тонка и призрачна, что одно лишнее слово, один лишний жест или одна лишняя рюмка способны превратить самого миролюбивого человека в жаждущего крови убийцу. Говорят, это потому, что человек - хищник поневоле. В отличие от животных, изначально созданных для убийства и потому отдающих себе отчет в своей силе, человек во многом остается загнанной в угол, оголодавшей, истеричной обезьяной, которая, не найдя в достатке привычных кореньев и бананов, схватила палку и кинулась молотить ею отбившуюся от стада антилопу.
Ну или если вы понимаете Библию буквально, то мы были совращены дьяволом и нашу душу искалечил первородный грех.
Выведи меня портал куда-нибудь на просторы Аркана, боюсь, я недолго бы сдерживался. Даже успела мелькнуть в голове кровожадная картинка: я оказываюсь в немыслимо огромном тронном зале, напоминающем не то о фильме «Властелин Колец», не то о «Звездных войнах». Повсюду выряженные в пышную форму охранники, повсюду коварные предводители функционалов... И я, прижав к животу приклад, полосую всех, не целясь, очередями, и патроны все не кончаются и не кончаются, враги с воплем падают, захлебываясь в крови, разбегаются, но мои выстрелы их догоняют, злодеи молят о пощаде, но я глух и нем...
Но стрелять было не в кого.
Степь.
Низкая колючая трава, сухо шелестящая под ногами. Живая, но уже выгорающая под солнцем. Сейчас, к счастью, был вечер, солнце почти село, но ветер дул горячий, неприятный. Я обернулся кругом - никого и нигде. Только на горизонте - горы.
Куда же меня вынесло?
Я снова поднял руку, шевельнул пальцами, пытаясь начертить в воздухе огненные письмена. Но ничего не получилось. Я иссяк.
Вместе с возможностями функционала меня оставили и обычные человеческие силы. Я сел прямо на землю. Минуту просто сидел, смотря на закат, потом принялся отковыривать от штанин остатки ловчей сети. Нити будто застыли, стали ломкими и хрупкими.
Где же я?
Главное, не впадать в панику. Я с равным успехом могу быть на Тверди, на своей Земле или в Аркане. Мало ли на планете необитаемых мест! Главное то, что я пожелал оказаться «в сердце» функционалов. В том мире, откуда их корни.
Будем исходить из того, что мое желание все-таки исполнилось.
Усилием воли я заставил себя встряхнуться. Повертел в руках и отложил подальше автомат. Открыл прихваченный с тела солдата ранец.
И от души порадовался тому, что не сбылась моя мечта о патронах. В этой степи они были бы мне нужны, как в бане пассатижи.
Я поочередно достал из ранца следующие вещи:
Пластиковая фляжка примерно на литр с выдавленной надписью «Вода».
Три запаянных в фольгу брикета с надписями «Суточный рацион».
Маленькую аптечку - внутри шприц-тюбики, пеналы с таблетками, бинты. Была, к счастью, и инструкция по применению всего этого добра.
Металлический цилиндрик фонарика. Может сгодиться и как небольшая, но увесистая дубинка...
Тугой рулончик туалетной бумаги... и нечего смеяться, смеяться будете, когда вас, избалованного цивилизацией горожанина, прихватит нужда в чистом поле, где даже лопуха не растет, а трава соперничает остротой с осокой.
Три плитки шоколада - то ли они не входили в стандартный паек, то ли были каким-то бонусом. Шоколад был до боли знакомый: «Золотая марка», и я понял, что расстрелял русский спецназ с Аркана. От этой мысли на душе стало еще гаже.
Тоненькая брошюрка, озаглавленная «Выживание на Земле-3». Ну понятно. Инструкции для взятых в плен или потерявшихся солдат о том, как вести себя на Тверди. Будем считать, что у меня прибавилось туалетной бумаги.
Пластиковая кассета, из которой торчало еще три шприц-тюбика ярко-красного цвета. Одно гнездо пустовало. Боевой коктейль? Похоже. Один тюбик солдат вколол перед боем, остальные про запас.
Большая катушка с толстой белой ниткой. Почему-то без иголки.
Компас - стрелка с готовностью указала на местный север.
И вещь, безусловно, нужная, но в степи абсолютно бесполезная, - складной ножик с несколькими лезвиями, пилкой, открывалкой. Впрочем, пакеты с пищей надо вскрывать? Не рвать же их зубами? Значит, да здравствует ножик!
На всякий случай я еще потряс ранец - и был вознагражден вывалившейся из боковых кармашков мелочёвкой: коробок спичек, смотанная колечком леска с поплавком, крючком, грузилом и упаковка презервативов. Разумеется, арканцы не собирались насиловать гражданок Тверди, презерватив в армейском снаряжении одна из самых полезных вещей - им можно защитить ствол автомата от пыли, а спички от воды, в него можно набрать воду или, скрутив, превратить в неплохую резинку для самодельной рогатки. А рогатка - это уже возможность бесшумно и не тратя патронов поохотиться на мелкую птицу и зверье.
В общем, ранец я прихватил не зря.
Еще бы спальный мешок и палатку...
Собрав вещи обратно, оставив лишь компас, я не поддался искушению выпить глоток воды. Кто знает, как долго мне придется обходиться одной литровой флягой? В худшем случае - до конца моих дней. Унылый вид местной травы не внушал особого оптимизма.
Отстегнув от автомата магазин, я выщелкнул и пересчитал патроны. Негусто. Четырнадцать патронов - это для боя как в «Звездных войнах» маловато.
Хотя для безлюдной степи в самый раз. Я отрегулировал ремень и повесил автомат на шею, повесить его за спину мешал ранец.
Теперь надо было принимать решение, куда я двинусь. По моим внутренним часам еще был полдень, в крови кипел адреналин, и, по-хорошему, его стоило бы сжечь, прежде чем наступит темнота и поневоле придется лечь спать.
У меня был один-единственный природный ориентир - горы. На границе степи и гор куда больше вероятность найти воду, растения, жизнь. Может быть, людей.
С другой стороны, чем дальше от гор, тем больше шансов дойти до моря. А море - это уже однозначно жизнь.
Я постоял в нерешительности. Солнце садится на западе, горная гряда на юге. Лето, жара. Хочу ли я идти на юг?
Синяя стрелка компаса одобрительно кивнула.
Я пошел на север.
Не могло, не должно было быть случайностью мое появление в этом мире. Я как-то разбудил свои дремлющие способности, более того, стал равным Коте и прочим особым функционалам - кураторам, акушерам... У меня нет поводка, я могу открывать порталы в пространстве... вот только когда и почему это происходит?
Ну, насчет «почему» у меня ответа нет. А вот как насчет «когда»?
Первый случай - перепугавшийся Котя пытается меня задушить. Мертвой хваткой вцепляется в горло, я уже задыхаюсь, мне не спастись... и в беспомощной попытке отмахаться я наношу куратору чудовищный по силе удар. Котя вышибает собой дверь машины и падает на снег, смятая дверца виснет на нем жестяным воротником...
Ах, какие приятные воспоминания!
Что тогда происходило? Меня пытались убить. Страх, ярость, злость? Что привело в действие мои способности? Ситуация в общем-то очень похожа на нынешнюю...
Но ведь были и другие случаи!
Я замерзаю в ледяных пустынях Януса - и способности не появляются.
Меня окружают полицейские в Эльблаге - я ничего не могу поделать.
Зато в городе Орле, убежав от арканцев, я сажусь в такси. Ситуация в общем-то уже не критическая. Но я веду непринужденный разговор с водителем о местных дорогах, а потом и вовсе откуда-то узнаю совершенно ненужные мне подробности адюльтера, которому предается его супруга.
Значит, самое первое и напрашивающееся объяснение - ложное. Дело не в ярости. Я не добродушный доктор Джекил, превращающийся в свирепого Хайда. Тут что-то другое.
Все должно быть просто.
Даже проще, чем ярость и злость!
Я взмахнул рукой, будто ловя ускользающую догадку. Казалось, что стоит мне понять механизм «включения» способностей функционала - и я пойму что-то куда более важное. Пойму основы их силы, пойму нелогичность всех параллельных миров с их многочисленными совпадениями и не менее многочисленными различиями.
Что еще было общего в трех ситуациях?
Два раза под угрозой была моя жизнь. Один раз... один раз я оказался перед выбором. Вернуться в Москву или продолжить путь в Харьков.
Теплее?
Еще как теплее!
Польские пограничники не смогли бы меня задержать, Котя следил за происходящим. И на Янусе - то же самое. Но самое главное - у меня не было никакого выбора. Я был вынужден уйти в ледяные пустыни, я не мог убежать от полицейских. Я просто следовал единственно возможному пути.
А эти три раза я выбирал.
Умолять Котю о пощаде - или попытаться дать отпор.
Вернуться в Москву - или ехать в Харьков.
Сдаться арканцам - или вступить в безнадежный бой.
Выбор. Развилка моей судьбы.
Аркан управляет мирами, направляя их развитие в том или ином направлении. Выдернут из истории Сервантес - и нет Дон Кихота с Санчо Пансой. Нет того небольшого изменения в мозгах сотен и тысяч его современников, образованных и культурных людей, что пошатнет позиции церкви, напрочь покончит с эпохой рыцарства и средними веками. Ренессанс протекал чуть иначе, церковь сохранила позиции, технический прогресс затормозился. Исчезнув из реальности, Дон Кихот все-таки победил все ветряные мельницы на свете...
Но, ирония судьбы, более сильная церковь Тверди сочла допустимыми биологические исследования!
Нет, наверное, развилка произошла не только и не столько из-за неудачливого испанского писателя. Было еще множество факторов - от Цезаря, не преданного Брутом, и до Черчилля, писавшего философские трактаты вместо политических мемуаров. Но в любом случае это метод работы функционалов - точечные изменения в истории, вмешательство в судьбы отдельных людей. И, видимо, способности функционалов тоже связаны с процессом выбора. Каждый раз, когда я оказываюсь перед выбором в своей судьбе, серьезным выбором, а не дилеммой «чай пить или кофе», я получаю назад свои силы.
Что, впрочем, вовсе не гарантия правильного выбора.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Небо быстро темнело, загорались звезды. Я остановился и еще раз осмотрелся. Идти в темноте по звездам? Чтобы потом лишиться сил и упасть под палящим солнцем?
Придется остановиться на ночлег. Эта точка в степи для ночлега ничуть не лучше и не хуже любой другой.
Я снял ранец, покрутил в руках рацион, но распечатывать не стал. Съел кусок шоколада, запил водой из фляги. Вроде бы на глоток-другой приложился - а фляжка на треть опустела. Аккуратнее надо, аккуратнее...
Ранец я пристроил под голову. Автомат под правую руку. Не то чтобы я кого-то опасался, но вдруг...
В небе медленно разгорались звезды. Нигде не увидишь столько звезд, как в ночной степи. Даже море светится искрами криля, отражает слабый свет звезд. А здесь была абсолютная тьма. Меня угораздило угодить в этот мир в новолуние - словно специально чтобы полюбоваться всеми красотами местного неба.
Уже засыпая, я подумал, что мне чудится далекий шум воды. Видимо, нервное. Заранее боюсь жажды...
Бывает так, что и в самой удобной постели, в самом спокойном расположении духа не удается заснуть. Или заснешь, но ночью несколько раз проснешься. Или проспишь всю ночь, но утром встанешь разбитый и сонный.
А здесь - на поросшей сухой острой травой земле, с преследователями, способными в любой момент материализоваться рядом, после кровавой жестокой схватки - я открыл глаза с первыми лучами солнца, бодрый и готовый ко всему. И даже сон какой-то снился - приятный и умиротворяющий. Чистый воздух, что ли, тому причиной? Или в шоколаде были какие-то транквилизаторы? Или скорее обычные шутки непредсказуемой человеческой психики?
Потянувшись и походив взад-вперед для разминки, я прислушался к позывам организма. Позывов не было, зато хотелось пить. Растягивая удовольствие, я медленно достал флягу, открутил колпачок, сделал пару глотков. Потом доел шоколад. И мрачно посмотрел на встающее солнце.
Жара в пустыне убивает быстро. Я, к счастью, не в пустыне, воздух не столь сух, и этот день я еще как-нибудь продержусь. А вот завтра мне потребуется либо вода, либо... либо уже ничего не потребуется.
Ранец за спину, автомат на шею. И вперед на север. Пока не станет слишком жарко, нужно преодолеть возможно большее расстояние...
Но идти мне пришлось недолго.
Минуты через две-три я заметил впереди какую-то полоску, рассекающую степь с востока на запад. Некоторое время всматривался, ничего не понял и ускорил шаг.
А вот когда понял, что вижу, то вначале остановился, потом стал идти медленно и осторожно.
Пока не дошел до края каньона, рассекавшего степь.
Я не географ и не геолог. Я не знаю, во всяком случае, без подключения к знаниям функционала, бывают ли на нашей Земле такие каньоны. Наверное, бывают.
