Глава 23
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРУДЕНС ПЕННИ

     Только с открытием бегущей дороги Кливленд - Цинциннати до Джорджа Стронга дошло, что мои пророчества - дело верное. Я всегда тщательно скрывала источник своего ясновидения, чувствуя, что правду Джорджу вынести будет труднее, чем мое умолчание. И я отшучивалась: смотрю, мол, в свой надтреснутый кристальный шар; держу небольшую машину времени в подвале рядом с гладильной доской; меня посещает дух вождя Раздвоенный Язык: гадаю на заварке, только чай должен быть непременно сорта "Черный дракон", у "Липтонского апельсинового" не та вибрация. Джордж, добрая душа, улыбался моему вранью и в конце концов перестал спрашивать, как я это делаю, а просто рассматривал содержимое каждого конверта как надежный прогноз такими мои прогнозы и были.
     Но открытие дороги Кливленд - Цинциннати он никак не мог переварить.
     Мы с ним вместе присутствовали при этом событии, сидели на главной трибуне и видели, как губернатор Огайо перерезал ленточку. На наших местах можно было свободно говорить о чем угодно; речи из громкоговорителей все заглушали.
     - Джордж, сколько недвижимости по обеим сторонам дороги принадлежит "Гарриману и Стронгу"?
     - Да порядочно. Хотя какой-то спекулятор обскакал нас и отхватил себе лучшие с коммерческой точки зрения участки. Однако "Гарриман Индастриз" вложили солидный капитал в экраны Дугласа-Мартина, да ты и сама знаешь ты была на том заседании и сама за это голосовала.
     - Да, хотя мое предложение вложить капитал в три раза больше забаллотировали.
     - Уж слишком рискованно, Морин. Деньги делают, рискуя деньгами, но не наобум. Мне и так стоит больших трудов удерживать Делоса от авантюр, не подавай ему дурного примера.
     - Но ведь я была права, Джордж. Хочешь знать, сколько бы мы заработали, если бы приняли мое предложение?
     - Морин, что толку считать неполученные барыши? Бывает, что и правильно угадаешь. Но это не значит, что метод догадок верен - ведь угадываешь далеко не всегда.
     - Но я-то не угадываю, Джордж - я знаю. Ты вскрыл уже несколько конвертов. Ошиблась ли я хоть раз?
     - Это противоречит здравому смыслу, - вздохнул Джордж.
     - Джордж, твое неверие в меня стоит "Гарриману и Стронгу" и "Гарриман Индастриз" денег, и больших денег. Ну да ладно. Говоришь, какой-то спекулятор увел у вас лучшие земли?
     - Да. Должно быть, ему удалось заполучить планы до того, как их обнародовали.
     - Это не спекулятор, Джордж, а провидец - то есть я. Видя, что вы недостаточно быстро раскачиваетесь, я заключила как можно больше опционов, вложив в них все свои свободные деньги и все наличные, которые сумела получить под залог прочих капиталов. - Джордж огорчился, и я поспешно добавила: - Передаю все права тебе, Джордж. Но не даром - ты сам решишь, сколько мне выделить, когда наша собственность начнет окупаться.
     - Нет, Морин, так нечестно. Ты верила в дело и была первой - все доходы твои.
     - Ты не слушаешь меня, Джордж. Мне не на что купить эти земли - я все до последнего цента вложила в опционы, а будь у меня еще миллион, я бы заключила еще больше сделок, и на более длительные сроки. Я только надеюсь, что в следующий раз ты меня послушаешь. Уж очень обидно, когда я говорю тебе, что с неба скоро польется суп, а ты приходишь с чайной ложкой вместо ведра. Говорить тебе о следующем случае, который нам представится?
     Или пойти к мистеру Гарриману и попытаться убедить его, что я настоящая провидица?
     - Скажи лучше мне, - вздохнул он. - Если захочешь.
     - А нет ли у тебя на примете тихого местечка, где мы могли бы провести ночь? - вполголоса поинтересовалась я.
     - Конечно, есть, - шепнул он мне в ответ. - Как всегда, дорогая леди.
     Ночью я посвятила его в дальнейшие подробности.
     - Следующей дорогой станет Джерсейская - она будет двигаться со скоростью восемьдесят миль в час, не в пример тому убожеству с тридцатимильной скоростью, которое мы открывали сегодня. Но Гарримановская магистраль...
     - Гарримановская?
     - Гарримановская магистраль через прерию, из Канзас-Сити в Денвер, будет двигаться со скоростью сто миль в час, и вдоль нее вырастет город тридцатимильной ширины, от старой грязнухи Миссури до самых Скалистых Гор.
     Население Канзаса за десять лет возрастет с двух до двадцати миллионов, и для тех, кто об этом знает, открываются неисчислимые возможности.
     - Морин, ты меня пугаешь.
     - Я и сама боюсь, Джордж. Далеко не всегда приятно знать, что будет дальше. - И я продолжала гнуть свое: - Бегущие дороги будут множиться с невиданной быстротой, так быстро, как только позволит производство солнечных экранов: построят трассу вдоль Восточного Побережья, параллельно Шестьдесят шестой дороге, построят новую "Камино Реаль" из Сан-Диего до Сакраменто и дальше - и это принесет потом большую пользу, поскольку солнечные экраны на крышах придорожных городов восполнят спад энергии и смягчат кризис, когда атомную станцию в Парадайзе закроют и переведут на орбиту.
     Джордж так долго молчал, что я подумала, он уснул.
     - Я правильно расслышал? - спросил он наконец. - Большой атомный реактор перенесут из Парадайза в Аризоне на орбиту? Но Каким образом? И зачем?
     - С помощью космических кораблей - их создадут на основе современных ракетопланов, но стартовать они будут на топливе, производимом в Парадайзе. Только этого нельзя допускать, Джордж! Станцию в Парадайзе закрыть придется - она очень опасна, потому что неверно построена: все равно что паровой котел без предохранительного клапана. (В голове у меня звучал милый голос сержанта Теодора: "Им слишком не терпелось ее построить... и построили ее неправильно, все равно что паровой котел без предохранительного клапана".) Так что закрыть ее придется, но перемещать ее на орбиту нельзя. Скоро откроют способы безопасного строительства атомных станций, и парадайзская больше не понадобится. А тем временем солнечные экраны восполнят пробел.
     - Если опасность действительно есть - а многие считают, что она есть - вынос станции на орбиту устранит ее.
     - Да, Джордж, потому-то ее и перенесут. На орбите станция не будет больше представлять опасности ни для города Парадайза, ни для штата Аризоны. Но люди, которые будут на ней работать там, в космосе? Они же погибнут.
     Снова долгое молчание.
     - Мне кажется, можно найти способ управлять реактором дистанционно, как грузовой ракетой. Надо спросить Фергюсона.
     - Надеюсь, что ты прав. Ты сам увидишь, когда вернешься в Канзас-Сити и вскроешь конверты шесть и семь: я предсказываю, что парадайзский реактор перенесут на орбиту, где он взорвется вместе с обслуживающей его ракетой, и все, кто был на борту, погибнут. Этого нельзя допустить, Джордж. Вы с мистером Гарриманом должны этому воспрепятствовать. Обещаю тебе, дорогой: если вам это удастся и мое пророчество не сбудется - я разобью свой кристальный шар и больше ничего не буду предсказывать.
     - Не могу ничего обещать тебе, Морин. Да, мы с Делосом входим в директорат Энергетического Синдиката, но нас там меньшинство - и по людям, и по акциям. В Энергетическом Синдикате сосредоточен почти весь частный капитал Соединенных Штатов - чтобы создать его и построить парадайзскую АЭС, временно приостановили действие антитрестовского закона Шермана.
     Большинство там, как правило, представляет некий Дэниел Диксон. Сильная личность и не очень-то мне по душе.
     - Я о нем слышала, но никогда с ним не встречалась. Джордж, а нельзя ли его соблазнить?
     - Морин!
     - Джордж, если есть возможность спасти от гибели пятьдесят с лишним невинных людей, я пойду не только на то, что предложить свое старое тело в качестве взятки. Имеет он слабость к женщинам? Если он не клюнет на меня, могу подыскать такую, на которую он клюнет.

***

     Диксону я ни капельки не приглянулась (он мне тоже, но это не важно), и в его броне не удалось обнаружить ни единой трещины. Когда Энергетический Синдикат проголосовал за то, чтобы закрыть парадайзскую АЭС "в интересах общественной безопасности", я сумела сделать только одно: уговорить Джорджа и мистера Гарримана не голосовать за реактивацию этой гигантской бомбы на орбите, и они были единственными, кто голосовал против. Смертельный сценарий развивался своим чередом, и я не могла его остановить - атомный спутник и корабль "Харон" взорвались разом, и весь персонал погиб. Ночи напролет я лежала, глядя в потолок, размышляя о том, как тяжело иногда слишком много знать о будущем.
     Но своей деятельности не прекратила. В пятьдесят втором году, познакомив Джорджа со своими первыми предсказаниями, я отправилась в Канаду навестить Джастина: во-первых, чтобы подготовить операцию "Пруденс Пенни", во-вторых, чтобы познакомить и его со своими предсказаниями.
     Джастин проявил недовольство.
     - Ты хочешь сказать, Морин, что все эти годы скрывала от Фонда дополнительную информацию, полученную тобой от сержанта Бронсона или капитана Лонга - словом, от говардовца из будущего?
     - Да.
     Джастин с трудом сдержал свое раздражение.
     - Признаюсь, это меня удивило. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Ты передашь мне эту информацию в письменном виде или продиктуешь?
     - Я не собираюсь ничего тебе передавать, Джастин. Просто буду сообщать время от времени то, что тебе следует знать.
     - Морин, я вынужден настаивать. Это касается Фонда. Ты получила свои сведения от его будущего председателя - он так сказал, и я ему верю, поэтому тебе следует доверить их мне. Говорю это не как твой старый друг Джастин, но как Джастин Везерел, руководитель Фонда, отвечающий за его капитал перед всеми членами Фонда.
     - Нет, Джастин.
     - Я настаиваю.
     - Настаивай себе на здоровье, старина.
     - Не могу назвать твою позицию правильной, Морин. Эти сведения тебе не принадлежат. Они - наше общее достояние. Открыть их - твой долг перед Фондом.
     - Брось напускать на себя важность, Джастин. Информация сержанта Теодора уже спасла шкуру Фонда в Черный вторник двадцать девятого года.
     Факт?
     - Факт. Именно поэтому...
     - Дай мне сказать. Эта самая информация спасла и твою задницу и сделала тебя богатым заодно с Фондом. А кто эту информацию добыл? Старая потаскуха Морин, вот кто! Безнравственная бабенка, которая втрескалась в солдата и повалила его на себя - вот он и разговорился. Фонд здесь ни при чем - это заслуга распутной Морин. Не посвяти я тебя в то, что узнала, ты бы и в глаза не увидел Теодора. Права я или нет? Ну, говори! Признавайся!
     - Если ты смотришь на это так...
     - Да, я так смотрю на это, и не говори больше чепухи насчет моего долга перед Фондом - просчитай сначала, сколько мне должен Фонд. Но я обещаю сообщать тебе нужные сведения. Сейчас, к примеру, Фонду следует вложить как можно больше средств в солнечные экраны Дугласа-Мартина, а если ты не знаешь, что это такое, просмотри подшивки "Экономиста", "Уолл-стрит Джорнэл" или "Торонто Стар". Вслед за этим нужно будет вкладывать капитал в движущиеся дороги и в земельные участки вдоль них.
     - Движущиеся дороги?
     - Черт возьми, Джастин, ведь Теодор говорил о них на вашем выездном заседании в ту субботу, 29 июня 1918 года - я это знаю, потому что вела протокол, а потом перепечатала его и один экземпляр дала судье Сперлингу, а второй тебе. Проверь. - И я тогда же, в пятьдесят втором году, показала Джастину, где возникнут, по словам Теодора, главные придорожные города. Следи за событиями и вступай в дело вовремя. Ранняя, пташка отгребет огромную прибыль. И продай все железнодорожные акции.
     Приставать к Джастину со своей идеей насчет колонки Пруденс Пенни я не стала - не стоило этого делать теперь, когда ранена его мужская амбиция. Вместо него я поговорила с Элеанор. Доверить тайну Элеанор - все равно что Господу Богу.

***

     Колонка Пруденс Пенни "Советы домохозяйкам о вложении средств" сначала стала появляться в провинциальных газетах вроде той, что выходила у нас в Фивах - "Лайл Канти Лидер". Первые шесть еженедельных выпусков я всегда предлагала бесплатно. Если в течение испытательного срока колонка привлекала читательский интерес, издатель мог продолжать ее печатать за очень скромный гонорар - провинциальный еженедельник не в состоянии платить много, а я не пыталась сразу сделать на этом деньги.
     Я вообще не собиралась делать на этом деньги - разве что косвенно.
     Содержание своей колонки я разработала тогда же, в пятьдесят третьем, и никогда его не меняла.