На Большой Каньон, излюбленный режиссерами боевиков, этот провал, конечно, не тянул. Но и на обычный овраг тоже был не похож.
Прямой как стрела. Ширина - метров пятьдесят. Глубина - тоже никак не меньше. Очень крутые стенки каньона сходились внизу в узкую расщелину, по которой стремительно неслась вода. Каньон шел откуда-то с предгорий, и, проследив взглядом поток воды, я увидел вдали клочок голубой глади.
Я шел по плато совсем недалеко от моря!
Что ж, одной проблемой меньше. От жажды я не умру.
Конечно, если спущусь вниз.
Интересно, это тоже ситуация выбора - спускаться или идти к морю вдоль каньона? Я пощелкал пальцами, пытаясь вызвать синее пламя. Нет. Похоже, у меня просто нет выбора - надо спускаться.
И почему я в юности не увлекался скалолазанием? Вот был у меня один знакомый, так он года три ходил на скалодромы, выезжал на соревнования, забирался по каким-то Каменным Столбам в Красноярске... Потом, после пятого или шестого перелома, завязал, но в целом очень доволен, хоть и ходит в двадцать пять лет прихрамывая.
Что ж, попробуем...
Первые метры были самыми пологими, но одновременно и самыми трудными - стенка каньона была из твердой сухой земли, легко крошащейся под ногами и руками. Помогали корни травы, пронизывающие землю и не дающие склону совсем уж осыпаться. Потом пошел твердый каменистый грунт, и, на удивление, стало легче - порода выветрилась слоями, образовав каждые двадцать—тридцать сантиметров удобные «полочки», куда можно было поставить ногу. Очень, очень круто. Но не отвесно, даже скатившись, есть шансы уцелеть.
Впрочем, пробовать не хотелось.
Пот заливал глаза, ноги вскоре стали подрагивать. Трудно городскому человеку покорять дикую природу. Дурацкий автомат, вначале казавшийся нетяжелым, оттягивал шею, но и бросать его я не хотел. Ранец норовил сползти с плеч, а остановиться и закрепить его надежнее я не решался. Когда половина пути вниз была пройдена, я остановился передохнуть. Посмотрел вверх - и понял, что это ошибка. Нависавший над головой склон пугал куда больше, чем пропасть под ногами. Я запоздало понял, что спуститься, пожалуй, спущусь. И даже не покалечусь. А вот вверх подняться вряд ли сумею.
Камень, на который я слишком долго опирался, начал крошиться под ногами, и я торопливо продолжил путь. Останавливаться здесь не стоит.
Метров за десять—пятнадцать до дна каньона по склону пошла трава - куда более свежая, чем на поверхности, - и мелкий кустарник. С одной стороны, это помогало цепляться. С другой - ноги скользили на траве, кустарник, хоть и неколючий, обдирал ладони. Ну что за свинство, а? Если что-то тебе помогает, то оно же тебе и вредит. Какой-то неумолимый закон природы!
Последние метры меня одолевало желание оторваться от стены и пробежать по крутому склону. Наверное, это бы получилось, но в результате я плюхнулся бы в воду. А здесь, на дне каньона, было ужасно холодно. Солнце сюда может заглядывать только в полдень.
Наконец, с подрагивающими от напряжения руками и ногами, исцарапав в кровь ладони, порвав на какой-то подлой ветке рубашку и больно ушибив о камень коленку, я оказался на дне каньона, на узенькой, метра два, береговой полоске. Стремительный поток чистой воды мчался у моих ног. Я присел на гальку, вымыл руки и лицо. Напился вволю. Вода была ледяная. Но я все-таки разделся и как мог ополоснулся, стоя у самого берега.
Хорошо...
Отойдя подальше от воды, усевшись на округлом валуне, я стал ждать, пока тело обсохнет. С самого момента перехода в этот мир мне не хотелось курить. Теперь же я нашел в ранце предусмотрительно спрятанную туда пачку (а точнее - полпачки) сигарет и с удовольствием закурил. Оделся. Потом вскрыл один из рационов.
Внутри оказался почти полноценный обед. Пластиковый мешочек с подозрительными комьями бурого цвета, едва я наполнил его водой, нагрелся и превратился в томатный суп. При некоторой фантазии его даже можно было бы назвать борщом. Смущало отсутствие миски, но потом я понял, что арканским десантникам предлагалось вначале съесть упакованное в пластиковую миску второе - сублимированное мясо с сублимированной картошкой. Оно точно так же нагрелось после заливания водой и обрело форму и вкус. Суп я вылил в освободившуюся емкость и съел. Потом вскрыл банку с нарисованным на ней яблоком и выпил сок - очень густой и сладкий. Хлеб, наглухо запаянный в пластик, тоже был на вкус почти как свежий.
Нормально. Грех жаловаться.
А вот поразмыслить, что же мне делать дальше, стоило.
Во-первых, я мог попытаться соорудить плот. Связать чахлые кустики, поискать на берегу какие-нибудь деревяшки... надуть презервативы. Да, очень многообещающе.
Во-вторых, я мог двинуться по берегу вдоль потока. Идти чуть труднее, чем по степи, зато нет проблем с дневной жарой и всегда рядом вода.
В общем, выбора особого не было. Судя по увиденному с обрыва, километров через сорок река вольется в море. Сколько я пройду за день? Да если повезет, то сорок километров и пройду. А море - это уже однозначно жизнь.
И я двинулся в путь.
Этот день я могу описывать очень, очень долго. Как шел, делая короткие привалы. Как перебирался через старый обвал, в котором вода прорыла туннель, а мне пришлось карабкаться по скользким, покрытым мхом валунам. Как в полдень я прятался от палящего с небес солнца и даже подремал часок. Как я нашел муравейник - не лесной муравейник, не кучу хвои и веток, а просто продырявленный крошечными норками склон - и умилялся, глядя на насекомых: все-таки первые увиденные мной живые существа. Как пытался понять, в какой же из миров Веера меня занесло? Заповедник? Да легко. Не весь же он покрыт буйной зеленью. Янус? Тоже возможно. Где-нибудь на границе зимы и лета, просто очень удачно попал. Наша Земля? И это не исключено! Это только живущим в городах кажется, что планета необратимо изуродована цивилизацией. А на ней полным-полно мест, человеком никак не востребованных за полной неприспособленностью к жизни.
А можно сказать коротко. Я шел весь день, преодолевая не слишком страшные препятствия, ругаясь на себя за жадность, не позволяющую выкинуть автомат, и в сумерках по каньону вышел к морю.
Или к океану?
Я стоял на скале в мелких брызгах воды. Слева садилось в море солнце. Впереди плыли над морем облака. Под ногами низвергался в море со стометровой высоты водопад.
Каньон так и не спустился до уровня моря. Каньон оборвался отвесной скалой над морским берегом. И я стоял над пропастью идиот идиотом.
Вверх - все те же пятьдесят метров крутого, почти отвесного склона. Вниз - сто метров совершенно отвесного.
И куда теперь?
Я долго стоял, глядя вверх. Сумею забраться по этому склону? Ну... учитывая слоистую породу... наверное. Не сейчас, конечно, а утром, когда станет светло.
А что мне это даст? Я окажусь на скалистом плато высоко над морем.
Вниз?
К краю скалы я подполз на четвереньках. Скала поросла мхом и была склизкой. На самом краю я лег и посмотрел вниз.
Нет, невозможно. Никак не возможно. Будь у меня очень, очень длинная веревка - можно было бы закрепиться и медленно спускаться вдоль водопада. Но веревки в снаряжении арканских десантников не было, только катушка с ниткой...
С ниткой и без иголки.
Зачем, интересно знать?
Я отполз от края, достал катушку и отмотал немного нити. Осмотрел. Не хлопок и не шелк, какая-то синтетика... Подергал нить - она не рвалась.
Отмотав петлю побольше, я набросил ее на скальный выступ, свободный конец намотал обратно на катушку - и повис, поджав ноги, болтаясь на тонкой белой нитке. Я раскачивался, дергался, отталкивался ногами от скалы.
Нить не рвалась.
Ага!
Теперь предназначение нитки стало понятнее. Такой можно и пленного связать, и в качестве веревки использовать... наверное.
Вот только как спускаться на такой тонкой нити, будь даже она прочней каната? Руки разрежет через пару секунд. Если обмотать чем-то ладони - то я нить не удержу. Нужен какой-то блок.
Что используют альпинисты и скалолазы?
В памяти вдруг яркой вспышкой пронеслась фраза «полиспаст на жумарах». К сожалению, никакой вменяемой картинки за ней не стояло.
Однако это уже давало надежду! Я в ситуации выбора, раз мои способности пробуждаются!
Что у меня есть? Полиспаста точно нет. Я даже смутно вспомнил, не из базы знаний функционалов, а то ли из учебника физики, то ли из какой-то популярной литературы, что полиспаст - это система блоков, придуманная чуть ли не древними греками. Из подручных средств не сооружу никак. Жумар - вообще темный лес. Что-то совсем специфическое. Но не может же альпинистское снаряжение сплошь состоять из сложных устройств. Должно быть что-то еще. Простое. Чем проще, тем лучше.
Я покрутил нить. Мне нужен какой-то прочный металлический предмет, через который можно ее пропустить. Какое-нибудь кольцо. И потом, держась за это кольцо... Нет, это ничего не даст. Нить должна как-то перегибаться, чтобы трение тормозило мой спуск. Кольцо слишком просто.
А если два кольца? Два кольца, два конца... Гвоздика посередине нам не надо, а нужно что-то вроде восьмерки, сквозь которую будет пропущена нить.
Я повертел автомат. Вот одно кольцо - скоба, прикрывающая спусковой крючок. А вот, допустим, второе: круглый прицел.
Если я пропущу нить вот так, а потом еще так, сам возьмусь за ствол и приклад, то держаться будет удобно. А что станет с нитью?
Я продел нить и проделал эксперимент на том же выступе, предварительно сняв магазин и проверив затвор. Автомат держал нить намертво. Я болтался, держась за ствол и приклад, - довольно удобно. Но никуда не двигался.
А если теперь чуть-чуть наклонить автомат? Чтобы трение ослабло?
Автомат начал медленно проскальзывать по нити. Через мгновение мои колени коснулись скалы.
Меня начала колотить дрожь. Я понял, что спуск возможен. Теоретически.
Если на катушке хватит нити. Если не развяжется узел и не обкрошится скала. Если нить не порвется. Если я удержу автомат. Если нить не запутается в процессе спуска. Если... если... если...
За ночь я этих «если» наберу целый мешок. И нипочем не рискну спускаться.
Значит, у меня есть час, пока не стемнеет.
Дальше я старался действовать, не раздумывая.
Пропустил нить через «кольца» на автомате. Свободный конец завязал на выступе скалы, показавшемся максимально удобным - внизу на нем шел проточенный водой желобок, нить соскользнуть не могла.
Потом подошел к краю обрыва и, широко размахнувшись, отправил катушку вниз. Некоторое время я следил за ее падением, потом она исчезла из глаз.
Надеюсь, размоталась до конца.
Надеюсь, нити хватило.
Держась за автомат и позволяя ему проскальзывать по нити, я подполз к краю скалы. Спустил вниз ноги. Сердце часто бухало в груди.
Ой, мамочка, что же я делаю-то? Я псих, точно псих, камикадзе ненормальный, самоубийца, мазохист, идиот для премии Дарвина...
Собравшись с духом, я сполз по скале еще на несколько сантиметров. И еще. И еще.
Все. Мой вес приходился на нить. Ну и чуть-чуть на скалу, к которой я прижимался. Водяные брызги облаком стояли в воздухе.
Надо спускаться...
Я наклонил автомат, следя, чтобы нить не касалась пальцев. И плавно заскользил вниз.
Первый десяток метров все шло настолько хорошо, что меня даже немного отпустило напряжение. Импровизированный блок - не знаю, как бы его назвали настоящие альпинисты, - ровно и небыстро скользил вниз по нити. Будто паук, болтающийся на своей паутинке, я спускался вдоль дробящейся стены воды.
А потом спуск ускорился. Нет, все было по-прежнему, только моя конструкция почему-то стала держать нить гораздо слабее. Я выровнял автомат, надеясь, что остановлюсь. Нет. Спуск затормозился, снова стал приемлемым по скорости, но я продолжал двигаться.
Вода! Вот о чем я не подумал. Нить намокла, и сила трения, без того невысокая у тонкой нити, упала. Меня выручало лишь то, что нить еще терлась о ствол автомата.
Я стал притормаживать о скалу ногами, но это вызвало несколько сильных рывков, и я испугался уже за крепость нити. Статические нагрузки она держит, а вот рывки может и не выдержать.
Оставалось надеяться только на то, что спуск, все больше напоминающий падение, все же не приобретет убийственной скорости.