***

     Пруденс Пенни СОВЕТЫ ДОМОХОЗЯЙКАМ О ВЛОЖЕНИИ СРЕДСТВ НАШ СЛОВАРИК.
     С первой же колонки я начала вести словарь финансовых терминов. У финансистов особый язык, и тем, кто его не знает, нечего садиться играть с ними в покер. Я объясняла своим читателям, что такое простые акции, привилегированные акции, боны, муниципальные облигации, облигации компаний, спекуляция на разнице в курсах, игра на понижение, двойной опцион, пожизненная доверенность, совместное владение, владение недвижимостью, плавающий курс, партия груза, проценты, признание несостоятельности по суду, изъятые из обращения деньги, золотой стандарт, бумажные ассигнации, право пользования чужой землей, наследование без ограничений, право государства на отчуждение частной собственности, авторское право, патент и так далее.
     (Элементарно? Для вас - может быть. Вам, стало быть, Пруденс Пенни ни к чему. Но для большинства людей эти элементарные термины - все равно что китайская грамота. И я в каждой колонке давала по одному определению, используя односложные английские слова, непонятные разве что преподавателю английского.) Дальше я давала обзор последних событий, могущих повлиять на рынок ценных бумаг. Поскольку на него влияет все, от погоды до выборов и до пчел-убийц, это было несложно. Если имелась пикантная сплетня, я и о ней упоминала, но жестокость и насилие в мою колонку не допускались, а особенно избегала я того, что могло вызвать судебное преследование.
     Следующая рубрика называлась: КУДА СЕГОДНЯ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ВКЛАДЫВАТЬ СРЕДСТВА. В своих рекомендациях я была уверена, поскольку все они прямо или косвенно опирались на предсказания Теодора. Одни и те же рекомендации могли повторяться из выпуска в выпуск, затем их сменяли другие из того же источника.
     Колонку неизменно заключал БУМАЖНИК ПРУДЕНС ПЕННИ.
     Дамы, в январе 1953 года, когда мы начинали, у нас в бумажнике была одна тысяча долларов. Если вы сразу же пустили ее в оборот, следуя нашим советам, теперь у вас в бумажнике 4823 доллара 17 центов. Если вы вложили десять тысяч, у вас в бумажнике 48231 доллар 70 центов. Если вы вложили сто тысяч, у вас теперь 482317 долларов. Но последовать благоразумным советам Пенни никогда не поздно. Начните сегодня с суммы 4823 доллара 17 центов (или с любой кратной этому числу), поместив ее следующим образом (далее следовал список инвестиций и ожидаемый доход из расчета на 4823 доллара 17 центов).
     Если вы хотите проследить сами, каким образом тысяча долларов возросла до (текущая цифра) всего за (пропуск) лет и (пропуск) месяцев, пошлите один доллар (два с половиной, четыре доллара - цена все время возрастала) в издательство "Считай каждый пенни", Нью-Йорк, ХКЛ-030, Башня Гарримана, комната 8600, (это был почтовый ящик, из которого вся почта направлялась подставному лицу Элеанор в Торонто), или купите в своем книжном магазине "Руководство по надежным вкладам для домохозяек" Пруденс Пенни.
     Фокусы с адресом предназначались для того, чтобы Комиссия Фондовой биржи по безопасности не проведала, что "Пруденс Пенни" - одна из директоров "Гарриман Индастриз". Комиссия всегда косо смотрит на "утечку информации", и ей, насколько я понимаю, совершенно безразлично, что мои советы принесли одну лишь пользу. Тем охотнее меня бы обезглавили.
     Из захолустных еженедельников моя колонка переместилась в городские ежедневники и принесла-таки мне кое-какие деньги через год и порядочно денег за те тринадцать лет, что я ее вела. Женщины читали ее и слушались моих советов, как было видно из писем - но думаю, что еще чаще ее читали мужчины, не ради моих советов, а чтобы понять, как эта медведица ухитряется вальсировать.
     Я поняла, что добилась своего, когда Джордж однажды в разговоре сослался на Пруденс Пенни.
     Но главной моей целью были не деньги и не желание произвести на кого-то впечатление - главное было завоевать себе репутацию, чтобы в апреле 1964 года с полным правом выпустить специальную колонку под заглавием: "Луна принадлежит всем - но первый лунный корабль будет принадлежать "Гарриман Индастриз"!"
     Я советовала читательницам поберечь "бумажник Пруденс Пенни", но каждый цент, который они смогут наскрести помимо моего, вложить в новое великое дело Д.Д.Гарримана - полет человека на Луну.
     С той поры Пруденс Пенни непременно упоминала в каждой колонке о космических полетах и "Гарриман Индастриз". Я подчеркивала, что космос нескоро принесет проценты (и продолжала предлагать другие инвестиции, все основанные на предсказаниях Теодора), зато дальновидных вкладчиков, первыми рискнувших поддержать космонавтику, ждет сказочное богатство. Не спекулируйте на бирже, не увлекайтесь немедленной прибылью - купите акции Гарримана, положите их в сейф и забудьте о них: ваши внуки скажут вам спасибо.

***

     Весной 1965 года я приехала в отель "Бродмур" к югу от Колорадо Спрингс, так как неподалеку, на ракетодроме Петерсона, строился лунный корабль мистера Гарримана. В пятьдесят втором году я попробовала было отказаться от аренды дома в Канзас-Сити, когда Брайан увез Присциллу и Дональда в Даллас (это отдельная и невеселая история). Но Джордж меня отговорил. Владельцем дома числился он - не "Гарриман и Стронг" и не "Гарриман Индастриз". И когда я сказала, что мне больше не нужен дом с четырьмя спальнями, включая комнату для прислуги, он предложил мне жить в нем бесплатно.
     Я заметила, что для содержанки это маловато, а для женщины, желающей казаться респектабельной, - многовато. Ладно, сказал он, а сколько нынче берут содержанки? Мы удвоим эту цифру.
     Я поцеловала его, мы легли в постель и согласились на компромисс. Дом принадлежит Джорджу, он поселит в нем своего шофера с женой, а я могу жить там, когда захочу - и постоянные жильцы возьмут на себя заботу о Принцессе Полли.
     Джордж использовал мое слабое место. Однажды я уже нанесла кошечке травму, лишив ее Единственного Дома, и рада была возможности не делать этого снова.
     Но я все же сняла квартиру на Плазе - там у меня были самые нужные книги, туда я получала почту и порой привозила Полли, обрекая ее на позорные посещения ящика. Впрочем, она не протестовала (новые глиняные шарики выгодно отличались от песка или земли). Эти короткие поездки приучали ее к дорожной клетке и к временным отлучкам из дома. Постепенно она стала настоящей кошкой-путешественницей и чувствовала себя как дома в лучших отелях, причем вела себя достойно и даже не помышляла царапать мебель. Так что Элайджа и Чарлен могли свободно выезжать в отпуск или в командировки с Джорджем.
     Итак, весной 1965 года, до первого исторического старта на Луну, мы с Полли приехали в "Бродмур". При мне была только клетка с Принцессой багаж должны были доставить со станции Гарримановской бегущей дороги в пятидесяти милях к северу от нас. Я возненавидела эти бегущие дороги после первой же поездки - у меня от них голова болела. Меня заверили, что на "Магистрали через Прерию" проблема шума решена. Никогда не доверяйте рекламе. Бродмурский портье сказал мне:
     - Мадам, у нас при теннисном клубе имеется превосходное помещение для животных. Рассыльный доставит туда вашу кошечку.
     - Одну минутку. - Я достала свою карточку "Гарриман Индастриз" - с золотой полоской.
     Портье, увидев ее, вызвал дежурного администратора. Тот так и кинулся ко мне - с гарденией, в полосатых брюках и профессиональной улыбке:
     - Миссис Джонсон! Счастливы принимать вас у себя. Желаете люкс? Или квартиру?
     Принцессе Полли не пришлось отправляться в конуру. На обед она кушала печенку - презент администрации - и получила собственную кроватку и туалетный ящичек, стерильность которых гарантировала бумажная лента, такая же, как поперек сиденья моего унитаза.
     Биде не было, хотя "Бродмур" считался первоклассным отелем.

***

     Приняв ванну и переодевшись - багаж, само собой, доставили, когда я сидела в ванне, - я оставила Принцессу Полли у телевизора (она любила его смотреть, особенно рекламу) и отправилась в бар выпить в одиночестве, а там видно будет.
     И встретила своего сына Вудро.
     Он заметил меня сразу, как только я вошла.
     - Привет, мам.
     - Вудро! - обрадовалась я и поцеловала его. - Рада тебя видеть, сынок! Что ты здесь делаешь? Насколько я знаю, ты работал у Райта и Паттерсона?
     - Ушел - они не ценят гениев. Да еще заставляют вставать ни свет ни заря. Теперь я в "Гарриман Индастриз" - навожу там у них порядок. Та еще работка.
     (Сказать ему или нет, что я состою в правлении "Гарриман Индастриз"?
     Я старалась без нужды этого не раскрывать. Ладно, поживем - увидим.) - Это хорошо, что ты там наводишь порядок. А к их лунному кораблю ты имеешь какое-нибудь отношение?
     - Ты сначала сядь. Что будешь пить?
     - То же, что и ты.
     - Ну, я-то пью воду Маниту.
     - Это водка с тоником, что ли?
     - Не совсем. Маниту - это минеральная вода из местного источника.
     Отдает скунсом, но скунс приятнее.
     - Тогда закажи мне водку с тоником и лаймом. Хизер с тобой?
     - Она не любит высокогорья. Когда мы ушли от Райта и Паттерсона, она с ребятами уехала обратно во Флориду. Не смотри на меня так - у нас все отлично. Она сообщает мне, когда опять хочет ребенка - этак раз в три года, я еду домой, провожу там месяц-другой, заново знакомлюсь с ребятами.
     И опять за работу - ни тебе шума, ни пыли, ни семейных сцен.
     - Что ж, прекрасно, если это устраивает вас обоих.
     - Вполне устраивает.
     Он заказал то, что я просила. Я так и не научилась пить, но стала заказывать крепкие напитки и просиживать над ними весь вечер, пока лед не растает. Я пригляделась к Вудро. Он осунулся, и руки были костлявые. Когда официантка отошла, он спросил:
     - Ну а ты что здесь делаешь, мам?
     - Я всегда была без ума от космоса - помнишь, как мы вместе читали серии Роя Роквуда? "Пропавшие на Луне", "На Марс"...
     - Ну еще бы! Я и читать-то научился, потому что подозревал, что ты читаешь не все, о чем написано.
     - Там я читала все, но Барнума чуточку адаптировала.
     - Я всегда мечтал о прекрасной марсианской принцессе... но не так, как у Барнума. Помнишь, они там пили кровь друг у друга? Это не для меня.
     Я человек мирный, мам, сама знаешь.
     (Сомневаюсь, знают ли матери своих детей. Но ты, дорогой мой, мне очень близок. Надеюсь, что у вас с Хизер в самом деле все в порядке.) - Ну так вот - я услышала о полете на Луну и сразу задумала приехать сюда. Хочу посмотреть, как взлетит корабль, раз уж сама не могу лететь.
     Как ты думаешь, Вудро - он взлетит?
     - А вот сейчас спросим. - Вудро осмотрелся и крикнул кому-то у стойки: - Эй, Лес! Иди к нам, тащи свою сивуху.
     К нам подошел человек небольшого роста, с крупными руками жокея.
     - Знакомься - капитан Лесли Ле Круа, командир "Пионера", - сказал сын. - Лес, это моя дочь Морин.
     - Честь для меня, мисс. Но вы не можете быть дочерью Билла - слишком молоды. И к тому же красавица, а посмотрите на него.
     - Полно вам, мальчики. Я его мать, капитан. Вы действительно капитан лунного корабля? Я просто поражена.
     Капитан Ле Круа присел к нам, и я заметила, что его "сивуха" отличается такой же прозрачностью, как и у Вудро.
     - Поражаться нечему, - сказал он мне. - За нас компьютер летает. Но я все-таки подниму свою лохань... если Билл не перебежит дорогу. Скушай шоколадный эклерчик, Билл.
     - Это надо произносить с улыбкой, незнакомец!
     - Чизбургер? Пончик с вареньем? Горку оладушек с медом?
     - Видишь, что делает этот мерзавец, мам? Хочет, чтобы я нарушил диету, потому что боится, как бы я не сломал ему руку. Или шею.
     - А зачем тебе это, Вудро?
     - Да мне-то незачем. Это он боится. Он весит ровно сто двадцать шесть фунтов. А я всегда, даже в самой лучшей форме, весил сто сорок пять помнишь, наверно. Но в исторический момент старта я должен весить столько же, сколько он - потому что, если он схватит насморк или поскользнется в душе и что-нибудь, не дай Бог, сломает, мне надо будет сесть на его место и прикинуться, будто я веду корабль. Никуда не денешься - они мне за это деньги платят. И за мной всюду ходит большой и страшный человек - следит, чтобы я не сбежал.
     - Не верьте ему, мэм. Я всегда смотрю под ноги и ем только то, что открыли при мне. Он задумал вывести меня из строя в последний момент. Он правда ваш сын? Быть не может.
     - Я купила его у цыганки. Вудро, а что будет, если ты не сумеешь сбросить вес?
     - Будут отпиливать ногу по кусочкам, пока не станет ровно сто двадцать шесть фунтов. Космонавтам ноги ни к чему.
     - Вудро, ты всегда был скверным мальчишкой. На Луне-то ноги нужны?
     - Там и одной хватит - при одной шестой нашего притяжения. А вон идет страшила, который ко мне приставлен.
     Джордж Стронг подошел к нам и поклонился.
     - Дорогая леди! Вижу, с нашим лунным капитаном вы уже познакомились.
     И с нашим дублером, Биллом Смитом. Можно к вам присесть?
     - Мам, ты знаешь этого типа? Они и тебе заплатили, чтобы ты следила за мной? Скажи, что это неправда!
     - Это неправда. Джордж, ваш дублер - это мой сын, Вудро Вильсон Смит.