Последние метры я преодолевал уже совсем быстро, руки налились тяжестью, пальцы едва не разгибались. До поверхности моря, бьющегося о скалы, оставалось совсем немного. Метров десять. Ну, пятнадцать.
И вот тут я увидел болтающуюся под ногами катушку. Нити все-таки не хватило.
Автомат я из рук не выпустил. Так со всего размаху катушка и налетела на кольцо прицела. Нить тонко тренькнула и порвалась, а я, кувыркаясь, полетел вниз - успев лишь в последний момент оттолкнуться от скалы.
Небо, скалы, водопад - все закрутилось в дьявольской карусели. Я описал, наверное, три полных сальто, после чего по чистой случайности вошел в воду «солдатиком». Будь рядом спортивное жюри - мне бы поставили неплохой балл. Хотя, наверное, оштрафовали бы за отчаянный вопль, сопровождавший меня весь полет, летящий отдельно автомат и сорванный при ударе о воду ботинок с левой ноги.
Меня утащило куда-то очень глубоко. К падению добавилась бурлящая от водопада вода. Я буквально заставил себя открыть глаза, благо вода здесь была не слишком соленой, и стал плыть на свет - вверх. Уши болели, ужасно хотелось вдохнуть - я вошел в воду на выдохе. Но я греб, превозмогая удушье. Не может быть, чтобы это был конец. К чему тогда все? Мой бунт, погони, ледяные пустыни Януса, немыслимый спуск...
Я выплыл исключительно на этой мысли - «не может быть, чтобы это был конец...». Хотя, если уж честно, миллиарды людей в свое время успели подумать эту мысль - перед тем, как конец все-таки наступил...
Но я выплыл.
Открыл рот и издал достойное продолжение того вопля, с которым летел вниз. Молотя руками по воде, часто дышал. Ругался матом. Отплывал подальше от грохочущего водопада.
Обнаружив, что остался в одном ботинке, снял и выбросил второй. Тут же заметил первый, плавающий по поверхности, но было поздно - его правый брат почему-то камнем пошел на дно.
В первую секунду мне показалось, что отвесные скалы вырастают прямо из моря. Но потом я заметил маленький клочок берега, созданный когда-то осыпавшимися со скалы камнями. Поплыл к нему, выполз на скалы и застыл в позе датской Русалочки, подобрав под себя за неимением рыбьего хвоста ноги и пытаясь отдышаться.
Получилось! Всему назло - получилось!

15

Хотим мы того или нет, а принуждение и угрозы - часть повседневной человеческой жизни. И речь не о каких-нибудь суровых ультиматумах одной страны другой, не о помахивающем ножом бандите или строгом милиционере. Речь о самых простых и житейских ситуациях.
«Не доешь манную кашу - не будешь смотреть мультики!»
«Получишь тройку в четверти - не купим ролики!»
«Завалишь сессию - вылетишь из института в армию!»
«Еще раз увижу тебя с Машкой - между нами все кончено!»
«Придешь со встречи пьяным - спать будешь на диване!»
«Кто не останется на сверхурочную работу - может писать заявление по собственному!»
«Не принесете справку - пенсию не начислим!»
Боюсь, что и после конца нам предстоит услышать:
«Без арфы и нимба в рай не пускаем!»
Заставлять, убеждать, принуждать - это целое искусство. И мы, конечно, поневоле ему учимся, глотая невкусную кашу и выпрашивая у учителя четверку. Но все-таки без настоящего профессионализма угрожать не стоит.
Это я понял утром, когда оделся, вышел на палубу корабля и убедился, что остался один.
Переборщил. Придется признать горькую правду - я переборщил с угрозами. Отважный капитан Ван Тао (про отвагу я говорю без всякой иронии) благополучно привел корабль в порт, пришвартовал у причала - и смылся вместе с командой, бросив, по сути, все свое достояние. Видимо, от функционала, да еще и проштрафившись, он ничего хорошего не ожидал.
— Я вообще-то на самом-то деле добрый, - пробормотал я, стоя на палубе. Но меня никто не услышал.
Здесь тоже были горы, но уже нормальные приморские горы, не слишком высокие, как в Крыму. Со склона сползал к морю город - нормальный приморский город, которому несколько сотен лет от роду, у нас такой был бы прочно облюбован туристами. Вдоль берега шли многочисленные причалы, дальше я увидел пляж - тоже нормальный городской пляж, с самого утра заполненный людьми. Все выглядело так банально, будто я был где-то на Земле.
Впрочем, кое-что все-таки в глаза бросалось.
Во-первых, нигде не было видно антенн, проводов, электрических фонарей. Не в ходу тут было электричество.
Во-вторых, здания большей частью были типично средиземноморскими, европейскими по стилю. Но выше в горы проглядывали крыши пагод, и вообще в архитектуре появлялся уловимый азиатский колорит. Местный Чайна-Таун?
Ну и в-третьих, совсем высоко в горах, отделенное от города зеленой полоской леса, высилось здание совершенно чужеродное, напоминающее футуристический небоскреб: стекло, металл, бетон, гнутые плавными линиями вокруг невидимого центра. Что-то вроде... вроде полусложенного веера, который закрутили вокруг оси. Оно было здесь настолько несуразно, что даже не сразу бросалась в глаза, сознание словно отфильтровывало картинку за полной ее неуместностью.
Мне сразу стало легко на душе.
Это принадлежало функционалам. Это их строение, такое же живое, как моя башня.
Я нашел сердце тьмы! Сверкающее стеклянное сердце.
— Ох, как же мы повеселимся! - сказал я, скорее подбадривая себя, чем угрожая врагам.
В моей голове медленно и прочно сцеплялись меж собой кусочки паззла.
Кто сказал, что родной мир функционалов - это рай на Земле, царство высоких технологий, нетронутая природа, красота и благолепие? Может, он таким и был. Когда-то.
А теперь - это Земля-шестнадцать. Выжженная пустыня, отравленный воздух, горящая земля, радиоактивное излучение, руины великих городов. Почти везде. Только в каких-то далеких уголках планеты, на больших островах или просто у терпеливой, исцеляющей груди океана уцелели человеческие поселения. Здесь живут люди, обычные, давно забывшие прошлое своего мира. И те функционалы, что пережили планетарную катастрофу.
Что с ними случилось? Война - ядерная, а может, и пострашнее? Вышедший из-под контроля научный эксперимент? Истощение ресурсов? Падение астероида? Или все сразу?
Умирающий, агонизирующий мир. Люди, роющиеся среди руин в поисках артефактов ушедшей цивилизации. Функционалы-надсмотрщики, предпочитающие теперь экспериментировать в чужих мирах... или, возможно, ищущие путь спасения своего мира.
Не холодный безжалостный разум, ставящий эксперименты над «мышами в клеточках», как я когда-то наивно подумал. А растерянные, перепуганные Люди-над-людьми, бросившиеся из своего мира в другие.
Но в любом случае здесь их сердце. Здесь их родина.
И я вправе сделать с ними все, что захочу, - за то, что они натворили на Земле, Верозе, Тверди, Аркане. Ведь и Аркан - это всего лишь инструмент. Их главное пристанище, база. Но родина их - здесь.
И нет ничего страшнее, чем удар в спину. Удар, которого они не ждут. Сюда, вероятно, даже обычные порталы не открываются, они сумели закрыть обитаемые остатки своего мира, бросив на созерцание таможенникам радиоактивные пустыни.
Но я прошел. У меня получилось. Где-то что-то пошло не так, я получил больше силы, чем отпущено рядовому функционалу...
Я встряхнулся. Нечего торчать на палубе, вызывая любопытство аборигенов.
Спускаясь обратно в каюту, я обнаружил в коридоре свою аккуратно сложенную стопочкой одежду - чистую и даже каким-то образом выглаженную. Поверх одежды стояла пара легких парусиновых туфель вроде наших теннисных и даже подходящего размера. Смывшись с корабля, экипаж все-таки выполнил все приказы своего опасного гостя и постарался его ублажить. Вначале я колебался, стоит ли переодеваться в свою одежду. Потом все-таки решил не расхаживать по городу в костюме матроса.
Воровать я умел еще хуже, чем угрожать. Ну, если не вспоминать тот случай, когда на складе нашелся неучтенный винчестер, а у меня как раз винт начал сыпаться... Ладно, это все фигня. Не бывает менеджеров в компьютерной торговой фирме, которые не прибирают для личных нужд бесхозное добро.
А вот сейчас я, будучи в здравом уме и трезвой памяти, собирался обворовать своих спасителей.
Каюты матросов я даже проверять не стал. Чай, не идиоты, не оставят денег и ценностей на брошенном корабле. А вот капитанскую каюту обшарил. Но мне не везло. То ли предусмотрительный Ван Тао совсем не возил с собой денег, то ли я не нашел тайник. Скорее, конечно, последнее. Моей добычей стала пригоршня мелких денег, к моему удивлению - алюминиевых, и три банкнота по «5 марок». Эпоха долларов и евро уступила место долгожителям-маркам? Хотя вряд ли. К европейским маркам они никакого отношения не имели. Текст был написан на двух языках, один из которых был иероглифическим, а второй имел в основе латиницу. «Китайский» и «высокий»? Вполне возможно. На уровне числительных «высокий язык» могло знать и все население. К сожалению, я не мог сейчас воспринимать эти языки отстраненно и попытаться сравнить их с земными - способность свободно говорить и читать словно стерла из памяти другие языки.
Возможно, куда более полезной была другая находка - карта. К сожалению (впрочем, стоило ли иного ожидать?), это была не карта Земли, а местная морская карта. На ней был изображен остров - вытянутый слева направо, изрезанный бухтами с севера и более ровный с юга. Были обозначены мели, какие-то окрестные островки, трассы вдоль берега и к этим островкам. Похоже, остров был немаленький - впрочем, у меня ведь вначале и мысли не было, что я не на материке. Судя по карте, центральная часть острова представляла собой пустыню, посреди которой я материализовался, а по берегам располагались какие-то города. В самом большом из них, называющемся Айрак, посередине северного берега, я, вероятно, сейчас и находился.
Будь я посильнее в географии, может, и сумел бы предположить, в какой точке земного шара нахожусь...
Карту я некоторое время изучал, потом вернул на место. Воровать, по сути, рабочий инструмент капитана было бы уж совсем свинством, да и нужды особой в такой карте я не видел.
Наверняка самым ценным на корабле был питающий электросеть цилиндр. Явно пришедший из древних времен этого мира, он должен был стоить немалых денег. Я некоторое время колебался. Но помимо моральных соображений стоило принять во внимание и возможную реакцию капитана. Потеря такой ценной вещи могла пересилить его страх. Нужны мне проблемы с местной полицией?
Нет, не нужны. Ограничусь мелочью.
Нацепив свой ранец, я вновь вышел на палубу, подошел к пирсу. Яхта была надежно притянута к обложенной плотными вязанками камыша стене. Ну да, где им тут найти старые покрышки, играющие роль амортизатора в наших яхт-клубах... Я перепрыгнул на берег и почувствовал, как качнулся под ногами остров. Ну надо же. И впрямь после пляшущей на волнах яхты кажется, будто качается берег...
Я двинулся от пирса в сторону города. Мимо рыбачьих лодок, с которых разгружали улов. Мимо праздно фланирующей компании подростков. Мимо толстого мужика, сурово выговаривающего двум повесившим головы здоровякам.
Некоторые в толпе были азиатами. Некоторые - европеоидами. Среди подростков мелькнули негр и, если мне не почудилось, мальчишка с характерным лицом австралийского аборигена. Смешение рас и народов, новый Вавилон, построенный на обломках рухнувшего мира. Потомки тех, что спаслись... или были спасены и помещены сюда, к подножию небоскреба-веера...
Я старался не особо пялиться на окружающих. Все-таки и одежда, и мой вид должны были выдавать во мне чужака.
Впрочем, в одежде тут единообразия не наблюдалось, да и физиономии были столь разнообразными, что вряд ли мои опасения имели под собой почву.
Вон стоит, благостно щурясь на утреннее солнышко, местный алкоголик в рваных штанах и грязной кофте с чужого плеча. Его хоть на улицу Москвы, хоть в подземку Нью-Йорка помести - везде будет как свой. Да и сам, возможно, не заметит разницы...
А вот тащит тяжелый мешок светловолосый и белокожий парень с лицом таким аристократическим, что отмой его и переодень - можно смело на прием к английской королеве отправлять, затеряется в толпе лордов, сэров, пэров.
Нормально все. Сольюсь с толпой. Городок немаленький, тысяч двести—триста жителей наберется. Приезжие тут тоже встречаются, раз есть торговцы и моряки. Так что... сейчас найти приют, укрыться, отдышаться, потихонечку собрать информацию - и готовиться к походу в горы. Вряд ли к небоскребу ведут проторенные дороги, но и каких-то особых кордонов ожидать не стоит. Функционалы здесь должны чувствовать себя спокойно.
Минут через двадцать я уже слегка ориентировался в припортовой зоне. Здесь были склады (эх, хорошее место воткнуть таможенный портал, только нет на Земле-шестнадцать выходов в обитаемые города), несколько небольших рынков, где как раз шла бойкая торговля утренним уловом, и жилые кварталы - явно не слишком роскошные по причине соседства с этими самыми складами и рынками. Впрочем, с моими скромными финансами в роскошные и смысла не было соваться. Как я понял из вывесок ресторанчиков и гостиниц, периодически попадавшихся на пути, ночь в гостинице стоила, как правило, одну марку (впрочем, за оплату недели вперед предлагали заплатить всего пять), а поесть можно было за двадцать—тридцать копеек. Ну разумеется, не копеек, а их местных аналогов. Почему мой функциональный «автоперевод» превратил местную валюту в марки, а марки разделил на сто копеек, можно было только гадать. Скорее всего абсолютно случайно. И мог я сейчас читать вывески как «Одна ночь - один юань, один обед - двадцать пять сантимо».
В конце концов я остановил свой выбор на маленькой гостинице в трехэтажном, но узком доме, втиснутом между более высокими и широкими зданиями. Может, мне понравилось, что эта втиснутость слегка напоминала строения функционалов. А может, подкупило своеобразное чувство юмора владельцев, назвавших свою гостиницу «Рыжий конь без яиц».
Хотя, опять же, для местных жителей название скорее всего звучало куда менее эпатажно: «Рыжий мерин».
Я вошел в звякнувшую колокольчиками дверь, осмотрелся. Это, пожалуй, был гостиничный ресторанчик, места для отдельного вестибюля просто не нашлось. Четыре небольших стола, стулья, за ними - лестница наверх. Крепкая рыжая девица, протирающая столы, повернулась ко мне и спрятала тряпку в карман фартука. Спросила:
— Завтрак?
— Я хотел бы у вас остановиться.
— Почему бы и нет? - ответила девушка. - А почему именно у нас?
— Название понравилось.
— «Рыжий мерин»? Знакомы с папулей?
— Э... - Я растерялся. - Боюсь, что нет. А это... что... ну...
— Ну? В его честь, а вы как думали? - Девушка отправилась к шкафчику у стены, достала замусоленный блокнот и огрызок карандаша. - Знаете, сколько нас у мамы?
— Семеро? - предположил я зачем-то. Манера девушки общаться была заразительной.
— Семеро? А одиннадцать - не хотите?
— Если все такие, как вы, то почему бы и нет. - Я нахально улыбнулся.
Девушка подумала и тоже улыбнулась.
— Только при мамаше так не шутите, а то знаете что?
Я уже понял, что отвечать на вопросы не обязательно.
— На втором этаже мест нет? - спросила девушка то ли себя, то ли блокнот. - Нет? А на третьем тоже нет? А в мансарде жить будете?
— Буду.
— На день?
— На неделю.
— Пятерка.
Я молча протянул ей купюру, она была принята без всяких замечаний и тут же исчезла в кармане фартука.
— Завтрак уже кончился, знаете?
— Нет, не знаю.
— А, ладно, есть хотите?
Я кивнул.
— Мама? - Девушка повысила голос. - Мама, чего-нибудь осталось?
Открылась неприметная дверь, запахло едой.
— Чего тебе.
В отличие от дочери мать вопросительной интонацией пренебрегала. Я ее вполне понимал. Одной такой на семью вполне достаточно.
— Постоялец, согласен на мансарду, заплатил за неделю, накормим?
— Накормим.
Я уселся за тот стол, который уже был приведен в порядок. Мать-героиня так и не показалась, еду принесла девушка. Маленькие кусочки жареной рыбы, кусок хлеба, густой черный соус, чайничек и чашка, палочки. Явно не одноразовые, но хоть чисто вымытые. Да, в чем-то китайская культура одержала полную победу.
— Вкусно? - спросила девушка, глядя, как я макаю рыбу в соус. Хорошо, что в Москве расплодились японские и китайские рестораны, неумение пользоваться палочками могло бы ее и удивить.
— Угу, - ответил я. Было не то чтобы очень вкусно, я никогда не ел рыбу на завтрак. Но рыба явно была свежей, и это многое искупало.
— Вы приезжий?
— А зачем бы мне останавливаться в гостинице, если я не приезжий?
— Ну, вдруг вас жена из дома выгнала? - задумчиво произнесла девица, явно думая о чем-то своем.
Я не успел ответить на столь интересное предположение. Входная дверь чуть-чуть приоткрылась. Просунулась тощая рука, привычным движением придержала колокольчики. Вслед за рукой в гостиницу ввинтился тощий немолодой, невысокий, рыжий с глубокими залысинами мужичок. Слово «плюгавенький» передавало его образ как нельзя лучше.
— Папочка? - охнула девушка. - Ты? Мама тебя убить обещала, знаешь?
— Знаю, знаю... - просачиваясь внутрь, прошептал мужичок. - Я работал.
— Работал? - недоверчиво спросила девушка.
— Да, работал! - твердо ответил рыжий конь с анатомическими дефектами. - Вот!
Он достал из кармана и неосторожно встряхнул в ладони несколько монет. Звяканья как такового не было, все-таки алюминий.
Но и этого хватило.
Дверь на кухню приоткрылась, и послышался твердый голос:
— Иди сюда, кобель драный.
Мужчина печально посмотрел на меня и пожал плечами. Прошептал с неожиданной ласковостью:
— Женщины, ну что с них взять?
Потом чмокнул дочку в щеку - для этого ему пришлось привстать на цыпочки - и храбро пошел на кухню.
Мы с девушкой напряженно вслушивались.
Раздались тихие голоса.
Потом звук поцелуя.
Потом что-то загремело - будто выпавшая из безвольно опущенных рук сковородка.
Девушка принялась протирать уже чистый стол, бормоча:
— Вот все обещает, обещает, а ведь прибьет однажды, да?
С кухни донесся сладострастный стон. Загремела посуда. Дверь с грохотом захлопнулась.
Девушка стала пунцовой, что вместе с рыжими волосами производило неизгладимое впечатление.
— Нет, не убьет, - сказал я. - Сколько вас у мамки, ты говоришь? Одиннадцать?
У нее даже кивок получился вопросительным.
— Ну-ну, - ехидно сказал я. - Спасибо, все было очень вкусно. Проводишь меня?
Уж не знаю, что она подумала, но ответила резко:
— Сами идите, не заблудитесь.
И, словно сообразив, что говорит как-то неправильно, добавила:
— На самый верх, там одна дверь, понятно?

Мансарда и впрямь была не лучшим из мест проживания. Круто сходящаяся крыша, только в центре комнаты и можно было стоять в полный рост. Из мебели - только кровать, к счастью, довольно большая, и выполняющий роль тумбочки круглый столик возле нее. Столик, кстати, был неожиданно красив: инкрустированная перламутром поверхность, хоть и изрядно исцарапанная, радовала взгляд. Люк в полу вел на лестницу.
Да, вряд ли этот номер стоил столько же, сколько и все остальные.
Впрочем, постельное белье было чистым, матрас ровным, подушка мягкой. А еще прямо над кроватью было окно, прорезанное во фронтоне здания. Мне открывался замечательный вид вдоль улицы на горы, наползающие тучи и скрученный веер небоскреба.
Я подумал и решил не устраивать скандалов. Не умею я это делать, если честно-то.
Так, пристанище на первое время у меня есть. Местное общество при всем его своеобразии шокирующего впечатления не производит, тоталитарным не выглядит. Осталось понять самое простое - что же мне делать дальше? Это на палубе яхты я храбрился, обещая отсутствующим функционалам веселье... ага, море крови и мешок костей в придачу. А если серьезно? Я даже автомат утопил, не до автомата мне тогда было. Рожок с патронами остался в ранце, но что с него толку. Какое-нибудь оружие здесь раздобыть наверняка можно, но вряд ли оно будет огнестрельным. Да и денег у меня, можно сказать, нет.
Способности функционала?
Увы, полагаться на них было бы наивно. Даже если я прав, и способности проявляются у меня в «момент выбора». Даже если допустить, что я стану сильнее своих врагов - полноценных функционалов, часть из которых - полицейские и солдаты. Даже если у них не будет средств блокировать открывшиеся у меня способности.
Кто поручится, что «момент выбора» придется как раз на схватку с врагом? Возможно, я стану на некоторое время всесильным «по пути», когда мне проку от этой силы будет как от зонтика под водой.
Нет, нужно что-то еще.
К примеру - союзники. Практически во всех мирах существует какая-то оппозиция функционалам. Даже на моей Земле она была, пусть и в слабой форме. А уж здесь, где на вершине над городом торчит немыслимый небоскреб, где появляются арканские солдаты, где встречаются удивительные технические артефакты, тоже должно быть какое-то сопротивление. Надо только найти этих подпольщиков, предложить им действовать сообща...
В люк тихонько постучали.
— Войдите! - ответил я, хотя логичнее было бы сказать «поднимайтесь».
Люк с грохотом откинулся, показалась рыжая голова. Парнишка лет пятнадцати. Еще один из отпрысков любвеобильного мужичка?
— Я вам свечку принес, - сообщил мальчик. - Вот.
Он протянул мне керамический подсвечник с не очень-то щедрым огарком и полупустой коробок спичек. Цивилизация, однако!
— Скажи, дружок, - непринужденно спросил я. - А что это за здание?
— Где? - Парнишка с готовностью поднялся в мансарду и приник к окну.
— Ну вон, на горе...
— На горе? А! Это особняк какого-то богача. Я помнил, как его зовут, но забыл. Он еще на библиотеку городскую много денег жертвовал.
— Особняк? - тупо спросил я. И тут понял, что именно парнишка имеет в виду. На склоне гор, там, где еще не начался окружающий небоскреб лес, стояло довольно-таки большое каменное здание. Вокруг, похоже, были какие-то сады. Может, апельсиновые, может, оливковые, может, яблочные, с такого расстояния не разберешь. - А выше?
— Выше? - удивился мальчик. - А выше только горы.
Все стало понятным. Как и обычные строения функционалов, небоскреб был невидим для обычных людей. Точнее, ускользал от их взгляда. Наверное, если бы я точно указал мальчику, куда смотреть, и описал то, что он должен увидеть, - он бы увидел небоскреб. Точно так же, как подготовленные заранее люди находили мою башню и шастали через нее из мира в мир...
Впрочем, зачем вносить в голову невинного подростка такой хаос и сумятицу? Нет там никакого здания, нет и не было...
— Да, точно. Показалось, что там какая-то избушка стоит, - печально сказал я.
Мальчик оказался добрым.
— Может, и стоит, - утешил он меня. - Может, у вас глаза такие острые. У меня друг знаете как все видит? Он из рогатки голубя с тридцати шагов сбивает!
— Бедный голубь.
Парнишка смутился.
— Ну... он так... это когда мы маленькими были... Вам еще чего-то надо? Горшок под койкой, только у нас принято самим выносить. Отхожее место во дворе. Умываться тоже внизу, тут если кувшин притащить, сами же ночью расколотите. Тесно тут...
— Тесновато, - согласился я. - Скажи, а где тут у вас библиотека? Та, на которую богач жертвовал?
— А, это очень просто! Пойдете по этой улице до площади с фонтаном. Только он не работает, вы так догадайтесь, что это фонтан. Потом направо, до другой площади. Там фонтан работает, если не очень жарко. И там будет высокий дом с колоннами...

Прогулка по незнакомому городу, если вы не стерли ноги, не валитесь от усталости, имеете в кармане хоть немного денег, а в запасе несколько дней, - это одно из самых приятных на свете занятий. И можете поверить мне на слово, что если этот город находится в ином мире, по сути, на другой планете, - это делает прогулку еще интереснее.
Прежде чем я дошел до библиотеки, я смог худо-бедно оценить научный и технический потенциал этого мира.
Во-первых, тут было в ходу электричество, но оно оставалось привилегией богатых людей. Я встретил один магазин (назвать его лавкой язык не поворачивался, несмотря на скромные размеры), где продавали самые разнообразные светильники и электрические лампочки. Лампочки походили на самую простецкую лампочку накаливания с самым обыкновенным цоколем. Наверное, их можно было ввернуть в патроны моей московской квартиры - и они бы заработали. И электричество не обязательно генерировалось в самом доме, объявление на дверях обещало «прокладку надежных кабелей и контроль от незаконных подключений».
Во-вторых, я видел несколько магазинов одежды и понял, что мануфактуры в привычном понимании слова здесь не возникли. Одежда шилась и подгонялась на месте, только носки и белье можно было купить в готовом виде. Я вспомнил, что в моем мире стандартные размеры одежды возникли как ответ на потребности армий в большом количестве готовых мундиров. Только когда потребовалось быстро одевать десятки и тысячи людей, в чьи-то умные головы пришла мысль создать базу данных по габаритам новобранцев и начать шить не на конкретного человека, а на целые группы людей.