***

     Ночью мы с Джорджем получили возможность спокойно потолковать наедине.
     - Джордж, сын говорит, что ему надо сбросить вес до ста двадцати шести фунтов, иначе он не подойдет в дублеры. Неужели это правда?
     - Истинная правда.
     - Да он столько весил в младшем классе средней школы. Если он и доведет вес до этой нормы, то боюсь, в случае болезни капитана Ле Круа будет слишком слаб, чтобы заменить его. Не лучше ли регулировать вес так, как это делают на скачках? Добавить свинцовый груз, если летит капитан Ле Круа, и убрать груз, если летит дублер?
     - Морин, ты не понимаешь.
     Я действительно не понимала, и Джордж объяснил мне, как строго выверен вес корабля. На "Пионере" оставлено только самое необходимое. На нем нет даже рации - только навигационные приборы, без которых не обойтись. У пилота нет настоящего скафандра - только резиновый противоперегрузочный костюм со шлемом. Нет ранца - только баллончик на поясе. Откроет дверь, выкинет флажок, схватит пару камушков - и назад.
     - Ох, Джордж, что-то мне эта затея не по душе. Вудро я этого не скажу - он уже большой мальчик (официально тридцать пять, в действительности пятьдесят три), но надеюсь, что капитан Ле Круа останется в добром здравии.
     Настала долгая пауза - верный признак, что Джордж сейчас скажет нечто неприятное.
     - Морин, это полнейший, строжайший секрет. Я уверен, что этот корабль вообще не взлетит.
     - Какие-то проблемы?
     - Да - с властями. Не знаю, как долго еще я сумею сдерживать наших кредиторов. А взять больше негде. Мы уж заложили свои пальто, так сказать.
     - Джордж, позволь мне сделать что-нибудь.
     Джордж согласился пожить в моих апартаментах и посмотреть за Принцессой, пока меня не будет - Принцесса не станет возражать, она к нему привыкла. А я утром уехала в Скоттсдейл, к Джастину.

***

     - Посмотри на это вот с какой стороны, Джастин. Насколько пострадает Фонд, если вы не допустите "Гарриман Индастриз" до краха?
     - Пострадает, но не фатально. Мы сможем возместить убытки за пять, максимум десять лет. Я твердо знаю одно, Морин: тот, кому доверили чужие деньги, не должен бросать их на ветер.
     Я сумела выжать из него только восемь миллионов, причем под расписку и половина в депозитах, которые могли быть оплачены только через полгода.
     (Но депозитные сертификаты всегда можно использовать вместо денег, хотя на этом теряешь проценты.) Чтобы добиться хотя бы этого, мне пришлось сказать Джастину, что, если он не даст денег, больше ничего "теодорного" от меня не услышит, а если выложит деньги на стол, я положу рядом полный текст заметок, которые сделала в ночь на 29 июня 1918 года.
     В "Бродмуре" на следующее утро Джордж не взял у меня денег и повел к мистеру Гарриману, который был рассеян и едва меня узнал, пока я не сказала:
     - Мистер Гарриман, я хочу прикупить дополнительный пай в полете на Луну.
     - Что? Извините, миссис Джонсон, акций на продажу больше нет.
     Насколько я знаю.
     - Тогда скажем иначе: я хочу дать вам взаймы восемь миллионов долларов без обеспечения.
     Мистер Гарриман посмотрел на меня так, словно в первый раз видел. Со времени нашей последней встречи он исхудал, и его глаза горели фанатичным огнем - он напомнил мне ветхозаветного пророка. Пронизав меня испытующим взглядом, он обратился к Джорджу:
     - Вы объяснили миссис Джонсон, чем она рискует?
     - Она знает, - угрюмо кивнул Джордж.
     - Сомневаюсь. Миссис Джонсон, я раздет догола, а "Гарриман Индастриз" пуста, как скорлупа разбитого яйца - вот почему я давно не собирал правления. Пришлось бы объяснять вам и другим директорам, на какой я пошел риск. Мы с мистером Стронгом держались на одних нервах и на честном слове, стараясь дотянуть до того момента, когда "Пионер" уйдет в небо. И я еще надеюсь... но если я возьму ваши деньги, а меня объявят банкротом и передадут мою головную компанию другому лицу, от моей расписки вам будет мало выгоды. Можете получить три цента за доллар, а можете и ничего не получить.
     - Мистер Гарриман, вы не обанкротитесь, и высокий корабль, который стоит вон там, взлетит. Капитан Ле Круа совершит посадку на Луне и благополучно вернется.
     - Это хорошо, что вы верите в нас, - улыбнулся он.
     - Я не просто верю - я знаю. Нельзя сдаваться только из-за того, что не хватило нескольких пенни. Берите эти деньги и употребите их в дело.
     Отдадите, когда сможете. "Пионер" полетит, и не он один: вы пошлете вслед за ним много других кораблей. Вашими руками движет сама история, сэр! Вы построите Луна-Сити - вольный порт Солнечной Системы!

***

     На той же неделе Джордж спросил меня, хочу ли я присутствовать в бункере во время запуска - мистер Гарриман распорядился меня пригласить. Я уже думала об этом, понимая, что вправе требовать своего присутствия там.
     - Джордж, это ведь не лучшее место для наблюдения?
     - Нет, зато самое безопасное. Все шишки будут именно там. Губернатор.
     Президент, если явится. Послы.
     - У меня это заранее вызывает клаустрофобию. Джордж, самые безопасные места меня как-то никогда не привлекали, а те немногие шишки, с которыми я знакома, похожи на марионеток, управляемых секретарями по связям с общественностью. А где будешь ты?
     - Не знаю пока. Там, где сочтет нужным Делос.
     - Я так и подумала. Ты будешь слишком занят, чтобы возиться со мной.
     - Я был бы счастлив, дорогая леди. Но...
     - ...можешь понадобиться в другом месте. Откуда лучше всего видно?
     Откуда смотрел бы ты, если бы не был занят?
     - Ты уже была в Бродмурском зоопарке?
     - Нет, только собиралась - после старта.
     - Морин, около зоопарка есть автостоянка. С нее открывается вид на весь восточный горизонт, и это место тысячи на полторы футов выше, чем Петерсоновский ракетодром. Мистер Монтгомери договорился с отелем - там поставят складные стулья, будет радиоточка, телевизоры, кофе. Оттуда бы я и смотрел, будь у меня возможность.
     - Тогда и я буду смотреть оттуда.
     В тот же день в вестибюле "Бродмура" я встретила Вудро.
     - Привет, мам! Меня запрягли в работу.
     - Как это они ухитрились?
     - Я недостаточно внимательно прочел свой контракт. Там, оказывается написано "общественно-просветительские беседы на тему полета на Луну". Вот я и разъясняю массам, как устроен корабль, как он полетит и где на Луне лежат алмазы.
     - А они лежат?
     - После узнаешь. Иди-ка сюда на минутку. - Он увел меня из людного вестибюля в коридор рядом с парикмахерской. - Мам, если у тебя есть такое желание, то думаю, у меня здесь достаточно веса, чтобы провести тебя в бункер смотреть запуск.
     - А что, оттуда лучше всего видно?
     - Да нет, пожалуй, хуже всего. И жара там будет, точно в постели новобрачных летом, потому что кондиционирование не на высоте. Но это самое безопасное место, и там будут все сливки. Государственные мужи. Партийные боссы. Главари мафии.
     - Вудро, ты мне скажи - где не безопаснее всего, а лучше всего видно?
     - Я бы поехал на гору Чейенн. Там рядом с зоопарком большая автостоянка. Идем обратно в вестибюль - я тебе кое-что покажу. - И Вудро показал мне на гигантском, четырех футов в диаметре, глобусе, от которого у меня слюнки потекли, трассу полета "Пионера".
     - Почему же он идет не сразу вверх?
     - Нет возможности. Корабль летит на восток, используя вращение Земли, и при этом сбрасывает лишние ступени. Пятая, нижняя ступень, самая большая, упадет в Канзасе.
     - А вдруг она рухнет на бегущую магистраль?
     - Тогда я запишусь в Иностранный легион, следом за Бобом Костером и мистером Фергюсоном. Нет, мама, такого не случится. Мы находимся вот здесь, в пятидесяти милях южнее магистрали, а ступень упадет возле Додж-Сити, почти в ста милях южнее ее.
     - А как же Додж-Сити?
     - У пульта будет стоять человек, которого для того и наняли, чтобы он нажал на свою кнопку и отделил пятую ступень над незаселенной местностью.
     А если он ошибется, его привяжут к дереву, и дикие собаки разорвут его на куски. Не волнуйся, мам. Четвертая ступень упадет в воду недалеко от побережья Южной Каролины. Третья - в Атлантический океан, в самом узком месте между Южной Америкой и Африкой. Вторая - тоже в Атлантику невдалеке от Кейптауна. Если она упадет слишком близко, нас обругают на африкаанс.
     Ну а первая ступень - первая, если повезет, совершит посадку на Луне. А если Боб Костер ошибся, придется опять садиться за чертежную доску.

***

     Ни для кого не новость, что "Пионер" стартовал по плану, и капитан Лесли Ле Круа совершил посадку на Луне и благополучно вернулся. Я наблюдала за стартом с вершины горы Чейенн, с площадки у зоопарка, откуда открывался такой широкий, великолепный вид на восток, что казалось: стань на цыпочки, и увидишь Канзас-Сити.
     Я рада, что мне довелось увидеть, как стартует большая ракета теперь они уже не встречаются: не знаю ни одной планеты ни в одной из патрулируемых вселенных, где бы ими еще пользовались. Слишком они дороги, слишком неэкономичны, слишком опасны.
     Но до чего величественны!
     Когда я добралась до места, уже стемнело. На востоке всходила полная луна. "Пионер", как сказал кто-то, стоял в семи милях от нас, но был ясно виден - высокий, горделивый, омываемый светом прожекторов. Я взглянула на свой хронометр и навела бинокль на бункер. Над ним, точно в срок, вспыхнул белый огонь.
     Потом вторая вспышка, распавшаяся на два огненных шара - красный и зеленый. Пять минут до старте.
     Эти пять минут тянулись, будто целые полчаса. Я начала думать, что запуск не удался, и это причиняло мне невыносимую боль.
     У основания корабля загорелось белое пламя, и он медленно, неохотно оторвался от земли... и пошел вверх, все быстрее и быстрее, и вся окрестность на мили вокруг вдруг озарилась ярким солнечным светом!
     Он шел вверх и вверх, словно стремясь прямо в зенит, отклоняясь к западу - я подумала, что он сейчас упадет на нас - а потом свет померк, и мы увидели, что "солнце" у нас над головой движется на восток, превращаясь в яркую летучую звезду. От звезды что-то оторвалось, и голос по радио сказал: "Отделилась пятая ступень". Я вновь начала дышать.
     До нас дошел звук. Сколько нужно секунд, чтобы звук прошел расстояние в семь миль? Я забыла - да и секунды в ту ночь были не такие, как обычно.
     Это был "белый шум", почти нестерпимый даже на таком расстоянии. Он долго стоял в воздухе, а следом пришла воздушная волна, вихрь задирал юбки и опрокидывал стулья. Кто-то упал, выругался и сказал: "Да я на них в суд подам!"
     Человек летел к Луне, сделав первый шаг к своему Единственному Дому.