Видимо, воевать тут было особенно не с кем. Вряд ли численность населения на всем острове превышала миллион человек. И очень возможно, что это был единственный оазис жизни на планете.
В-третьих, я увидел оружейную лавку. Окна в ней были забраны решетками, а за стеклом были выставлены самые привлекательные с точки зрения продавцов товары: лук и стрелы, арбалеты и двуствольное ружье, заряжающееся с казенной части. Но после изобретения или воссоздания гладкоствольного оружия и патронов местный оружейный гений забуксовал. Не было даже намека на нарезное или автоматическое оружие.
Да и зачем оно нужно? Вряд ли здесь есть на кого с ним охотиться. Да и вообще нарезное оружие - это дитя войны, охоты людей друг на друга...
Понял я и то, что даже это примитивное ружье мне не купить дешевле тысячи марок. Значит, вообще не купить.
В-четвертых, с религией тут было как-то кисло. Я не увидел ни одной церкви, только в стороне китайского квартала проглядывала крыша здания, яркими цветными украшениями напоминающего буддийский храм.
Ну и в-пятых, тут были газеты. Один раз я встретил мальчишку-газетчика, рекламирующего свой товар. Хотел было расстаться с десятью копейками, но тут обнаружил, что на площади с неработающим фонтаном выставлен стенд с той же самой газетой, закрытой от непогоды стеклом. Граждане в большинстве своем на зазывания газетчика не реагировали, а предпочитали потолкаться у стенда и почитать бесплатно.
Я присоединился к ним и получил если не полезную информацию, то искреннее удовольствие. Местное издание на двух страницах с громким названием «Всеобщее время» (а вы замечали, что чем газета меньше, тем более звучно она называется?) сообщало в основном городские новости - ну и пару абзацев о соседних поселках.
Я узнал, что вчера поздно вечером, возвращаясь с концерта, популярная молодая певичка Хо была грязно обругана хулиганом, разочарованным ее пением, но сопровождающий певицу любовник (да, так прямо и было написано - любовник, ханжество тут было не в ходу) дал достойный отпор негодяю, усадив его в «ту самую лужу, которую наша газета уже вторую неделю предлагает засыпать».
Какие-то злоумышленники забрались ночью в ювелирный магазин господина Андреаса, но их постигло разочарование - деньги и ценности были убраны в надежный сейф, вскрыть который они не смогли. Свою обиду воры выместили на витринах, расколотив их (почему-то «каблуками»), но тут появился караульный, который хоть и не задержал преступников, но «изрядно отходил дубиной». Поиски сбежавших злодеев велись.
Скандал, вызванный обрушением недавно построенного моста, сходил на нет, так как подрядчик признал свою вину и обещал построить мост заново.
В редакционном фельетоне журналист, скрывающийся под вызвавшим у меня хохот псевдонимом Акула Пера, горько сетовал на торговцев, которые норовят нераспроданную утром рыбу положить на лед и подсунуть покупателям на следующее утро. Давались дельные советы по проверке свежести рыбы.
В большой, почти на целую страницу, и, как водится в таких случаях, нудной статье какой-то городской чиновник сетовал на падение нравов, на плохую собираемость налогов и неуважение граждан к городским властям, так героически и трепетно исполняющим свои функции.
Слово «функции» снова вызвало мой хохот. Боюсь, стоящие рядом стали принимать меня за идиота.
Ну и в завершение шли кроссворд и гороскоп.
Куда же газете без кроссворда и гороскопа!
Звезды сегодня благоволили Рыбам и Овнам, тем, кто был рожден под знаком Огненного Дракона и под сенью Голубого Тополя, а также тем, в чьем имени было три гласных и четыре согласных. Страдали Стрельцы и Деревянные Мыши, рожденные под знаком Тенистого Дуба, и несчастные, в чьем имени было три согласных и одна гласная.
Мне ничего особенного звезды не обещали.
В общем, это была обычная газета обычного маленького города.
Если бы не небоскреб на горе - вообще ничего удивительного.
Начал накрапывать дождь, и я решил закончить знакомство с прессой. В конце концов, в библиотеке утолить страсть к печатному слову будет куда комфортнее.

17

Мы всегда склонны недооценивать своих ровесников. Да, нам с ними комфортнее всего, мы слушаем одну музыку, читаем одни книги, работаем (хотя бы поначалу) на одинаковых должностях - в словосочетаниях «молодой инженер», «молодой врач» или «молодой сисадмин» существенно будет все-таки прилагательное. Но вот каких-то великих дел мы от них не ждем. Нам проще смириться с мудростью стариков, опытом зрелых людей или даже гениальностью ребенка. Но наш ровесник - ну как он может совершить что-то значительное, как может пользоваться уважением и любовью больше, чем мы? Это же Колька, Петька, Сережка. Мы с ним в детском саду дрались, в школе хулиганили, в студенчестве оттягивались. Я же его знаю как облупленного, он обалдуй обалдуем, хороший парень, но звезд с неба не хвата... Что? Хватает? Вот прямо так? Его научные статьи во всем мире публикуются, его в Гарвард зовут лекции читать? Да не может быть... меня преподаватели всегда ему в пример ставили...
Наверное, все дело именно в этом. Когда видишь своего ровесника, который пользуется всеобщим уважением, возникает... ну, даже не зависть. Что-то вроде растерянности и сомнения. И невольно думаешь, а мог бы ты сам оказаться на его месте?
Усадьба господина Дитриша, а точнее - рода Дитришей, производила впечатление настоящего семейного гнезда - старого, но крепкого, обжитого до последнего чуланчика, настолько сроднившегося с окружающей местностью, что оно выглядело естественнее гор, лесов и виноградников. Может быть, за это надо было благодарить архитектора, а может быть - время. Время на самом деле лучший архитектор. Оно даже унылый доходный дом способно превратить в жемчужину городского ансамбля. В свое время парижане демонстрации устраивали против Эйфелевой башни, а сейчас без нее Парижа считай что и нет...
Мне предложили войти в дом, сообщив, что Дитриш вот-вот вернется с конной прогулки, или подождать в беседке перед усадьбой. Я скромно выбрал беседку, что, впрочем, не помешало слуге принести мне зеленый чай и тоненькие сигары. Обнадеживающее гостеприимство. Я сидел в увитой зеленью беседке, смотрел на мирный пейзаж вокруг, но взгляд то и дело скользил к башне. Она была теперь совсем близко. Я мог ее рассмотреть во всех деталях и пришел к мысли, что первая аналогия - со скрученным веером - была очень удачной. Представьте себе, что из единого фундамента выстроили из стекла и стали десятка три тонких и высоченных небоскребов, каким-то чудом удерживающихся в наклонном положении. Потом слегка сдвиньте небоскребы так, чтобы они наползали друг на друга. И получившийся полусложенный веер закрутите вокруг оси спиралью.
Представили?
Теперь добавим размеры. Высотой «пластины веера» должны быть метров триста. Шириной - метров двадцать. Толщиной - метров пять, может, немногим больше.
И вот вся эта футуристическая, абсолютно нелепая в горах конструкция нависала над старинной каменной усадьбой. Наверняка временами тень от нее накрывала и усадьбу, и двор вокруг нее.
Но этого никто не замечал.
Я успел до половины скурить сигару, оказавшуюся куда вкуснее папирос Андре, когда на дороге, вьющейся среди виноградников, показался конный. Каким-то образом молодой землевладелец уже узнал о моем появлении - он бросил слуге поводья возле самой беседки и пошел прямо ко мне. Белый костюм для верховой езды, высокие белые сапоги из мягкой кожи - он выглядел именно так, как в моем представлении и должен был выглядеть богатый и уважаемый землевладелец, отправившийся осматривать свои владения.
Я поднялся навстречу.
Дитриш был моим ровесником и немного походил на меня. Вот только был явно физически крепче, рыхлость городского жителя его не коснулась (ну да, попробуй всю жизнь ходить пешком и скакать на лошади на свежем воздухе - много у тебя останется лишнего жирка или бледной пухлости физиономии?). В довершение всего хоть мы и были чем-то похожи, но Дитриш был явно красивее. Это я признал совершенно честно и объективно. Причем красив он был не слащавой юной красотой, ценимой немолодыми женщинами («красавчик!») и не брутальностью городского мачо, ценимой юными девушками («настоящий мужик!»), а какой-то общей правильностью и лица, и фигуры. В общем, женщины в него должны были влюбляться, а мужики уважать.
У меня возникла горькая мысль, что я вижу нечто вроде улучшенной копии самого себя.
— Добрый день. - Он протянул руку, легко и дружелюбно улыбаясь. - Вы давно меня ждете?
— Нет, недолго. - Я пожал ему руку, признавая, что и рукопожатие было приятным. - Спасибо. Меня угостили чаем и сигарами. Рад вас видеть, господин Дитриш.
— Аль, - сказал Дитриш. - Просто Аль. Мы, кажется, ровесники.
— О да, - сказал я. - Тогда я Кирилл. Или просто Кир.
— Кирилл. - Он будто покатал имя на языке, пробуя на вкус. - Кирилл. Очень красиво и необычно. Пройдемте в дом, или...
Я посмотрел на башню. Сказал:
— Может быть, поговорим здесь?
— Ага, - сказал Дитриш вполголоса. - Вы тоже... Давайте здесь.
Он уселся напротив меня, махнул рукой слуге, который принес мне чай и с тех пор стоял поодаль. Слуга скрылся в доме.
— Я тоже выпью чая, - сказал Дитриш. - Вы ее видите?
— Башню? Да.
— Какая она?
Я усмехнулся. Нет, все-таки мы и впрямь были похожи.
— Высокая, метров двести. Будто веер из стекла и стали, скрученный винтом.
— Я тоже так объясняю, - улыбнулся Дитриш. - Объяснял, пока не понял, что бесполезно. Откуда вы, Кирилл?
Выбор это или нет?
Я прислушался к себе.
Нет, ничего не прорезается... Никаких способностей. Значит, особого выбора у меня и нет.
Я посмотрел в глаза Дитриша.
— Из другого мира.
— О, - сказал Дитриш. - О!
Он даже встал, нервно прошелся по беседке. Появился слуга, принес еще одну чашку и чайник на подносе. Дитриш кивком отпустил его.
— Я вас не удивил, - сказал я.
— Вы? Не удивили? Вы меня поразили, Кирилл! Вы... нет, я думал, но... чтобы так.
Я вдруг понял, что этот красивый, умный, богатый, абсолютно самодостаточный парень и впрямь поражен до глубины души. И мне сразу стало с ним легче.
— Мне казалось, что раз вы видите эту башню, то и с функционалами встречались.
— С кем?
— С Людьми-над-людьми.
— Они никогда не утверждали, что они из другого мира. Они вообще ничего не говорят о себе. Я полагал, что на каком-то из материков сохранился более цивилизованный анклав...
— Вы даже знаете, что материков много, - сказал я с удовольствием. - Может быть, и слово «история» вам знакомо?
— Знакомо. - Он хмыкнул и сел. Налил себе чай. - Только слово и знакомо. У нас нет истории. На нее табу... знаете такое слово?
— Знаю.
— Ну вот, у нас рассуждать о том, что было раньше, - верх неприличия.
— Бедная девушка, - сказал я. - Не знал...
— Какая девушка?
— В библиотеке. Я расспрашивал ее об истории вашего мира. Она отправила меня к вам.
— А... я знаю, о ком вы. - Его лицо сразу потеплело. - Да, вы удачно спросили. Диана такая же чокнутая, как и я. Ей тоже хочется знать, что было до того, как мир погиб.
— Но ведь у вас есть люди, которые посещают материк... ищут там разные вещи.
— Есть. Два-три отчаянных капитана. Но их интересует только прибыль. А вы, наверное, интересуетесь чем-то большим.
— Да.
— И могли бы мне что-то рассказать? - В голосе Дитриша прорезались умоляющие нотки.
— Мог бы, - сказал я. - Ну... существует много миров, похожих на Землю. Собственно говоря, они все - Земля. Только разная.
— Так... - Дитриш благоговейно смотрел на меня.
— Эти миры... они как-то разделены в пространстве. И, по-моему, не только в пространстве, но и во времени. На некоторых живут люди. На других цивилизации нет.
— Это возможная теория, - важно сказал Дитриш. - Я размышлял на такие темы.
— К сожалению, это не теория. Я бывал в нескольких мирах. Да я и сам из другого мира. Мне кажется, что мой мир - это ваше прошлое.
— Постойте! - Дитриш взмахнул рукой. - Вот это полная ерунда. Я читал развлекательные книги, где герои путешествуют сквозь время. Это занятная игра ума. Но даже там авторы признавали, что это невозможно. Путешествия приведут к парадоксам. Если вы и впрямь из нашего прошлого, то, вернувшись обратно, вы измените свое настоящее и, следовательно, и наше будущее. Значит, наше будущее не случится, и вы не сможете в нем побывать.