***

     Джордж умер в 1971 году, и еще при его жизни все их затраты были возмещены вплоть до цента, заработала катапульта на Пайке Пик, Луна-Сити стал растущим поселением с шестью сотнями жителей - среди них было более ста женщин, и на Луне уже рождались дети, а "Гарриман Индастриз" процветала, как никогда. Думаю, Джордж умер счастливым. Но мне до сих пор его не хватает.
     Не знаю, был ли счастлив мистер Гарриман. Ему не нужны были биллионы - ему хотелось на Луну, а Дэниел Диксон обремизил его и лишил этой возможности.
     В ходе сложных финансовых манипуляций, благодаря которым человек полетел на Луну, Диксон приобрел больше акций, чем было у мистера Гарримана, и мистер Гарриман потерял руководство над "Гарриман Индастриз".
     А затем, путем лоббистских махинаций в Вашингтоне и ООН дочернюю гарримановскую фирму "Спейсвейз Лимитед" назначили ведущей компанией в области космоплавания и приняли "Космический ограничительный акт", согласно которому только эта компания решала, кого допускать в космос, а кого нет. Мистера Гарримана, я слышала, отвели по состоянию здоровья. Что происходило за кулисами, я не знала - меня убрали из правления, когда компанию возглавил Диксон. Я не возражала - мистер Диксон мне не нравился.
     В Бундоке, много веков спустя и шестьдесят с лишним лет назад по моему личному времени, мне довелось слушать одну кассету: "Мифы, легенды и традиции - романтические стороны истории". Одно предание, относившееся ко второй временной параллели, утверждало, что легендарный Дэ Дэ Гарриман много лет спустя, будучи глубоким стариком, забытым всеми, купил себе пиратский корабль и все-таки добрался до Луны, где и погиб при неудачной посадке. Зато это произошло на Луне, о которой он так мечтал.
     Я спросила Лазаруса, правда ли это. Он сказал, что не знает, но все может быть. Видит Бог, старик был упрям.
     Надеюсь, что он добился своего.

Глава 25
ВОЗРОЖДЕНИЕ В БУНДОКЕ

     Давайте-ка еще раз.
     20 июня 1982 года я, будучи в Альбукерке, Нью-Мексико, направлялась на любовное свидание в мотель - и это просто скандал, ведь на днях мне должно было стукнуть сто лет, хоть я успешно и притворялась, что намного моложе. А тот, к кому я шла, был дедушка-вдовец, который будто бы верил, что я - примерно его ровесница.
     В те времена и в том обществе свято верили в то, что старых женщин секс не интересует, а старики с обвисшими пенисами больше не испытывают никаких желаний... ну разве что грязные старые извращенцы, у которых преступная патологическая тяга к молоденьким девушкам. Все молодые люди были в этом убеждены - ведь они видели, что их бабушки и дедушки только и делают, что поют гимны и играют в шашки. Чтобы мои дедушка с бабушкой занимались сексом? Как можно говорить такие гадости!
     А в домах для престарелых соблюдалась строгая сегрегация по половому признаку, чтобы подобных "гадостей" не происходило.
     Итак, эта грязная, порочная старуха попала в поток уличного движения, запаниковала, упала, лишилась чувств - и очнулась в Бундоке на планете Теллус Терциус.
     Я уже слышала о Теллус Терциусе. Шестьдесят четыре года назад, будучи скромной молодой матерью семейства с незапятнанной репутацией, я соблазнила сержанта Теодора Бронсона, и он в постели открыл мне, что прибыл из будущего, с далеких звезд, зовут его капитан Лазарус Лонг и он председатель будущего Фонда Говарда и мой дальний потомок!
     Я уже предвкушала, как буду долго и счастливо сожительствовать с ним после войны под снисходительным надзором моего мужа.
     Но Теодор отправился во Францию в составе Американского экспедиционного корпуса и пропал без вести в одном из самых тяжелых боев. Пропал без вести - значит, убит; другого понятия это выражение не имело.

***

     Когда я очнулась на руках у Тамары, мне было очень трудно поверить во все это... особенно в то, что Теодор жив и здоров. А когда я наконец поверила (Тамаре нельзя не верить), меня охватило горе: поздно, слишком поздно!
     Тамара как могла утешала меня, но ей мешал языковой барьер: она говорила только на ломаном английском, а я не знала ни слова на галакте.
     (Речь, с которой Тамара обратилась ко мне впервые, она заранее выучила.) Послали за ее дочерью Иштар. Иштар выслушала меня, поговорила со мной и вбила, наконец, мне в голову, что мои сто лет ничего не значат: меня омолодят.
     Про омоложение я уже слышала когда-то от Теодора, но никогда не думала, что подвергнусь ему сама.
     Мои собеседницы твердили свое.
     - Мама Морин, - сказала Иштар, - я вдвое старше тебя. Последний раз я омолаживалась восемьдесят лет назад. А морщины где? Пусть твой возраст тебя не волнует - с тобой не будет никаких проблем. Сейчас же начнем брать анализы, и скоро тебе опять будет восемнадцать. Через несколько месяцев не через два-три года, как бывает в особо трудных случаях.
     - Верно, - энергично кивала Тамара. - Иштар верное слово сказать. Моя четыреста. Умирать собирался. - Она похлопала себя по животу. - Теперь ребенок здесь.
     - Да, от Лазаруса, - подтвердила Иштар. - Я генетически вычислила этого ребенка и заставила Лазаруса зачать его, прежде чем он отправился тебя спасать. У нас не было уверенности, что он вернется - с этими рейсами никогда ничего не известно. У меня хранится его сперма, но она иногда портится, хоть и замороженная; я хочу, чтобы Лазарус делал как можно больше младенцев естественным путем. И ты тоже, мама Морин, - добавила она. - Я надеюсь, ты подаришь нам еще много-много ребят. Наши расчеты показывают, что свою уникальную генную структуру Лазарус получил в основном от тебя. Тебенепридетсявынашиватьсамойматери-заместительницы будут стоять в очереди, чтобы получить право носить ребенка мамы Морин. А впрочем, как пожелаешь.
     - Да разве я смогу?
     - Конечно - когда мы опять сделаем тебя молодой.
     - Тогда я буду рожать! - глубоко вздохнула я. - Вот уж сорок четыре года - верно? Да, сорок четыре года прошло с тех пор, как я в последний раз была беременна - хотя всегда охотно шла на это. Нельзя ли мне еще некоторое время не встречаться с Теодором - то есть с Лазарусом? Пока меня не омолодят? Мне страшно подумать, что он увидит меня такой. Старой.
     Совсем другой, чем он знал.
     - Ну конечно. В омоложении всегда присутствуют эмоциональные факторы.
     И мы делаем все так, чтобы клиент был доволен.
     - Тогда пусть он лучше не видит меня, пока я не стану похожа на ту, прежнюю.
     - Будет сделано.
     Я попросила фотографию Теодора-Лазаруса, и мне показали голограмму в движении, пугающе живую. Я знала, что мы с Теодором похожи, как брат и сестра - первым это заметил отец. Но то, что я увидела, поразило меня.
     - Да это же мой сын! - Голограмма изображала моего сына Вудро - моего гадкого и самого любимого мальчика.
     - Да, он твой сын.
     - Нет-нет! Я хочу сказать, что капитан Лазарус Лонг, которого я знала как Теодора - вылитый мой сын Вудро Вильсон Смит. Тогда я этого не замечала. Правда, во время нашего краткого знакомства с капитаном Лазарусом Вудро было всего пять лет - тогда они не были так похожи.
     Значит, Вудро вырос таким же, как его отдаленный потомок. Странно. Меня это почему-то взволновало.
     Иштар с Тамарой переглянулись и обменялись несколькими фразами на незнакомом мне языке (галакте). Я чувствовала, что они обеспокоены.
     Наконец Иштар твердо сказала:
     - Мама Морин, Лазарус Лонг - это твой сын Вудро Вильсон.
     - Да нет же. Я видела Вудро всего несколько месяцев назад. Ему шестьдесят девять, но выглядит он значительно моложе - в точности как это изображение капитана Лазаруса - сходство просто поразительное. Но Вудро остался в двадцатом веке. Я знаю.
     - Да, он остался там, мама Морин. То есть оставался, хотя Элизабет говорит, что время глагола не имеет значения. Вудро Вильсон Смит вырос в двадцатом веке, почти весь двадцать первый век провел на Марсе и Венере, вернулся на Землю в двадцать втором веке... - Иштар подняла глаза к потолку. - Фина!
     - Кто тер мою лампу? Чем помочь тебе, Иштар?
     - Попроси у Джастина английский экземпляр мемуаров Старейшего, хорошо?
     - Зачем просить Джастина - у меня у самой они есть. Тебе переплести или дать в рулоне?
     - Переплести, наверно. Но пусть их принесет Джастин, Фина, - он будет горд и счастлив. - Еще бы. Мама Морин, они хорошо с тобой обращаются? Если нет, скажи мне - я тут всем заправляю.

***

     Вскоре пришел человек, тревожно напомнивший мне Артура Симмонса. Но это было просто сходство - и наружное, и внутреннее. В 1982 году Джастин Фут, как и Артур Симмонс, был бы бухгалтером-ревизором. Джастин нес чемоданчик-дипломат. (Plus le change, plus la meme chose <чем больше все меняется, тем больше остается прежним (фр.)>.) Был неловкий момент, когда Иштар представляла его: он был сам не свой от волнения, что видит меня. Я взяла его за руку.
     - Моя первая праправнучка, Нэнси Джейн Харди, вышла за молодого человека по имени Чарли Фут. Это было, кажется, 1972 году - я ездила к ней на свадьбу. Тот Чарли Фут - не родственник тебе?
     - Он мой предок, матушка Морин. Нэнси Джейн Харди произвела на свет Джастина Фута Первого в канун тысячелетия, 31 декабря 2000 года по грегорианскому календарю.
     - Вот как? Значит, у Нэнси Джейн хороший, длинный послужной список.
     Ее назвали в честь ее прабабушки, самой старшей из моих детей.
     - Да, так указано в архивах. Нэнси Айрин Смит Везерел, твоя старшая, праматерь. А я назван в честь свекра Нэнси, Джастина Везерела. - Джастин превосходно говорил по-английски с каким-то странным акцентом - не бостонским ли?
     - Выходит, я в некотором роде твоя бабушка. Поцелуй меня, внучек - не надо нервничать и держаться так официально. Ведь мы родня.
     Тут он осмелел и крепко, как я люблю, поцеловал меня в губы. Будь мы одни, я бы, возможно, не остановилась на этом - он-таки очень походил на Артура.
     - Я происхожу от вас с Джастином Везерелом еще и по другой линии, бабушка, - сказал Джастин. - Через Патрика Генри Смита, который родился у тебя 17 июля 1932 года.
     - Боже мой! - вздрогнула я. - Так мои грехи преследуют меня даже и здесь. Ну да - ты же работал в архивах Фонда, а я действительно сообщила тогда в Фонд, что сын у меня незаконный: Фонд должен был знать всю правду.
     Иштар и Тамара пришли в недоумение. Джастин сказал:
     - Извини, бабушка Морин. - Поговорил с ними по-своему и объяснил мне:
     - Здесь не знают, что такое незаконнорожденные дети: плод здесь рассматривается только с точки зрения генетики - удовлетворителен он или нет. Мне трудно им объяснить, как гражданское состояние ребенка может поставить его вне закона.
     Тамара, слушая объяснения Джастина, сначала опешила, потом захихикала. Иштар сохранила серьезность и что-то сказала Джастину на галакте.
     - Доктор Иштар говорит, - пояснил тот: - Жаль, что ты только раз родила ребенка от другого отца. Она говорит, что надеется получить от тебя еще много детей, причем у каждого будет другой отец. После того, как проведут омоложение.
     - Жду с нетерпением, - ответила я. - Джастин, ты принес мне книгу?

***

     Книга называлась "Жизни Лазаруса Лонга", с подзаголовком: "Жизни патриарха семей Говарда (Вудро Вильсона Смита, Лазаруса Лонга, капрала Теда Бронсона - и еще с полдюжины имен), самого старшего из всех людей".
     Я не упала в обморок, наоборот - ощутила нечто близкое к оргазму.
     Иштар, имевшая кое-какое понятие о нравах моего времени, не сразу решилась сказать мне, что мой любовник восемнадцатого года был в действительности моим сыном. Она не могла знать, что меня никогда не связывали табу моего клана и к инцесту я отношусь просто, словно кошка. Самое большое разочарование, испытанное мной в жизни, - это отказ моего отца принять то, что я так хотела ему отдать, - с первой своей менструации до того дня, когда я потеряла его.