— А если время ветвится? - сказал я. - Если каждое путешествие создает новую ветвь будущего? Давай... давайте для простоты...
— Давай для простоты перейдем на «ты».
— Хорошо. Давай представим, что я увидел ваше будущее, вернулся назад, и наше будущее стало другим. Но и ваше осталось.
— Мне все равно кажется, что это создаст какие-то парадоксы. - Дитриш поморщился. - Нет, я не готов это принять. Ты уверен, что ты из нашего прошлого?
— Ну, во всяком случае, из мира, который очень похож на ваше прошлое, - смирился я. - Да, не уверен. Я сам пытаюсь разобраться. Ладно, давай для простоты считать, что все миры находятся на разном этапе развития. В одних мирах история пошла так, а в других - эдак. Здесь быстрее, а там медленнее. Ты готов принять такую версию?
— Готов, - согласился Дитриш. - Так Люди-над-людьми...
— Обычно их называют «функционалы». - Я вздохнул. - Они во многом подобны людям, но у каждого есть какая-то специальность, профессия, которой он владеет в совершенстве, на уровне, недоступном обычным людям. Только не спеши завидовать. Большинство функционалов ограничены. Они не слишком-то умеют делать все другое, это раз. И они прикованы, фигурально выражаясь, к тому помещению, в котором заключена их профессия. Парикмахер - к парикмахерской, врач - к больнице...
— Пекарь - к пекарне. Да, это неприятно.
— Я был одним из таких функционалов. Но у меня была особая работа, поинтереснее других, как мне кажется. Я был таможенником. В моем жилище были врата между мирами.
— Круто... - Дитриш посмотрел на меня с уважением. - А... для чего все это?
— Подожди. К этому мы еще придем. Над обычными функционалами стоят начальники.
— Как без этого. - Дитриш фыркнул. Я решил не мешать ему комментировать мои слова, таким образом он явно справлялся с волнением.
— Во-первых, есть полицейские. Но они тоже привязаны каждый к своему участку. Во-вторых, есть акушеры. Нет, они не принимают роды, они превращают того или иного человека в функционала. Когда человек становится функционалом, он словно выпадает из обычной жизни. Его забывают друзья, родные. Даже обычные власти в его мире напрочь про него забывают.
— Неприятно.
— Весьма. Слушай дальше. В каждом мире существует еще и куратор. Он управляет акушерами и полицейскими, раздает приказы - кого в какого функционала превратить. У него очень большая власть и возможности. Но и он не свободен. Приказы он получает из мира под названием Аркан. Это, наверное, наиболее технически развитый мир. Насколько я понимаю, там функционалы в порядке вещей, это часть их цивилизации.
— Но и тут не конец? - спросил Дитриш.
— Да. Не конец. У меня есть основания полагать, что первые функционалы пришли из вашего мира. Когда он стал непригоден для жизни... ну, по большей части они мигрировали в Аркан. Открыли способность перемещаться в пространстве и времени и ушли туда. Но не просто захватили этот мир и стали переделывать под себя. Они вмешиваются и в дела других миров. Направляют их развитие в интересующую их сторону. Аркан - это их база. Ваш мир - их родина. Они... они не церемонятся. Они легко убивают, а еще проще - меняют человеческие судьбы. Обычные функционалы, даже акушеры и кураторы, это всего лишь их слуги, даже скорее рабы. Я думаю, они не зря сохранили до наших дней в одном из миров рабовладельческую систему. Им это интересно.
— Что?
— Отношения между рабами и господами.
— Мы не рабы, - серьезно сказал Дитриш.
— Рабы немы. - Я усмехнулся. - Нет, вы не рабы. Наверное, в отношении вашего мира у них сохраняются какие-то теплые чувства. Впрочем, вы тоже занятный эксперимент. Вся планета необитаема и опасна для жизни, только на одном безымянном острове живет мирная, патриархальная, довольная своим простым существованием...
— Я иногда думаю, что это Крит.
— Что?
— Я искал в старых книгах, как может называться наш остров. Вначале думал, что это Формоза. А потом решил, что это все-таки Крит. Не знаю. Сейчас мы зовем его просто - Остров.
Я подумал, что в этом была бы какая-то ирония и одновременно символика. Остров в Средиземном море, ставший когда-то колыбелью человеческой цивилизации, служил теперь ее смертным одром.
— Это интересно, - сказал я. - Хотя и не так важно. Хоть Гренландия, хоть Формоза, хоть Мадагаскар, хоть Крит...
— Важно то, что функционалы родом из нашего мира. И что у нас... - он обернулся на башню, - стоит вот это.
— Да.
Дитриш задумался.
— Ты говоришь, что ты - бывший функционал?
— Да. Таможенник.
— А каковы твои отношения с другими функционалами?
— Каковы? - Я пожал плечами. - Некоторых я убил.
Дитриш вздрогнул и отодвинулся от меня.
— От других я убегаю, они хотят убить меня. Так что я гость хоть и занятный, но опасный.
— Ты... - он заколебался, - ты что-то умеешь? Такое, что не может человек?
— Да. Иногда. У меня временами получается открывать проходы между мирами. Мой друг, он куратор в моем мире, считает, что произошел какой-то небольшой сбой. Был момент, когда мы с ним сошлись в поединке. Но мои способности почему-то не исчезли до конца. Я сумел дать отпор. И теперь мы оба слегка неполноценны. Кто-то из нас должен стать куратором Земли. Кто-то, вероятно, должен погибнуть. Это один вариант.
— А второй?
— Если мы сумеем избавить наш мир от влияния функционалов с Аркана, убедим или заставим их оставить нас в покое, то мы можем уцелеть оба. И, наверное, даже пользоваться нашими способностями в своих собственных интересах.
— Интересно... - задумчиво сказал Дитриш. - Ой. Извини. Я как-то... абстрактно все рассматриваю.
— Ничего.
Мы помолчали.
— И что ты хочешь делать? У тебя же есть какой-то план, раз ты пришел к нам?
— План появился, когда я увидел эту дуру на горе...
— Дуру? А, понял...
— Я хочу туда попасть.
— И?..
— Не знаю. - Я развел руками. - Дальше - не знаю. Я ведь даже не в курсе, что это такое. Может быть, это то единственное во всей Вселенной устройство, которое позволяет функционалам путешествовать из мира в мир и вообще творить их чудеса. И если его разрушить...
— То ты застрянешь у нас.
Об этом я как-то не подумал. Дитриш говорил вполне серьезно, и я невольно представил себя запертым на этом острове - навсегда. Ой...
С другой стороны, что же получается - умереть я готов, лезу на рожон, а вот остаться здесь боюсь?
— Ну, попрошу у тебя протекции... работы в местной библиотеке. Буду заниматься историей.
— Хорошее дело, - согласился Дитриш. - Работы немного...
Мы одновременно улыбнулись.
— Может быть, эта штука ничего и не значит, - сказал я. - Может, это памятник. Или музей. Или дом отдыха. Может, в нее и входа нет. Но я хочу попробовать. И мне нужна помощь.
— Кроме меня, тебе никто не поможет, - сразу сказал Дитриш.
— Точно? А ваша власть?
— Императрица очень уважаема в обществе, - осторожно подбирая слова, сказал Дитриш. - Но ее власть реально не столь уж и велика. Мы... как бы сказать... не сильно нуждаемся в управлении. Есть полицейские, но нет армий, как в древности. Да и вообще отношение к Людям-над-людьми - оно вовсе не плохое. Оно уважительное. Почтение, легкая опаска и священный трепет. Появляются нечасто, никого не обижают, скупают у авантюристов предметы с материка и учат ими пользоваться. Лечат. Один раз было... ну, не война, у нас нет войн. Но спор был между двумя поселками. Из-за пахотной земли. Ее не очень много, центр острова - безжизненные горы...
— Да, я там побывал, - мрачно сказал я.
— Ну так Люди-над-людьми спор прекратили. Не силой, конечно. Но как-то так... участок земли отдали в пользование третьему поселку. И все еще были довольны.
— Все-таки они правят.
— Присматривают. И за это их уважают. Есть сила, которая если надо - наведет порядок. Все это знают и все довольны.
— А ты?
— А мне не нравится эта штука над головой, - мрачно сказал Дитриш. - Не нравится, и все тут... Ты голоден?
— Ну...
— Пойдем в дом! Я прикажу, чтобы тебе отвели комнату и накрывали к ужину.
— Я вообще-то снял номер в гостинице... - начал я. Но Дитриш так выразительно улыбнулся, что я прекратил мяться. - Спасибо. Благодарю за приглашение. Но учти, я опасный гость. Эти добрые Люди-над-людьми могут заявиться за мной.
— Пусть попробуют, - не очень уверенно сказал Дитриш. - Пусть только попробуют. Это будет скандал.
— А они скандалов не боятся.
— Идем. - Дитриш похлопал меня по плечу. - Будь что будет... - Уже когда мы были у самых дверей, он негромко добавил: - А ты... ты правда убивал живых людей?
— Да, - ответил я. - Но они от этого быстро становились мертвыми.

Мне приготовили не только комнату. Медлительный немолодой мужчина, явно один из старших слуг в доме, провел меня на второй этаж, в комнату для гостей, как-то очень внимательно оглядел, удовлетворенно кивнул и удалился. Я же, воспользовавшись тем, что к гостевой комнате примыкала ванная, с удовольствием вымылся - первый раз после Тверди. Здесь не было электрического освещения, только свечи, но была горячая вода и довольно привычный душ над огромной мраморной ванной, мыло и шампунь. Когда я вытирался огромным мягким полотенцем, в дверь деликатно постучали, потом она чуть-чуть приоткрылась, и чья-то рука положила на каменный пол стопку одежды.
Видимо, она была из гардероба Дитриша, но мы и впрямь оказались достаточно близки по фигуре.
Вкусы Дитриша мне тоже оказались близки. Джинсы, или что-то столь к ним близкое, что не имело смысла искать другое слово - и цвет темно-синий, и материя плотная, и проклепано на уголках карманов. Рубашка - просто клетчатая красно-синяя рубашка, и застегивающаяся нормально, а не в их странной манере «на плече». Ботинки - не новые, но явно очень удобные для ходьбы по горам. Все было чистое, а белье и носки, похоже, новыми.
Я задумался. Одежда скорее для похода в горы, чем для мирного ужина.
Впрочем, Дитриш сразу все пояснил, когда слуга проводил меня в обеденный зал.
— Я специально попросил дать тебе такую одежду. Чтобы если бы тебе пришлось... быстро покинуть дом, ты чувствовал себя комфортно. И ботинки поэтому разношенные.
— Ты предусмотрительный, - сказал я.
— Я очень предусмотрительный, - ответил Дитриш с грустью. - Иногда чрезмерно. Но это лучше, чем попадать впросак.
Стол был накрыт, но к моему глубокому облегчению нам никто не прислуживал. Дитриш явно подумал и о том, чтобы нам не мешали разговаривать.
— Мне бы хотелось тебя о многом расспросить, - смущенно сказал он сразу. - Но ты голоден. Ешь, а я пока расскажу тебе то, что знаю сам.
Я ел. С огромным удовольствием. Вначале была утка в соусе из апельсинов. Что-то китайское, хоть и претерпевшее в этом мире изменения. Потом густой суп из мидий, рыбы и то ли осьминогов, то ли каракатиц, измельченных так основательно, что и не разберешь. Я уже смирился, что здесь, как в Аркане, второе едят первым. Видимо, и на Аркан эту манеру занесли отсюда? Может, и впрямь это не совсем уж будущее моего мира?
Хотя, конечно, делать такие умозаключения на основе обеденных церемоний - дело гиблое.
Дитриш тем временем рассказывал - обстоятельно и подробно. Начиная с самого детства - как он видел башню, но ему никто не верил, кроме отца. А отец велел молчать. И объяснил, что тех, кто видит башню, могут забрать с собой Люди-над-людьми. Дитриш так и не узнал, есть ли под этими словами какое-то основание. Он даже не знал, видит ли башню его отец, мать и сестра точно не видели. Но он был послушный мальчик и стал молчать на эту тему. Иногда, конечно, прорывалось, но не часто...
Он рассказал про их семью, про весь род Дитришей, уходящий корнями куда-то в тьму веков, во времена до неведомой катастрофы, изменившей мир. У меня создалось впечатление, что это была действительно хорошая семья, пусть и не лезущая во власть, но пользующаяся уважением на острове.
Все, что мог, Дитриш поведал и о Людях-над-людьми. Они появлялись в городе чаще всего во время весенних ярмарок и гуляний. Скупали привезенные с материка артефакты. Даже отчасти веселились вместе со всеми, солдаты, к примеру, непременно захаживали к местным девицам легкого поведения. Из его слов было ясно, что завести ребенка от такого визитера считалось большой удачей, и, как правило, проститутка после этого могла найти себе удачную партию и выйти замуж - если желала, конечно. Впрочем, Люди-над-людьми своими отпрысками никак не интересовались, да и те росли самыми обычными, разве что считались удачной партией. Я подумал, что таким вот веселым и неофициальным образом функционалы разнообразили генофонд маленького человечества.
— А они всегда появлялись с солдатами? - спросил я.
— Да. Солдаты помалкивают большей частью. Они наши языки толком не знают. Вот те, кто без оружия, они говорят свободно. Как ты.
— Солдаты, наверное, не функционалы, - сказал я. - Обычные люди из другого мира, с Аркана... И они всегда уходили?
— Ходят истории, что когда-то солдаты влюблялись в наших девушек и оставались навсегда. Но ты же знаешь женщин, могли и выдумать для романтики. Дело старое...
— И конфликтов никаких не было никогда?
— Нет. Все очень вежливые. Конечно, иногда торговали втихаря... - Дитриш сделал паузу. - У меня отец незадолго до смерти очень хорошо с одним сошелся. У отца была жемчужина. Совершенно немыслимая, вот такая! - Дитриш изобразил руками что-то вроде маленького яблока. - Абсолютно белая, молочная. Совершенно ровный шар. Я даже думать боюсь, за сколько отец ее купил... И он поменялся с одним солдатом...
— Показывай, - не выдержал я. - Кажется, я уже понял, к чему ты!
Дитриш улыбнулся и отошел от обеденного стола. В дальнем углу зала на курительном столике лежало что-то завернутое в плотную красную ткань. Дитриш развернул предмет и торжественно показал мне:
— Вот. Оружие Людей-над-людьми.
— Да... жадность солдата обуяла... - признал я, хоть и был слегка разочарован. В руках у Дитриша был автомат - точно такой же, как утопленный мной в море.
— Только патронов нет, - с сожалением добавил Дитриш. - Видишь, в это отверстие вставляется специальный контейнер, в нем хранятся патроны. Отец пытался сделать замену, но так и не сумел.
— Магазин есть у меня в сумке, - сказал я. - Но там всего четырнадцать патронов. Лучше, чем ничего, конечно...
— Держи. - Дитриш протянул мне оружие. - Тогда он твой.
— Жемчужина, - сказал я. - Немыслимой красоты и цены. А?
— Вот жемчужину я бы пожадничал отдать, - признался Дитриш. - А оружие... я не умею из него стрелять. У меня нет от него важной части и патронов. И вообще тебе оно нужнее.
— Спасибо, - сказал я. - А я свой автомат утопил. В море. Когда спускался со скалы по веревке. У меня была очень прочная, но тонкая веревка. Как нитка на вид. Я ее обмотал вокруг автомата...
— А, знаю, - просиял Дитриш. - Солдат показывал отцу, тот рассказал мне. Вот, приклад откидывается, так... Тут в прикладе специальная рамка, в которую пропускается нить, и зажим, который контролирует спуск. Держишься за ствол и приклад, а пальцем легонько регулируешь скорость... Ты очень умный, Кирилл, если сам до этого дошел!
— Ты даже не подозреваешь, какой же я идиот, - глядя на автомат, сказал я. - Я... в общем, я все делал иначе. Совсем иначе. И чуть не разбился.
— Тогда тебе просто везет, - сказал Дитриш. - Знаешь, это, может, даже и лучше, чем быть умным, но невезучим.

19

Союзники - в этом слове всегда есть элемент временности. Союзники Второй мировой благополучно разругались, едва закончив войну, да и во время войны уже готовились к будущему противостоянию. Советский Союз распался - и теперь отношения между бывшими союзными республиками куда хуже отношений с прежними врагами. Так и в обычной, человеческой жизни - часто ли мы употребляем слово «союзник»? Друг, товарищ, единомышленник - запросто. А в слове «союзник» будто заложен будущий раскол. Он не друг. У нас просто общие интересы. В какой-то одной сфере и на какой-то определенный период времени.
Ох, зря Советский Союз назвали Союзом! Заложили лингвистическую мину под будущее. А стоило хотя бы поинтересоваться, откуда взялось слово «союзник»! Две с лишним тысячи лет назад так называли подчиненные Риму области Италии, которые обязаны были во всем помогать Риму, но сами никаких прав не имели...
Я вздрогнул, сообразив, что рассуждаю на тему, о которой никакого представления раньше не имел. Способности функционала прорезались.
Значит, я делаю выбор.
Та часть меня, которая, если верить роботу, вообще к человеческой плоти и крови не имеет никакого отношения, моя «измененная вероятность», проснулась и любезно предлагает мне доступ к энциклопедическим знаниям.
Я недолго колебался.
— Хорошо. Мы союзники.
— Я нуждаюсь в человеческой помощи. - Робот поднялся. - Вход в здание открывается только для людей. Как ты видишь, я не слишком подхожу под определение человека. Мне приходилось ждать появления людей, чтобы попытаться войти в строение.
— Эй! - Я тоже вскочил. - Так ты уже пытался?
— Да. Иногда здесь появляются люди. Авантюристы, искатели приключений, охотники за сокровищами. Если мне удавалось их задержать, то я отвечал на их вопросы и предлагал совместный поход в башню.
— И много таких было?
— Шестьдесят два человека. Совпадение с количеством лет, проведенных мной здесь, случайно. Иногда люди не появлялись три, четыре года. Самый большой перерыв прервало твое появление - девять лет.
— Замечательно. И что они спрашивали, что ты им отвечал?
— Они задавали другие вопросы: есть ли в здании сокровища, есть ли у нас шансы войти туда и выйти обратно. Я отвечал, что сокровища есть и шансы - тоже.
— И все соглашались?
— У них не было выбора. Я объяснял, что не могу допустить широкой утечки информации о себе. Они должны были идти со мной - или погибнуть сразу. Они предпочитали идти.
— И гибли?
— Да.
— Просто чудесно! - Я уставился в безразличные стеклянные глаза. - Ты не добрый робот, верно?
— У меня есть цель. Ты всегда бываешь добрым?
— Но я... - Я замолчал. Что «я»? Человек? Так и передо мной человек в металлическом теле. Он не связан никакими законами, он поступает свободно.
— Они шли сюда, зная, что рискуют и могут погибнуть. Им хотелось приключений и сокровищ. Они получили приключения, и у них был шанс обрести сокровища. Все честно.
— Ты и мне поставил бы этот выбор?
— Если бы ты отказался - конечно. Но ты же не отказался. Ты сам хочешь туда попасть. Разве не так?
Логика - штука хорошая. Хоть и подлая.
— Почему они погибли?
— Я не знаю точно. В здании есть контрольный центр на входе. Он впускает людей и подвергает их какому-то испытанию. Я лишь частично контролировал ситуацию. Кто-то держался дольше. Кто-то был уничтожен сразу. Поскольку ты функционал...
— Бывший! - все-таки не удержался я.
Робот помолчал и терпеливо повторил:
— Бывших не бывает. Ты функционал, и у тебя гораздо больше шансов пройти. Я оцениваю твои шансы как один к трем.
— Спасибо, утешил... А что за механизм оценки?
— Да просто в голову взбрело.
Я не выдержал. Я расхохотался. Умирающая, но мстительная металлическая чушка с чувством юмора и потугами шутить! Великолепный союзник! То что надо!
— Тебе стало легче? - спросил робот, терпеливо дождавшись, пока я прекратил смеяться.
— Да, отпустило немножко... - Я поднял с земли автомат. - Далеко тут идти?
— Пять минут. Ты почти дошел до здания.
— Чего-нибудь умное можешь мне сказать? Как пройти этот... контрольный центр?
— Нет. Я даже не знаю, стоит ли тебе врать или говорить правду.
— Так мне будут вопросы задавать?
— Вероятно, да. Вероятно, это строение обладает собственным разумом.
— Ты меня восхищаешь! И мы стоим тут, рядом, и все это обсуждаем? А если оно нас слышит?
— Я полагаю, что это не имеет никакого значения.
— Ну так пойдем, - резко сказал я. - Хватит... лясы точить.
— Если ты пройдешь, то должен будешь отдать приказ, чтобы пропустили меня, - сказал робот.
— А допустим, я не отдам такой приказ? Что тогда?
— Тогда я останусь снаружи, - тоскливо сказал робот. - Когда срок моего существования истечет, я подойду к этой пропасти, она наиболее отвечает моим целям, и брошусь вниз. Неразумно оставлять открытым то, на что могут наткнуться аборигены. К тому же я не хочу, чтобы мое тело разбирали местные умельцы. Мне остается только верить тебе.
— Пошли, - сказал я.
— Следуй за мной.
Идти за роботом было проще. Какая бы сила и ловкость ни скрывались в его металлическом теле, но он был более громоздкий и тяжелый. Робот поневоле выбирал широкую и надежную тропу.
— Здесь есть звери? - спросил я.
Почему-то робот ответил не сразу.
— Да. Тут жили волки, но они ушли. На другом склоне живет семейство лис. Я люблю за ними наблюдать.
— Они тебя не боятся?
— Они привыкли. Я двигаюсь, но не пахну человеком.
Я вдруг представил себе, как эта карикатурная махина присаживается где-то возле лисьей норы - и застывает. Часы, дни... Робот неподвижен. Тускло светятся глаза. Лисы перестают его опасаться и начинают свободно ходить мимо. Старый мудрый лис, глава семейства, первым подходит к нему и мочится на металлическую ступню, объявляя робота безобидной деталью обстановки. Робот не двигается. Весной лисята устраивают игры вокруг погрузившихся в землю ног. Робот недвижим. Только глаза, по которым стекают капли дождя, слабо мерцают в ночи...
— Тебе было здесь не слишком-то весело.
— Война никогда не являлась веселым занятием.
— А кто были те двое? Твои товарищи?
— Роботы.
— Тоже... на основе человеческого сознания?
— Да. На основе сознания моих детей, убитых функционалами.
Дальше я расспрашивать уже не рискнул.
Через несколько минут в тумане стал проступать небоскреб. Вначале я почувствовал холод - словно что-то огромное, тяжелое заслонило от меня невидимое в тучах солнце, нависло безучастной молчаливой громадой. Робот замедлил шаг.
Внизу башни небоскреба объединяло что-то вроде общего стилобата - выгнутое дугой основание размером и формой со здание Главного Штаба на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Посередине дуги, там, где в здании Главного Штаба расположена арка, здесь была прозрачная дверь - большая, грузовик мог бы проехать, но на фоне здания теряющаяся. Конечно, здание было построено не из камня - ровный серый материал мог быть бетоном, а мог и не иметь в моем мире никакого названия. Окна в стилобате шли на высоте метров десяти от земли.
Я посмотрел вверх - и увидел в тумане закрученные лепестки башен. Мы сейчас стояли прямо в центре исполинской трубы, пронзающей облака. Мне показалось, что здесь, будто в оке тайфуна, проглядывает чистое небо.
— Вход перед тобой, - сказал робот. - Я не могу приблизиться без риска быть уничтоженным.
— Ага...
— Подходишь к стеклянным дверям. Они откроются, и ты войдешь. Тебе будут заданы какие-то вопросы. К сожалению, я не могу считать информацию ни одним доступным мне способом, ты будешь стоять спиной ко мне, а эти двери не вибрируют от звуковых колебаний.
— Жалко. - Я достал пачку сигарет. Земные уже кончились, но я набил в пачку местных папирос.
— Успокойся, - мягко сказал робот. - Расслабься. Ты уже в выигрышном положении, в тебе есть сущность функционала, и здание должно это почувствовать. Ты видел его сразу, а те, кого я приводил, вынуждены были несколько минут всматриваться, даже стоя здесь, чтобы воспринять окружающую реальность. Я думаю, у тебя есть шансы.
— Спасибо. - Я несколько раз глубоко затянулся. - Вот радость-то.
— Не стоит стрелять. Я думаю, автомат ты можешь оставить, но он не причинит вреда зданию. И не забудь впустить меня.
— Не трусь, железный, - пробормотал я. - Все путём.
Он промолчал. А я затянулся еще раз, отбросил сигарету и пошел к дверям.
Здание, конечно, подавляло. Земные небоскребы, даже более высокие, все-таки стоят в окружении других зданий. Египетские пирамиды, хоть и выстроены в пустыне, основательны, они плоть от плоти земли. А это сооружение на вершине горы было совершенно неуместным. Так ребенок, играя, строит башню из кубиков в самом неподходящем месте и говорит: «Она будет стоять здесь!»
Стеклянные двери были абсолютно прозрачными и чистыми. За ними я видел довольно большой вестибюль с мягко светящимися панелями в потолке. Посреди вестибюля стояла невысокая, по грудь мне, стойка. Так и казалось, что сейчас появится дружелюбный портье, встанет за нее и спросит: «Вы бронировали у нас место?»
Да, бронировал. С тех пор, как не смог войти в свою собственную квартиру. Когда меня облаяла моя собака. Когда паспорт рассыпался в руках, а отец не узнал мой голос. У меня есть право войти в эту дверь. Войти - и сделать все, что сочту нужным!