***

     Я все еще никак не могу переварить сообщение Лиззи Борден о том, что нахожусь в Канзас-Сити. То есть в одном из его воплощений. Не думаю, что эта вселенная патрулируется Корпусом Времени, хотя уверенной быть нельзя.
     Пока что я видела город только с балкона при штаб-квартире Комитета.
     Географически все сходится. На север от нас Миссури резко поворачивает с юго-запада на северо-восток в том месте, где в нее впадает Коу - эта излучина и заливает западную низину каждые пять-шесть лет.
     Между нами и рекой знакомо торчит высокий обелиск Военного Мемориала - только в их мире это не Мемориал, а Священный Фаллос Великого Осеменителя.
     (Это напомнило мне, как Лазарус задался целью проверить, существовал ли в истории человек, известный как Иешуа или Иисус. Не сумев выследить его через переписные и налоговые реестры того времени ни в Назарете, ни в Вифлееме, Лазарус решил ориентироваться на самое яркое событие евангельской легенды: на Распятие. И не нашел о нем никаких сведений. Нет, на Голгофе распинали то и дело - но обыкновенных преступников, а не глашатаев истины с политическим окрасом, не вдохновленных Богом молодых равви. Лазарус искал упорно, сменил не одну гипотезу, пытаясь вычислить верную дату, - и в конце концов так разочаровался, что стал называть Распятие "круцификцией" <от латинского Crucifix - распятие>. В текущей гипотезе Лазаруса фигурирует выдающийся фабулист второго века - Юлиан.) Единственный раз выходила я здесь на улицу в ночь фиесты Санта-Каролиты и видела только большой парк, где праздновали фиесту (Суоп-парк?). Он был освещен кострами и факелами и кишел людьми в масках и раскраске. Там шла такая групповуха, какой и в Рио не увидишь, а ведьмы справляли свой шабаш - но на шабаш можно пройти где угодно, если знаешь Знак и Слово (меня посвятили еще в семьдесят шестом в Санта-Фе). Странно было только, что шабаш проводится публично, в единственную ночь года, когда полагающийся там костюм не бросается в глаза, а правила поведения в порядке вещей. Совсем уж обнаглели.
     А вдруг это моя родная параллель в период правления Пророков?
     (Плюс-минус двадцать первый век?) Если они празднуют Санта-Каролиту - это правдоподобно, но окружающее не очень-то совпадает с тем, что я читала об Америке при Пророках. И насколько я знаю. Корпус Времени не держит резидентуру в Канзас-Сити двадцать первого века второй параллели.
     Если б можно было нанять вертолет, я слетала бы на пятьдесят миль к югу и попыталась бы найти город Фивы, где родилась. Найди я его, было бы за что зацепиться. А не нашла бы - значит, скоро дюжие санитарки снимут с меня смирительную рубашку и покормят.
     Если б у меня были деньги. Если бы мне удалось бежать от этих монстров. Если бы я не боялась прокторов Верховного Епископа. Если б не опасалась, что мне в воздухе отстрелят задницу.
     Лиззи обещала купить мне для Пикселя поводок со шлейками: не для того, чтобы его выгуливать (это дело несбыточное), а чтобы передать с ним весточку. Той веревочки, что я повязала ему на шею в прошлый раз, оказалось явно недостаточно. Пиксель, наверно, сорвал когтями бумажку или порвал бечевку.

***

     Иштар назначила день для встречи с теми, кто спасал меня в 1982 году, через семнадцать месяцев после моего прибытия в Бундок. Должны были присутствовать Теодор-Лазарус-Вудро (я представляла его себе в трех лицах, как новое воплощение Троицы), его кленовые сестры Ляпис Лазули и Лорелея Ли, Элизабет Эндрю Джексон Либби Лонг, Зеб и Дити Картер, Хильда Мэй и Джейкоб Бэрроу и оба корабля, наделенных разумом: "Веселая Обманщица" и "Дора". Иштар заверила Хильду (и меня), что через семнадцать месяцев я определенно помолодею.
     Но уже через пятнадцать месяцев Иштар объявила, что дело сделано. Не могу описать вам подробно, как проходил процесс омоложения - тогда я в этом еще не разбиралась, ученицей меня приняли намного позже, когда я приобрела квалификацию и медсестры, и врача, соответствующую бундокским нормам. И в учебной клинике, и в клинике омоложения для наркоза используют средство под названием "лета" - с пациентом вытворяют страшные вещи, а он ничего об этом не помнит. Вот и я не помню ничего тяжелого, а помню только блаженные праздные дни, когда читала мемуары Теодора, изданные Джастином, и узнавала манеру Вудро: автор врал напропалую.
     Однако чтение было захватывающим. Теодора взаправду мучила совесть из-за того, что он спал со мной. Боже ты мой! Можно забрать парня из Библейского пояса, но Библейский пояс из парня не вышибешь. Тут не помогают даже долгие века и знакомство с другими, лучшими цивилизациями, совсем не похожими на штат Миссури.
     А кое-что в мемуарах вызвало у меня гордость за моего "непутевого" сына: он во все времена был неспособен бросить жену и ребенка. Поскольку я придерживаюсь мнения, что упадку и разрушению Соединенных Штатов во многом способствовали мужчины, забывшие свой долг по отношению к беременным женщинам и малым детям, я охотно прощаю своему скверному мальчику все его выходки - за то, что в этом грехе он неповинен. Мужчина должен жить - и умереть, если надо - ради своей подруги и своих детенышей, а иначе он никто.
     Вудро, эгоистичный во многом другом, эту кислотную пробу выдержал с честью.
     Мне радостно было узнать, как сильно Теодор желал меня. Я в свое время сгорала от желания к нему, и когда я прочла, что его желание не уступало моему, это согрело меня. Во времена нашего романа я не была в этом полностью уверена (женщина, одержимая похотью, может быть жуткой дурой), а с годами моя уверенность все уменьшалась. Но вот оно, доказательство: ради меня он с открытыми глазами сунул голову в пасть льву - пошел добровольцем на войну, до которой ему не было дела, и "подставил задницу под пули", по словам его сестер. (Его сестры - мои дочери. Боже правый!) Кроме мемуаров Лазаруса, я читала исторические труды, которые давал мне Джастин, и учила галакту методом погружения. После первых двух недель в Бундоке я попросила, чтобы со мной не говорили по-английски, и взяла у Фины мемуары Теодора на языке оригинала. Вскоре я уже бегло говорила на галакте и начала на нем думать. В основе галакты лежит испанг, вспомогательный язык, на котором в двадцатом веке стали общаться обе Америки ради облегчения торгово-промышленных переговоров. В этом искусственном языке английские и испанские слова управляются испанской грамматикой, несколько упрощенной ради удобства англоязычной стороны.
     Позже Лазарус сказал мне, что испанг считался еще и официальным языком космолетчиков во времена Космического ограничительного акта, когда все космические пилоты служили или в "Спейсвейз, Лимитед", или в других дочерних компаниях "Гарриман Индастриз". Он сказал, что целые века и тысячелетия спустя в галакте еще долго можно было распознать испанг, хотя словарь значительно обогатился - подобным же образом и в подобных же целях Римская церковь на долгие века приняла и обогатила латынь цезарей. Оба этих языка были необходимы людям, а поэтому жили и развивались.

***

     "Я всегда хотела жить в мире, созданном Максфилдом Парришем - и вот я в нем живу". Этими словами открывается дневник, который я начала вести в период своего омоложения, чтобы осмыслить и смягчить шок, испытанный мной, когда меня заживо изъяли из Безумных Лет Теллус Прим и кинули в почти аполлоническую стихию Теллус Терциус.
     Максфилд Парриш был художник моеговремени(1870-1966), реалистическими средствами изображавший невиданный никем прекрасный мир увенчанные облаками башни, ослепительных девушек и захватывающие Дух горные вершины. Если вам неизвестно, что такое "синие тона Парриша", зайдите в бундокский Музей искусств и насладитесь там коллекцией его полотен, "похищенных" при помощи пантографа из американских музеев двадцатого века на Восточном Побережье (а одна фреска - из вестибюля "Бродмура"). Проделала все это частная экспедиция Корпуса Времени, которую оплатил старший Лазарус Лонг, чтобы сделать подарок своей матери в день ее стодвадцатипятилетия и заодно отметить серебряную годовщину их свадьбы.
     Да, мой скверный мальчик Вудро женился на мне под давлением своих жен и брачных братьев, сначала обработавших меня, их преобладающего большинства: три жены Вудро, две его кленовые сестры и Элизабет, до своего превращения в женщину звавшаяся Эндрю Либби, были с ним в рейсе.
     В то время (в 4324 году Галактической эры) на месте было семь взрослых членов семьи Лонг: Айра Везерел, Галахад, Джастин Фут, Гамадриада, Тамара, Иштар и Минерва. С Галахадом, Джастином, Иштар и Тамарой вы уже знакомы. Айра Везерел состоял в бундокском правительстве (если его можно так назвать); Гамадриада - его дочь, заключила, по всей видимости, договор с дьяволом; Минерва, стройная, длинноволосая брюнетка, два века управлялась компьютером, пока с помощью Иштар и клоновой техники не воплотилась в существо из плоти и крови.
     Делать мне предложение послали Галахада и Тамару.
     Я не собиралась выходить замуж. Однажды я уже венчалась на всю жизнь - "пока смерть не разлучит нас", - но мой союз столько не продержался.
     Теперь я была счастлива, что живу в Бундоке, меня переполняла радость возвращенной молодости и охватывал почти невыносимый восторг от предвкушения снова оказаться в объятиях Теодора. Но брак? Зачем давать обеты, которые все равно нарушаются?
     - Мама Морин, - сказал Галахад, - наших обетов никто не нарушает.
     Все, что мы обещаем друг другу, - это совместно заботиться о наших детях: растить их, шлепать, любить, учить - все, что требуется. А теперь послушай меня. Выходи за нас прямо сейчас, а с Лазарусом договоримся потом. Мы его любим, но хорошо знаем. В опасной ситуации Лазарус стреляет быстрее всех в Галактике. Но поставь перед ним самую простую жизненную задачу, и он будет мямлить без конца, рассматривая ее со всех сторон в надежде отыскать идеальный ответ. Поэтому единственный способ убедить Лазаруса - это поставить его перед фактом. Он будет дома уже через несколько недель Иштар знает точную дату. Обнаружив, что ты вошла в семью и уже беременна, он заткнется и тоже женится на тебе - если ты захочешь.
     - А разве я, выходя за всех вас, не выхожу тем самым и за Лазаруса?
     - Не обязательно. И Гамадриада, и Айра входили в нашу семью с самого начала, но только через несколько лет Айра признал, что ничто не препятствует ему стать мужем своей дочери. А Гамадриада только ждала да посмеивалась, зная, что все равно кончится этим. Тогда мы устроили для них особую свадьбу - такой пир закатили, закачаешься! Уверяю тебя, мама Морин, наши устои отличаются большой гибкостью: нерушимо только наше обещание отвечать за будущее всех ребят, которых вы, бабоньки, нам нарожаете. Мы даже не спрашиваем, откуда они взялись, - какой прок от ваших туманных объяснений.
     Тамара перебила его, сказав, что за этим следит Иштар. (Галахаду только бы острить - Тамара шутить не умеет, но любит всех на свете.) И в тот же день я сочеталась со всей семьей в их прелестном садике-атриуме (в нашем садике!). Я плакала и смеялась, а все остальные держали меня за руки, и Айра шмыгал носом, а Тамара улыбалась сквозь ручьем текущие слезы, потом мы все хором сказали "да!", они поцеловали меня, и я поняла, что они принадлежат мне, а я - им, ныне и присно, аминь.
     Забеременела я сразу же, поскольку Иштар подгадала так, чтобы свадьба совпала с моей овуляцией - она-то вместе с Айрой и разработала всю операцию. (Когда я после положенных девяти месяцев родила свою девочку, я спросила у Иштар, кто ее отец. Она ответила: "Мама Морин, это дитя всех твоих мужей - тебе не обязательно знать, от кого она. Вот когда у тебя будет четверо-пятеро, я скажу тебе, чьи они, если тебе еще будет любопытно". Больше я никогда не спрашивала.) Итак, я была беременна, когда вернулся Теодор, и это пришлось Очень кстати - по прошлому опыту я знала, что он будет сердечнее и раскованнее со мной, если мы соединимся только ради любви и наслаждения и счастливого пота. Не ради продолжения рода.
     Так все и было. Но для начала Теодор рухнул в обморок. Хильда Мэй, возглавлявшая отряд моих спасателей, устроила для Теодора прием с сюрпризом и вывела меня к нему в костюме, имевшем большое символическое значение - туфельки без пяток на каблуках, длинные чулки и зеленые подвязки, - а он-то думал, что я еще в Америке за два тысячелетия в прошлом и меня еще предстоит спасать.
     Хильда совсем не хотела пугать Теодора до потери сознания - она любит его и впоследствии вышла за него и за нас всех вместе со своим мужем и всем семейством; в этом маленьком эльфе нет ни капли злобы. Она подхватила Теодора, когда он упал, или попыталась подхватить, и он не пострадал - и такого праздника, как наш, не видывали с тех пор, как Рим горел. У Хильды Мэй много разных талантов, в постели и вне ее, но уж праздники она умеет устраивать лучше всех на свете.
     Пару лет спустя Хильда стала главным распорядителем торжеств, подобных которым никогда еще не было - даже Парчовое Поле <место близ Кале и пышное празднество в честь встречи Генриха VIII и Франциска I в 1520 году> не шло в сравнение с Первым Ежевиковым Конгрессом Межмирового Общества Эсхатологических Пантеистических Мультиличностных Солипсистов, на который прибыли гости из десятков вселенных. Чудесный был праздник, а те немногие, что погибли во время игрищ, направлялись прямо в Валгаллу - я сама видела. После этого празднества в нашу семью влилось еще несколько мужей и жен - не сразу, а постепенно - в том числе Хейзел Стоун, или Гвен Новак, которая дорога мне не меньше Тамары, и доктор Джубал Харшо, мой муж, к которому я обращаюсь, когда мне по-настоящему нужен совет.
     Как раз к Джубалу и обратилась я через несколько лет, когда поняла, что, несмотря на все чудеса Бундока и Терциуса, несмотря на счастье быть членом любящей семьи Лонг и на удовольствие изучать превосходнейшую медицину Терциуса и Секундуса, и постигать самую лучшую на свете профессию реювенатора, мне все же чего-то недостает.
     Я никогда не переставала думать о своем отце, всегда тосковала по нем. Ведь подумать только:
     1) Либа воскресили, когда он был уже застывшим трупом, и преобразовали в женщину.
     2) Меня спасли от верной смерти в глубоком прошлом. (Когда восемнадцатиколесный самосвал сталкивается с человеком моего размера, останки последнего собирают промокашкой.) 3) Полковника Ричарда Кэмпбелла спасали от верной смерти дважды и меняли историю лишь ради его успокоения, поскольку его услуги требовались для спасения компьютера, устроившего Лунную революцию в третьей параллели.
     4) Самого Теодора на первой мировой войне перерезало надвое пулеметной очередью, но его спасли и восстановили без единой царапины.
     5) Мой отец пропал без вести, как и Теодор в свое время. Полевой Корпус даже не сразу сообщил нам об этом - они спохватились много времени спустя и не указали никаких подробностей.
     6) Ученые, или философы, или метафизики, или кто там придумал воображаемый эксперимент "кошка Шредингера", утверждают, что кошка не жива и не мертва - она всего лишь туман вероятностей, пока кто-нибудь не откроет коробку.
     Я в это не верю. И не думаю, чтобы Пиксель поверил.

***

     Но жив мой отец или нет - там, в далеком двадцатом веке? И я заговорила об этом с Джубалом.
     - Не могу тебе сказать, мама Морин, - ответил он. - А ты очень хочешь, чтобы отец твой был жив?
     - Больше всего на свете!
     - И готова рискнуть ради этого всем? Даже жизнью? Или, что еще хуже, полным разочарованием? Крушением всех надежд?
     - Да. Готова, - глубоко вздохнула я.
     - Тогда вступай в Корпус Времени и учись, как надо делать такие вещи.
     Вскоре - лет так через десять-двадцать - сможешь составить план операции.
     - Через десять-двадцать?
     - Может и дольше затянуться. Но когда работаешь со временем, вся прелесть в том, что его всегда полно и спешить некуда.

***

     Когда я сказала Иштар, что хочу уйти в бессрочный отпуск, она не стала спрашивать почему - только сказала:
     - Мама, я давно уже вижу, что эта работа не приносит тебе счастья, и жду, когда ты сама это поймешь. - Она поцеловала меня. - Может быть, век спустя ты откроешь, что в ней твое истинное призвание. Торопиться некуда.
     А пока будь счастлива.
     И вот двадцать лет по своему личному времени и почти семь по бундокскому я отправлялась туда, куда меня посылали, и расследовала то, что мне поручали. В боевиках я никогда не состояла - я не Гретхен, чей первенец происходит и от меня (полковник Эймс мой внук от Лазаруса), и от моей брачной сестры Хейзел-Гвен (Гретхен ее правнучка). Майор Гретхен высокая, сильная, мощная валькирия, смерть врагу и с оружием и без.
     Драка - это не для Морин. Но в Корпусе нужны разные. Моя способность к языкам и любовь к истории делают меня подходящей разведчицей земли Ханаанской - или Японии тридцатых годов, любой страны и планеты.
     Единственный другой талант, которым я обладаю, тоже иногда пригождается.
     Итак, после двадцати лет практики предварительных исторических изысканий, касающихся параллели № 2 во второй фазе Постоянных Войн я взяла свободный уик-энд и купила билет на пространственно-временной автобус Бэрроу-Картера, идущий в Нью-Ливерпуль 1950 года, с целью поближе изучить историю войны 1939-1945 годов. Хильда создала целую подпольную сеть во всех вселенных - один из ее сообщников устраивает рейсы на все исследованные планеты и во все параллели времени в рамках определенного интервала - могут доставить и в точную дату, если заплатишь.
     Водитель только что объявил: "Следующая остановка - Нью-Ливерпуль, Земля Прим, 1950 год второй параллели. Не забывайте свои вещи в салоне!" и тут раздался треск, автобус накренился, сопровождающий сказал: "Пройдите к аварийному выходу - сюда, пожалуйста". Кто-то сунул мне ребенка, все заволокло дымом, и я увидела мужчину с кровавым обрубком на месте правой руки.
     Наверное, я отключилась, потому что не помню, что было после.
     И очнулась в постели с Пикселем и с трупом.

Глава 27
КОВЕНТРИЙСКИЙ ПЕРЕЛОМ

     Наесться вдоволь мне не пришлось.
     Завтрак был в мою честь, и все было вкусно, но мне понадобились бы два рта: один, чтобы есть, а другой - чтобы перецеловать всех пятьдесят человек. Впрочем, я не особенно проголодалась. Даже в заключении меня кормили прилично, а в плену у Комитета я получала все самое лучшее с кухни отеля.
     Изголодалась я только по любви и по человеческому теплу.
     Как я уже сказала, банкет давали в мою честь - но Пиксель был убежден, что в его, как и все банкеты, на которых он присутствует, и вел себя соответственно. Он обходил пиршественные ложа, задравши хвост, принимал из рук угощение и ласкался к своим друзьям и вассалам.
     Подошла Дагмар, попросила Лаз подвинуться, пристроилась рядом со мной, обняла меня и поцеловала. Я прослезилась.
     - Дагмар, даже сказать не могу, что я почувствовала, услышав твой голос. Ты ведь останешься с нами? Тебе здесь понравится.
     Она усмехнулась, продолжая обнимать меня:
     - А ты что думаешь, я хочу обратно в Канзас-Сити? Бундок по сравнению с ним просто рай.
     - Ладно! Я - твой спонсор. - Придерживая ее за талию, я добавила: Ты прибавила несколько фунтов, и это тебе идет. А загар какой красивый!
     Или ты побрызгалась аэрозолем?
     - Нет, я загорала как положено; лежала на солнце, медленно увеличивая дозу. Ты не поверишь, Морин, как приятно загорать, зная, что в твоем родном городе за это полагается публичная порка.
     - Жалко, что я не могу загорать как Дагмар, мама, - сказала Лаз, сразу высыпают эти здоровенные веснушки.
     - Ты вся в меня. Ляпис Лазули - я тоже всегда покрываюсь веснушками.
     Приходится расплачиваться этим за то, что мы рыжие.
     - Знаю. А вот Дагмар может загорать день за днем, месяц за месяцем, и хоть бы одна веснушка. Посмотри только на нее.
     Я села.
     - Что ты сказала?
     - Что у Дагмар не бывает веснушек. И все наши мужики за ней бегают. Лаз пощекотала Дагмар. - Правда, Даг?
     - Ну уж и все!
     - Нет, ты сказала "месяц за месяцем". Дагмар, в последний раз я видела тебя две недели назад. Сколько времени ты здесь?
     - Я-то? Да уж года два. Говорят, твой случай был сложный.
     Мне не следовало бы удивляться, проведя в Корпусе Времени двадцать лет по личному времени и семь по бундокскому. Парадоксы времени для меня не новость; я веду дневник, чтобы отличить свою личную параллель от всех прочих параллелей и времен, в которые меня засылают. Но на этот раз я сама стала объектом операции "Два М" ("Мама Морин"). По своему личному времени я отсутствовала пять с половиной недель, а им понадобилось больше двух лет, чтобы отыскать меня и спасти.
     Лаз кликнула Хильду, чтобы та объяснила мне, что к чему. Хильда втиснулась с другого боку между мной и Лорелеей Ли - хорошо еще, что она не занимает много места.
     - Ты сказала Тамаре, мама Морин, - начала она, - что тебя не будет только пару дней. Она, конечно, знала, что ты врешь, но, как всегда, не стала разоблачать твою невинную ложь, думая, что ты собралась на Секундус развлечься и походить по магазинам.
     - Я и в самом деле собиралась вернуться на другой день, Хильда Мэй, невзирая на то, сколько времени займут мои поиски. Я хотела провести в Британском музее несколько недель 1950 года второй параллели, чтобы как можно подробнее изучить все, что касается Битвы за Британию 1940-1941 годов, и специально для этого имплантировала новый диктофон. В Англию времен войны я не решалась отправиться без подготовки - того и гляди, расстреляют как шпионку по законам военного времени. Завершив свои изыскания, я вернулась бы на другой день к обеду... если бы это корыто времени не сломалось.
     - Оно не сломалось.
     - Как так?
     - Диверсия, Мо. Ревизионисты. Те самые паскудники, которые чуть было не убили Ричарда, Гвен-Хейзел и Пиксель в третьей параллели. Мы так и не выяснили, зачем им понадобилось останавливать тебя и притом именно таким способом - пленных мы не брали и разделались с ними слишком быстро. Я говорю "мы", хотя сама в этом не участвовала: я ведь человек кабинетный, как известно. Этим занялись старые профи: Рич, Гвен и Гретхен совместно с отрядом из пятой параллели под командованием ленсмана Теда Смита. Но Круг поручил руководство операцией "Два М" мне, и это я раскопала сведения, приведшие нас к ревизионистам. Получила я их главным образом от водителя автобуса. Напрасно я взяла на работу этого подонка, Морин. Моя неосмотрительность чуть было не стоила тебе жизни. Прости меня.
     - За что? Милая моя Хильда Мэй, если бы ты много лет назад не спасла меня из Альбукерке, я была бы мертвым-мертва. Не забывай об этом, как не забываю я.
     - Не надо благодарить меня, Мо - мне каждый раз только в радость тебя спасать. Я позаимствовала немножко змей у Патти Пайвонской и стала допрашивать того придурка, подвесив его вниз головой над змеиной ямой. Это освежило его память, и он выдал нам, в какой параллели и в каком месте тебя искать - в Канзас-Сити 2184 года грегорианского календаря, начиная с двадцать шестого июня, в ранее неисследованном ответвлении второй параллели, где не имела места Вторая Американская революция. Теперь эта параллель обозначается как одиннадцатая - довольно скверный отрезок времени, и Круг уже взял ее на заметку - надо будет почистить там и прижечь, когда руки дойдут. - Хильда нагнулась и поманила Пикселя, заговорив с ним по-кошачьи: тот тут же прибежал и пристроился у нее на коленях, громко мурлыча. - Мы заслали агентов в тот Канзас-Сити, но они потеряли тебя в день твоего появления там - точнее, в ночь. Они проследили тебя от гранд-отеля "Август" до чьего-то частного дома, а оттуда до дворца мэра и карнавала на улице. Потом след оборвался. Но с тобой был Пиксель хотя он и тут чуть ли не каждый день бывал.
     - Как он это делает?
     - А как "Веселая Обманщица" ухитряется держаться без крена, хотя у нее ванные по обоим бортам? Морин, если ты продолжаешь верить в мир как логику, тебе никогда не понять, что такое мир как миф. Пиксель ничегошеньки не знает об эйнштейновском пространстве-времени, о предельной скорости света, о гиперскачке и прочих измышлениях теоретиков, поэтому они для него просто не существуют. Пиксель знал, в каком месте существующего для него мира находишься ты, но по-английски он изъясняется с трудом - в Бундоке. Поэтому мы перенесли его туда, где он может говорить...
     - Куда это?
     - В страну Оз, конечно. Пиксель не знает, что такое собор, но подробно описал его, когда нам удалось его отвлечь от исследования восхитительных новых мест. Трусливый Лев помог нам его расспросить, и Пиксель впервые в жизни был поражен - наверное, ему захотелось вырасти таким же большим. Потом мы срочно выслали отряд - вытащить тебя из тюрьмы Верховного Епископа. Но тебя там не оказалось.
     - Зато оказалась я, - подхватила Дагмар. - Пиксель привел их прямо ко мне, в твою камеру - прокторы взяли меня, как только ты сбежала.
     - Да, - подтвердила Хильда. - Дагмар подружилась с тобой, а это было небезопасно, особенно после гибели Верховного Епископа.
     - Дагмар, прости меня!
     - За что же? Все хорошо, что хорошо кончается. А посмотри, как хорошо мне здесь. Ну так вот, мы все отправились обратно в Оз, и я, послушав Пикселя, сказала Хильде, что тебя держат в гранд-отеле "Август".
     - Как же так? С него ведь все и началось!
     - Туда мы и вернулась - в апартаменты, которые не значились на плане отеля и куда можно было попасть только на частном лифте из подвала. Тут мы эффектно появились на сцене и застали Комитет врасплох.
     К нам присоединился Лазарус - он сидел на траве у моих ног, не вмешиваясь в разговор, и я спрашивала себя, надолго ли хватит его ангельского поведения.
     - Ты даже не знаешь, мама, насколько права, сказав, что все началось с отеля. Помнишь, как мы переехали - я тогда еще учился в средней школе?
     - Конечно. На старую ферму.
     - А потом после второй мировой войны ты продала дом, и его снесли.
     Как хорошо мне все это помнилось!
     - И на том месте построили гарримановский "Хилтон".
     - Так вот - гранд-отель "Август" и есть гарримановский "Хилтон". Он, конечно, через два века уже немного не тот, но мы изучили хилтоновский план и обнаружили те престижные апартаменты, неизвестные широкой публике.
     - Лазарус потерся щекой об мое колено. - Ну, кажется, все, Хильда?
     - Вроде бы.
     - Погодите! - запротестовала я. - А что же случилось с ребенком? И с мужчиной, которому оторвало руку во время аварии?
     - Морин, - мягко сказала Хильда, - я тебе третий раз повторяю: никакой аварии не было. "Ребенок" - просто кукла, имитация. Которую тебе сунули, чтобы занять твои руки и отвлечь внимание. А "раненый" служил ошеломляющим зрелищем, пока тебе делали укол, - это давний инвалид, а свежая кровь - просто грим. Когда я допрашивала своего водителя над змеиной ямой, он сделался весьма разговорчив и рассказал мне немало всяких пакостей.
     - Хотела бы я с ним поговорить!
     - Боюсь, что это невозможно. Я не люблю, когда мои люди меня предают.
     Ты у нас добрая душа, а я нет.