Когда до двери оставалась всего пара шагов, стекло будто прорезала щель. Створки плавно разъехались в стороны. Ой, как примитивно, могла бы ведь просто исчезнуть, или стечь в пол, или развернуться, как диафрагма фотоаппарата. А тут - раздвижные двери. Купе поезда...
Я сглотнул и шагнул в вестибюль.
Было тихо и тепло. Воздух слегка дрожал, работала невидимая вентиляция. Я невольно шарил глазами в поисках предыдущих визитеров. Что я ожидал увидеть? Истлевшие тела, скелеты? Конечно же, ничего не было.
Я сделал еще шаг.
За моей спиной тихо сошлись створки.
— Пройдите к стойке.
Голос был тихий, вежливый, но в отличие от голоса робота - совсем неживой. Бесполый и вежливый. Так должны говорить стиральные машины и пылесосы.
— Иду, - зачем-то ответил я и прошел вперед.
Стойка была то ли из светлого камня, то ли из пластика, имитирующего камень. Гладкая, ровная, никаких кнопок, вообще никаких деталей.
— Положите ладони на стойку.
Я повиновался.
— Назовите ваш мир.
— Земля. Точнее, Земля-два. Демос.
— Это правильно. Назовите вашу функцию.
— Таможенник.
Пауза. И снова так же спокойно:
— Это неправильно. Ваша связь с функцией прервана. Вы более не являетесь функционалом.
— Нельзя перестать быть функционалом, - быстро сказал я. - Я остаюсь измененной вероятностью.
Короткая заминка.
— Это правильно. Назовите вашу функцию.
Он что, издевается? Я посмотрел вверх, откуда раздавался голос. Нет, тут ни юмором, ни двусмысленностями и не пахнет. Это действительно машина без тени человеческих чувств.
— Я - функционал, не знающий своей функции.
Долгая пауза.
— Это правильно. Цель визита?
— Изучение здания.
— Это правильно. Продолжительность визита?
— Не определена, - стараясь попасть в тон, ответил я.
— Это правильно.
Неужели все так просто? Надо лишь быть функционалом - и тебя впустят?
— Обоснование?
Я помолчал и ответил:
— Оценка целесообразности разрушения здания.
— Это правильно.
Тишина.
Я ждал, переминаясь с ноги на ногу. А где-то в недрах здания та его часть, что умела принимать решения, формулировала вопросы.
— У вас есть возможность разрушить здание?
— Нет.
— Это правильно.
Я ждал еще вопросов - но их не последовало. Зато стойка между моими руками разошлась. Наружу стал выдвигаться гибкий шланг с загубником на конце. Я дернулся - но руки будто приклеились к стойке.
— Откройте рот и прижмите зубами насадку.
— Что это? - в невольной панике закричал я.
— Дезинфицирующий зонд, - бесстрастно пояснил голос. - Стандартная процедура, для функционала не опасна.
— А для человека?
— Приводит к смерти через промежуток времени от тридцати секунд до шести часов двенадцати минут.
Я повернул голову, отворачиваясь от покачивающегося шланга.
— Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?
Серый приплюснутый загубник на шланге замер перед моим лицом. Я вдруг увидел на нем едва заметные вмятины.
Сжавшиеся от нестерпимой боли зубы?
Я не вырвусь. Руки будто приклеились. Да если даже и вырвусь - куда я денусь с подводной лодки?
— Повторный вопрос. Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?
Интересно, это стандартная процедура по отсеву «недофункционалов»? Или способ наказания притворщиков? Или машина спрашивает без всякого злого умысла?
Не будучи функционалом, я умру. Способности функционала включаются лишь...
— У меня есть выбор? - закричал я.
— Да. Вы вправе отказаться.
— Я повторно спрашиваю! - закричал я. - Есть ли у меня выбор и важны ли последствия моего выбора для моей судьбы? Понимаешь меня, дура электронная?
И тут же я понял, что не прав. Ощутил, как рассеянные в стенах здания нервные узлы вспыхнули от прилива энергии, оценивая мой вопрос и пытаясь понять его потаенный смысл. Какая там электроника, какие, к дьяволу, жидкие оптонейронные схемы универсального робота Карк-Е с Земли-46, воплотившего в себе личность поэта-депривиста Анатоля Ларса! Это не было ни компьютером, ни автоматом, ни роботом, ни личностью - то, что жило в зданиях функционалов, что поддерживало силы прикованных к ним людей, что добывало энергию из ниоткуда и превращало информацию в энергию. Изменение сверхтонких структур материи, переброс спина электрона из полуцелого в целое или нулевое значение, что приводило к смене существования электрона в нашей реальности из вероятного на невозможное или недопустимое. Элементарные частицы материи превратились в элементы чудовищной по сложности схемы, взаимодействуя где-то за гранью реального мира, там, где царит принцип неопределенности Гейзенберга, расширенный и исправленный континуумом Иманиши...
Я застонал, чувствуя, как избыток информации, рождаясь из энергии, возникшей из ничто, хлещет в мой мозг. Я замахнулся на слишком многое. Я не мог, не знал, не понимал того, что услужливо развернула передо мной справочная система функционалов. Будь чуть больше сил, чуть больше опыта - я смог бы обратиться к ней осознанно. И спросить, к примеру, как победить функционалов.
Но у меня не было этих сил.
— Да, у тебя есть выбор, последствия которого важны.
— Дезинфицируй! - крикнул я, сжимая загубник.
Проще так. Лучше ядовитая дрянь, хлещущая в рот, чем мерцающая между реальностью и небытием нервная сеть здания, чем попытки понять то, что я понять не могу. Пусть меня накачивают отравой, а не информацией...
А-а-а-а-а!
Я бы закричал, если мог. Но загубник ввинчивался в рот, и даже голову отодвинуть я не мог. Нестерпимая едкая горечь въелась в губы, густая липкая жижа хлынула в горло. Я дергался, чувствуя, что глотаю то ли щелочь, то ли кислоту - все вкусовые рецепторы взбесились и вопили одно: «Отрава!»
Судорожными конвульсиями шланг влил в меня не меньше полулитра жидкости и опал, смотался внутрь стойки. Одновременно отпустило руки. Я упал на колени, повел головой, пытаясь вытошнить яд. Желудок сотрясали спазмы, но липкая дрянь не желала покидать организм. Я чувствовал, как яд сжигает пищевод и желудок, проникает в кровь, убивает сердце и печень...
Человеку не выжить.
Или погибнет через секунды от нестерпимой боли, от инфаркта, либо умрет через несколько часов, сгнивший заживо.
Я частью человек, а частью живая машина - как терпеливо ждущий снаружи робот Анатоль Ларс. Мое тело было превращено в такую же неустойчивую систему, балансирующую между реальностями, как и моя таможенная башня, как и здание-веер. Оно способно на многое. И отрастить утраченную конечность, и вытошнить яд, и вытерпеть огонь. Оно на все способно - потому что в бесконечном океане времени, в развернутом веере реальностей есть все что угодно - новые тела, неядовитые яды, регенерирующие организмы, люди, пьющие на завтрак кислоту, и люди, жрущие стекло на десерт, в этом вероятностном море пули ловят голыми руками, а от соприкосновения большого и указательного пальца из ногтей бьют молнии, в этих бесчисленных мирах, которые лишь краешком зацепили функционалы, возможно немыслимое и невозможно возможное. Что удивительного в том, что сжигаемые заживо клетки моего тела начинают восстанавливать себя? Что странного в том, что жгучий яд оборачивается водой, соединившись со слюной?
А может быть, все иначе. И сложнее, и проще одновременно. Все эти миллиарды миллиардов миров - одновременно один и тот же мир. Все эти миллиарды миллиардов Кириллов Максимовых - суть один и тот же Кирилл Максимов. И ничего нельзя сделать с одним-единственным, пока он часть общности, мои убитые клетки восстановятся просто потому, что на другой чаше весов - миллиарды миллиардов здоровых, живых, ничем не отравленных Кириллов. Так капля отравы разойдется в воде океана, так испарившуюся каплю океанской воды заменит соседняя. Меня нельзя убить, не убив всех нас сразу, не уничтожив все миры, не перетряхнув Вселенную до основания...
На краткий миг я понял, что невозможного действительно нет. Что все правила игры, заданные в наших мирах, все аксиомы - «огонь жжется, небо голубое, а вода мокрая» - не более чем случайность.
Небо звонкое.
Огонь тяжелый.
Вода шершавая.
Возможно все.
Я сплюнул тягучей голубовато-розовой слюной. Вытер губы. Вот ведь дерьмо...
— Воды? - послышался безучастный голос.
На стойке появился стакан. Самый обыкновенный граненый стакан с водой. Я встал, выпил его одним глотком.
— Еще воды?
— Спасибо, не надо, - сипло сказал я. - Уж если целый стакан не помог избавиться от этого омерзительного вкуса...
В горле еще жгло, но боль уходила. Я вновь переставал быть функционалом, но я выжил. Я успел.
— Я могу войти?
— Вы функционал. Вы вправе войти в музей. Хранитель оповещен.
— Музей? Какой еще хранитель? - спросил я.
Но ответа не последовало.
— Эй... - Я обернулся на дверь. - Со мной робот. Он должен войти!
— Робот может войти.
Я подошел к двери - та разъехалась послушно, будто дверь в каком-нибудь гипермаркете. Я замахал руками.
Робот шевельнулся и мгновенно, как не умеют живые существа, перешел от неподвижности к бегу. Тяжелые удары ног сотрясали землю. Я посторонился - и массивная металлическая глыба пронеслась мимо меня, затормозила, медленно повернулась, осматриваясь.
— Нас впустили, Анатоль.
— Откуда ты знаешь это имя?
— Мне пришлось стать функционалом, чтобы пройти. Таможенники подключаются к базе данных. Это очень, очень хорошая база данных.
— Меня давно не называли этим именем. - Будто сочтя разговор законченным, робот отвернулся, обошел вокруг стойки, двинулся вдоль стен. - Лучше зови меня «робот».
— Хорошо. Я узнал, где мы находимся. Это музей.
Робот не ответил. Закончил движение, остановившись у стены напротив дверей.
— Подойди сюда. Здесь скрытая дверь, она должна открыться перед тобой.
Я подошел, и стена точно так же разделилась, разъехалась в стороны.
Робот тут же метнулся в проем, будто ожидал, что его могут задержать. Я прошел следом.
Такое ощущение, что изнутри весь стилобат был пустым. Эдакая коробка без перекрытий и этажей, из которой растут башни-пластины. Я постоял, поглядел направо, налево. Робот потопал направо, я из внутреннего протеста пошел налево.
Широченный коридор. Потолки метрах в пятнадцати над головой. Ровные серые стены, по потолку сложным узором разбросаны световые панели. На равном расстоянии друг от друга на полу стоят прямоугольные платформы, три на пять метров примерно. Края платформ огорожены невысокими, по пояс, поручнями.
Лифты?
Похоже. Потолок над ними кажется цельным, но это ничего не значит. А так, если прикинуть, то под каждой башней по своему лифту.
Я подошел к ближайшей платформе. Стена за ней оказалась не ровной, а покрытой неглубокими барельефами. Церкви, соборы, коленопреклоненные люди, горящие костры, стаи каких-то монстров, мчащиеся за людьми.
— Твердь, - сказал я уверенно.
Послышался топот - робот возвращался. Остановился рядом со мной, произнес:
— Каждая башня имеет свой транспортный узел. Мне механизмы не подчиняются.
— И куда ты хочешь поехать? Это музей, слышишь? Каждая башня - один из миров. Хочешь ознакомиться с жизнью городов-государств Вероза? Или тебе интереснее животный мир Заповедника?
— Иди за мной.
Я пошел. Это было не лучше и не хуже, чем продолжать экскурсию в другую сторону или оставаться на месте.
Мы прошли весь коридор до конца, до крайней левой платформы. Робот остановился.
— Здесь нет пиктограмм и рисунков. Это может быть служебное помещение.
Я пожал плечами. В душе была какая-то опустошенность. Музей...
— Давай попробуем.
Мы поднялись на платформу. Ничего не происходило.
— Отдай команду, - предложил робот.
— На самый верх, быстро, - послушно сказал я. Несколько секунд ничего не происходило.
Потом над нами разошелся потолок, открывая узкий, по размеру платформы, лифтовый ствол. Он изгибался, следуя за скрученной башней.
— Может быть, здесь что-то... - начал робот.
В следующий миг платформа понеслась вверх. Не было никаких тросов, платформа просто воспаряла все выше и выше так быстро, что ноги начинали подгибаться. Воздух тяжелым прессом надавил на плечи - вся тяжелее и тяжелее, не удержать... Я присел, вцепился в поручень.
Бывший поэт-депривист стоял неподвижно, и если бы его металлическое лицо могло выражать эмоции, я бы назвал его торжествующим.