***

     - Пары хирург-сестра подобраны так, чтобы лучше соответствовать друг другу с профессиональной точки зрения. - Мы все собрались в лекционном зале Мемориала Айры Джонсона, и Джубал начал свой доклад. - Вот наши предварительные наметки:
     Доктор Морин - Ляпис Лазули;
     Доктор Галахад - Лорелея Ли;
     Доктор Иштар - Тамара;
     Доктор Харао, то есть я - Джиллиан;
     Доктор Лейф Хьюберт, он же Лазарус - Хильда; и, наконец Доктор Айра Джонсон - Дагмар Доббс.
     Ты, Дагмар, не совсем подходишь Джонсону I - ведь ты по своей квалификации опережаешь его на полтора века, не говоря уж о тех знаниях, что приобрела здесь. Но ничего лучшего мы придумать не смогли. Доктор Джонсон не знает, что с ним будешь работать ты. Однако нам известно по литературе и по многочисленным устным свидетельствам - наши агенты собирали их и в Ковентри, и в других местах с сорок седьмого по пятидесятый год, расспрашивая людей, служивших в ту войну в медицинских подразделениях гражданской обороны, - нам известно, что сестру могли назначить к хирургу в последнюю минуту, наспех, не спрашивая, какая у кого квалификация. Боевые условия, Дагмар. И если ты окажешься там первой, когда завоют сирены, - а так оно и будет - доктор Джонсон возьмет тебя без разговоров. - Постараюсь, чтобы взял.
     - Возьмет, не сомневайся. Все наши бригады первой помощи будут в халатах и в масках, обычных для Англии 1941 года, и будут использовать инструментарий, не слишком бросающийся в глаза своим анахронизмом... Хотя что можно заметить при такой бомбежке. - Джубал оглядел зал. - Все участники нашей операции - добровольцы. Я неоднократно подчеркивал, что вы идете в настоящий бой. Если вас убьют в Англии 1941 года, это может изменить историю - но вас-то убьют. Фугаски нацистского Люфтваффе убивают не хуже всяческого экзотического оружия позднейших времен. Вот поэтому мы все - добровольцы и каждый еще может отказаться до начала операции. Все девушки майора Гретхен тоже идут добровольно - и получают наиболее высокий гонорар. - Джубал откашлялся. - Но есть у нас один доброволец, который нам не нужен и которого необходимо оставить дома. Дамы и господа, куда нам, черт побери, девать Пикселя? Когда начнут бомбить и наш перевязочный пункт завалят ранеными, нам меньше всего будет нужен кот, которого невозможно запереть. Полковник Кэмпбелл? Это твой кот.
     - Ты неправильно подходишь к вопросу, доктор, - ответил мой внук Ричард Эймс Кэмпбелл. - Пиксель мне не принадлежит. Как и любому другому здесь. Я согласен - нельзя допустить, чтобы он в бою путался у нас под ногами. Кроме того, я и за него беспокоюсь: он ведь не знает, что бомбы могут убить. Он попадал уже в перестрелку котенком, и чуть было не погиб.
     Я не хочу, чтобы это повторилось. Но не могу придумать, как его запереть.
     - Минутку, Ричард, - поднялась Гвен-Хейзел. - Можно внести предложение, Джубал?
     - Хейзел, у меня тут записано, что всей операцией от начала до конца командуешь ты. Поэтому предложение, я полагаю, ты можешь внести - по крайней мере одно.
     - Ладно тебе, Джубал. У нас в семье есть человек, который имеет на Пикселя больше влияния, чем я или Ричард. Моя дочь Вайоминг. - И она согласна нам помочь?
     - Согласится.
     - Допустим - но сможет ли она не спускать глаз с Пикселя целых четыре часа? По техническим причинам, связанным с пространственно-временными воротами, у нас уйдет на операцию примерно столько бундокского времени так говорит доктор Бэрроу.
     - А можно мне сказать? - вмешалась я.
     - Хейзел, уступаешь слово?
     - Что за глупости, Джубал - конечно.
     - Без Вайо нам действительно не обойтись - на эту девочку вполне можно положиться. Но тут ей Пикселя не уберечь - он мигом улизнет. Давайте отправим их в страну Оз и оставим у Глинды. Точнее, у Бетой, но Глинда своими чарами должна помешать Пикселю проходить сквозь стены.
     - Ну как, Хейзел?
     - Они оба будут в восторге.
     - Значит, так и решим. А теперь вернемся к операции. Попрошу голограмму. - Позади и вокруг Джубала возникла огромная живая картина. Это не настоящий Ковентри, а учебная потемкинская деревня, которую построила для нас Афина километрах в восьмидесяти отсюда. Поклон тебе, Фина.
     - Спасибо, папа Джубал, но тут поработал "Шива" - мы с Майкрофтом Холмсом составили синергетическую параллель, а дирижировала Минерва. И раз уж вы тут все собрались, позвольте напомнить - Минни, Майк и я приглашаем всех на нашу свадьбу по завершении операции "Ковентрийский перелом". Так что подумайте заранее о свадебных подарках.
     - Фина, ты откровенная материалистка, и потом - ваши композитные тела еще далеко не готовы.
     - Да что ты? Иштар позволила перенести наши тела в Веулу <в аллегорическом романе Беньяна "Путь паломника" - благословенная земля, откуда пилигримам уже виден Небесный Град>, и теперь нас можно раскупорить и оживить в любой удобный для Нас день. Подучи-ка законы темпорального парадокса, Джубал.
     - Хорошо, - вздохнул Джубал. - Я уже предвкушаю, как буду целовать невест. А теперь, может быть, продолжим разбор операции?
     - Не спеши, папуля. Уж тебе ли не знать, что при межвременных операциях спешить некуда.
     - Верно - но нам не терпится. Итак, друзья, Фина - или Шива - создали наш учебный полигон по фотографиям, кинопленкам и голограммам, снятым в Ковентри 1 апреля 1941 года. Это год настолько отдаленный, что все параллели времени, патрулируемые агентами Ближнего Круга, еще представляют собой единую линию. А посему все, что бы мы ни предприняли в Ковентри 1941 года, отразится на всех цивилизованных параллелях - "цивилизованных" в узком смысле, конечно: Круг не совсем объективен. В ходе подготовительных исследований выяснился один странный факт. Лазарус, тебе слово.
     Мой сын встал.
     - Вторая мировая война 1939-1945 годов, какой я ее помню, закончилась гораздо более благоприятно для Англии и Европы, чем показывают наши недавние исследования. Например, мой брат, Брайан Смит младший, был ранен во время высадки в Марселе, а затем его направили в Англию, в Солсбери, тренировать американцев. Помнишь, мама?
     - Конечно, Вудро.
     - А вот свежие исторические изыскания показывают, что этого быть не могло. Германия выиграла Битву за Британию, и не было ни высадки в Марселе, ни тем более американской учебной команды в Англии. Зато Германию забросали атомными бомбамиамериканскиебомбардировщикиБ-29, базировавшиеся в Северной Африке. Друзья мои, я участвовал в этой войне и никаких атомных бомбардировок в Европе при мне не было.
     - Спасибо, Лазарус. Я тоже участвовал в той войне, причем воевал в Северной Африке. Б-29 там при мне не базировались, и никаких атомных бомб на европейском театре не применялось - поэтому данные исторической разведки поразили меня не меньше, чем Лазаруса. Эти неблагоприятные данные и побудили нас превратить операцию "Джонсон I", имевшую целью обнаружение и спасение доктора Айры Джонсона, старейшины рода Джонсонов, в операцию "Ковентрийский перелом", в которую операция "Джонсон I" входит как одна из фаз, но цель которой гораздо обширнее - она призвана изменить исход войны.
     8 апреля 1941 года избрано днем операции не только потому, что доктор Джонсон находился там как врач гражданской обороны, но еще и потому, что Ковентри в ту ночь гигантские "хейнкели" бомбили в четыре захода - это самый мощный налет, который когда-либо осуществляла нацистская военная авиация.
     Математики Круга вместе с Шивой сошлись на том, что это переломный момент, в который горсточка людей способна изменить ход истории. Задача девушек майора Гретхен - уничтожить эту воздушную армаду настолько близко к ста процентам, насколько позволит современное оружие. С их помойные Королевское Воздушные Силы выиграют Битву за Британию, а без нее налет бомбардированное может оказаться - или оказался - слишком мощным для "спитфайеров". Еще одна, скрытая цель операции "Ковентрийский перелом" цель третьего порядка, так сказать, - это спасение жизни пилотов "спитфайеров", чтобы те могли сражаться на следующий день.
     Наша операция как раз в духе Ближнего Круга - минимальное вмешательство, дающее максимальный результат, и Круг смотрит на нее весьма оптимистично.
     А теперь - внимание на голограмму. Мы смотрим на город с Луга Серых братьев, на котором в ту ночь находился перевязочный пункт Джонсона I. Эти три башни - все, что осталось от центра города после предыдущих бомбежек: колокольни собора Св.Михаила, церкви Серых братьев и церкви Св.Троицы.
     Слева от нас - колокольня поменьше, не вошедшая в кадр: это все, что осталось от старинного бенедиктинского монастыря, построенного в 1043 году Леофриком, графом Мерсийским, и его женой леди Годивой. Мы арендовали у графа эту башню, и в ней будут смонтированы ворота, которые доставят лучниц Гретхен в 1941 год. Может быть, вам интересно будет узнать, что к аренде, выплаченной золотом, был добавлен еще и презент - великолепный белый мерин, которого леди Годива назвала "Этельнот" и на котором совершила свой знаменитый выезд на благо горожан Ковентри. - Джубал откашлялся и ухмыльнулся. - Несмотря на многочисленные просьбы, исходящие в основном от Кастора и Поллукса, наша операция не предусматривает познавательной экскурсии на выезд леди Годивы <обыгрывается известная легенда о том, как леди Годива проехала по городу нагая - только на этом условии ее муж согласился отменить разорительные для горожан налоги>. На сегодня все, друзья мои. Для участия в операции следует быть убежденным в трех вещах: во-первых, что нацистский режим Адольфа Гитлера слишком страшен, чтобы дать ему победить; во-вторых, что нацистов желательно победить, не забрасывая при этом Европу атомными бомбами: и в-третьих что стоит рискнуть своей шкурой, чтобы это осуществить. Круг не все эти вопросы отвечает "да", но каждый из вас должен решить это со своей совестью. Если кто-то не готов от всей души ответить "да" на каждый вопрос - ему лучше не участвовать. Гедеонов отряд, в который войдут те, кто твердо решился, собирается на первое учение завтра в десять утра в нашем потемкинском Ковентри. Транспортная кабина для доставки на полигон находится к северу от этого здания.

***

     8 апреля 1941 года в 7 часов 22 минуты вечера над Ковентри садилось солнце, отсвечивая красным сквозь пороховую гарь и дым из труб. Глядя на город, я испытывала странное чувство - так он был похож на имитацию Шивы.
     Я стояла у входа в пункт первой помощи, где ночью будет работать (работал) отец. Это строение было сложено из мешков с песком, покрыто брезентом и выкрашено в защитный цвет.
     Рядом имелся примитивный сортир, а внутри - помещение для раненых и "операционная": три сосновых стола, несколько шкафов, на земляном полу дощатый настил. Водопровода не было - только бак с краном. И керосиновые лампы.
     Вокруг простирался Луг Серых братьев - запущенный парк, изрытый воронками от бомб. Монастырскую башню, арендованную нами у Леофрика, графа Мерсийского, супруга Годивы, не было видно, но я знала, что она к северу от меня, слева. Полевой агент Хендрик Хадсон Шульц, заключавший сделку с графом, доложил, что у Годивы действительно необычайно длинные, красивые волосы, но с подветренной стороны от нее стоять не рекомендуется - она, похоже, мылась не более двух раз в жизни. Отец Хендрик шестнадцать месяцев корпел над англосаксонским языком одиннадцатого века, над обычаями того времени, над средневековой латынью - а задание, стоившее таких трудов, выполнил за десять дней.
     Сегодня отец Хендрик находился при Гретхен в качестве переводчика боевой отряд сочли нецелесообразным обучать дочосеровскому английскому, поскольку у них принята галакта, а не английский, и их задача - стрелять, а не разговаривать.
     К северо-востоку от меня возвышались три шпиля, давшие городу его прозвище <"колокольный град">: Серых братьев. Св.Троицы и Св.Михаила.
     Церкви Св.Михаила и Св.Троицы были разрушены предыдущими бомбежками, и почти весь центр города лежал в руинах. Впервые услышав о бомбардировке Ковентри век назад по своему личному времени, я подумала, что бомбить исторический город способны только такие звери, как нацисты. Теперь, хотя преуменьшить злодеяния нацистов и заглушить смрад их газовых камер невозможно, я знаю, что бомбардировка Ковентри велась не просто ради Schreklichkeit <здесь: устрашения (нем.)>: Ковентри был важным промышленным центром Англии, таким же, как Питтсбург в Америке, а не тем буколическим городком, который я себе представляла. Так что, если сегодня судьба будет к нам благосклонна, мы не только уничтожим большинство тяжелых бомбардировщиков Люфтваффе, но и спасем жизнь многим ценным рабочим, не менее важным для победы, чем храбрые солдаты.
     Гвен-Хейзел занималась проверкой связи:
     - Кровь, я Конь Годивы. Как слышишь меня?
     - Конь, я Кровь. Слышу тебя.
     Этой ночью мы будем пользоваться уникальной сетью связи, в которой я даже не пыталась разобраться (я инженер по пеленкам и кухонный химик, а электрона сроду не видела), в сочетании с еще более поразительной пространственно-временной техникой.
     Снаружи задняя стена перевязочного пункта представляла собой штабель мешков с песком. Изнутри эта стена была завешена занавеской предполагалось, что там кладовая, но на самом деле там находилось двое пространственно-временных ворот: одни вели в 4376 год и в учебную клинику Бундока, а другие - оттуда сюда, чтобы медикаменты, персонал и раненые могли циркулировать туда и обратно, не создавая пробок. На бундокском конце еще одна пара ворот сообщалась с Веулой - чтобы направлять более трудные случаи на лечение туда, в иное измерение времени, а потом возвращать в Ковентри.
     Подобная этой, но несколько отличающаяся от нее пара ворот служила отряду Гретхен. Она со своими девушками и отцом Шульцем ждала внутри монастырской башни одиннадцатого века. Ворота, ведущие в двадцатый век, сработают только тогда, когда здесь завоют сирены и Гвен-Хейзел сообщит об этом Гретхен.
     Гвен-Хейзел могла вести переговоры с двадцатым, сорок четвертым и одиннадцатым веком поочередно или одновременно, пользуясь горловым микрофоном, подъязычными переключателями и встроенной в тело антенной, находясь и по нашу, и по бундокскую сторону ворот.
     Кроме того, она держала связь еще и с Зебом и Дити Картерами, которые на борту "Веселой Обманщицы" висели в тридцати тысячах футов над Ла-Маншем, недосягаемые ни для бомбардировщиков, ни для "мессершмиттов" и "фоккеров", ни для зениток того времени. "Обманщица" согласилась там находиться лишь в том случае, если ей самой позволят выбрать нужную высоту. ("Обманщица" - пацифистка, обладающая прискорбным, по ее мнению, боевым опытом.) Однако она ручалась, что и на этой высоте засечет, как поднимаются в воздух и формируются соединения "хейнкелей", гораздо раньше, чем британские береговые радары.
     После учений в "потемкинской деревне", где мы прорабатывали все ранения, которые только могли прийти в голову, большинство медицинских бригад решено было оставить на бундокской стороне ворот. Раненых будут сортировать и "безнадежных" отправлять в Бундок, где безнадежных случаев не существует - лишь бы мозг был жив и не слишком поврежден. Там будут работать доктора Иштар и Галахад во главе своих обычных команд (не обязательно добровольцев, ведь Ковентри они даже не увидят). После починки "безнадежных" отправят выздоравливать в Веулу на несколько дней или недель и еще до рассвета вернут в Ковентри. (Назавтра эти чудеса никто не сумеет объяснить. Нас уже и след простынет.) Каса и Пола их жены, мои дочки Лаз и Лор, назначили таскать носилки транспортировать тяжелораненых из Ковентри в Бундок.
     Мы предположили, что большое количество слишком хорошо оснащенных медиков, возникших, как из-под земли, при звуке сирен, только насторожит моего отца, и он учует, что дело здесь нечисто. Но когда раненые начнут поступать, ему уже будет не до того.
     Джубал и Джиллиан, дежурная бригада, пройдут в ворота в случае необходимости. Дагмар войдет, как только Дити на "Веселой Обманщице" сообщит, что бомбардировщики поднялись в воздух, - ей надо представиться доктору Джонсону сразу, как он появится. Когда завоют сирены, войдем мы с Лазарусом в масках и халатах - он врач, я сестра. Я могу быть и врачом, но как операционная сестра не в пример ценнее - практики больше.
     Предполагалось, что мы втроем завершим операцию: похитим отца, протащим его через ворота, а в Бундоке все ему объясним - в том числе то, что его могут омолодить, обучить новейшим достижениям медицины и вернуть в Ковентри того же восьмого апреля сорок первого года, если он будет настаивать. Если ему уж очень захочется.
     Но я надеялась, что к тому времени отец с помощью Тамары осознает, что возвращаться на Битву за Британию - чистейшее донкихотство, поскольку эта битва уже выиграна два тысячелетия назад.
     Тамара - мое секретное оружие. Благодаря чудесному стечению событий я все же стала женой своего любовника со звезд... то есть своего сына, как оказалось к моему изумлению и великому счастью. А вдруг свершится еще одно чудо, и я стану женой единственного мужчины, которого любила всегда, целиком и без оговорок? Отец непременно женится на Тамаре, как сделал бы любой мужчина, дай ему только случай - а уж Тамара устроит так, чтобы он женился и на мне. Я на нее надеялась.
     А не получится - с меня довольно, более чем довольно, будет и того, что отец жив.

***

     Я вернулась через ворота в Бундок и тут услышала голос Гвен-Хейзел:
     - Конь Годивы - всем постам. Дити сообщает, что бандиты в воздухе и строятся. Сирены прозвучат ориентировочно через восемьдесят минут.
     Подтвердите, как поняли.
     Гвен-Хейзел стояла рядом со мной сразу за воротами, но ведь она не только передавала сообщение, а и проверяла связь, и мне тоже полагалось ответить. Мое переговорное оснащение было простым: микрофон - не внутренний, а прибинтованный к горлу, невидимые наушники и антенна под одеждой.
     - Кровь-не-водица - Коню, - ответила я. - Вас поняла.
     И услышала:
     - Йомен - Коню, вас поняли. Восемьдесят минут. Час двадцать.
     - Кровь - Коню, - сказала я. - Я слышу Гретхен. Так и надо?
     Гвен-Хейзел отключила микрофон и сказала мне:
     - Нет, ты не должна ее слышать, пока вы обе не окажетесь в 1941 году.
     Но, будь добра, выйди опять в Ковентри, чтобы проверить еще раз.
     Я вышла - теперь связь между мной и Гвен-Хейзел, между сорок четвертым и двадцатым веком, работала нормально, но Гретхен я больше не слышала, как и полагалось. Тогда я вернулась в Бундок надеть халат и маску. При переходе был момент, когда что-то как будто вцеплялось в твою одежду и в ушах стреляло - я знала, что это статическая перегородка, уравновешивающая перепад давления, но все равно было жутко.
     Дити доложил, что в воздух поднимается конвой немецких истребителей.
     Немецкие "мессершмитты" были не хуже, если не лучше "спитфайеров", но им приходилось воевать на пределе горючего - основной запас бензина расходовался на перелет туда и обратно, и драться они могли только несколько минут - кто не рассчитал, падал в Ла-Манш.
     - Дагмар, вперед, - сказала Гвен-Хейзел.
     - Есть. - Дагмар прошла через ворота - в халате, маске и шапочке, но пока без перчаток. Да и Бог знает, какой толк от перчаток в боевых условиях. Разве что послужат защитой не столько раненым, сколько нам.
     Я завязала маску Вудро, он мне. Теперь мы наготове.

***

     - Конь Годивы - всем постам, - заговорила Гвен-Хейзел. - Звучат сирены. Йомен, открывайте ворота и переходите в другое время. Прием.
     - Йомен - Коню, слышу тебя, есть переходить.
     - Конь - Йомену, вас понял. Доброй охоты! Мо и Лазарус, можете идти, - добавила Хейзел. - Удачи!
     Я прошла вслед за Лазарусом - и сердце у меня екнуло. Дагмар помогала моему отцу надеть халат. Он взглянул на нас, когда мы появились из-за занавески, но больше не обращал внимания. Я слышала, как он говорит Дагмар:
     - Что-то я вас раньше не видел, сестра. Как вас зовут?
     - Дагмар Доббс, доктор. Можете звать меня Даг. Я только что из Лондона, привезла медикаменты и прочее.
     - То-то я в первый раз за много недель вижу чистый халат. И маски просто шик! А вы говорите, как янки, Даг. - Я и есть янки, доктор - как и вы.
     - Признаю себя виновным. Айра Джонсон из Канзас-Сити.
     - Да мы с вами земляки!
     - Мне так и показалось, что ваш выговор отдает кукурузой. Когда "хейны" сегодня уберутся восвояси, можем посплетничать о родных краях.
     - От меня мало толку - я не была дома с тех пор, как надела чепец.
     Дагмар занимала отца, не давая ему отвлекаться - и я про себя благодарила ее за это. Мне не хотелось, чтобы он заметил меня до конца операции - сейчас нет времени на воспоминания о былом.
     В отдалении упали первые бомбы.

***

     Я не видела этого налета. Девяносто три года назад - или в ноябре того же года, смотря как считать, мне довелось видеть, как падают бомбы на Сан-Франциско, и я ничего не могла тогда сделать - только смотрела вверх, затаив дыхание, и ждала. Поэтому я не жалею, что была занята и не видела, как бомбят Ковентри. Но слышать слышала. Если слышишь, как упала бомба значит, она слишком далеко, чтобы быть твоей. Так говорят, но я не очень-то этому верю.
     - Слыхала Гретхен? - спросила Хейзел у меня в ухе. - Говорит, они сбили шестьдесят девять штук из первой волны, а всего было семьдесят два.
     Я не слыхала Гретхен. Мы с Лазарусом занимались своим первым пациентом - маленьким мальчиком с сильными ожогами и раздробленной левой рукой. Лазарус приготовился к ампутации. Я смигнула слезы с глаз и стала помогать ему.